в динамике я слышал «Гутен таг» или «Морген», трубку передавал Абеларду. В то утро он выступал в роли переводчика.
Как только мы прибыли в аэропорт, я испытал удивление. По дороге мой водитель-переводчик объяснил, что Финкенвердер – необычный аэропорт. Его официальный статус – специальный, то есть он не предназначался для внутренних или тем более международных перевозок. По большей части на его территории дислоцировалась база какой-то авиакомпании. Но специальным юридическим и частным лицам иногда разрешалось совершать посадки на их полосы, разумеется, за бешеные деньги.
– Вы потратили на это баснословную сумму, мистер Радецкий! – произнес Абелард, когда мы остановились прямо у трапа самолета «Эйрбас 319».
– Я догадался, – шутливо ответил я.
Возле самолета помимо нашего «Мерседеса» в рядок уже стояли четыре черных микроавтобуса той же марки. В них полным ходом шла погрузка оборудования из самолета. По крайней мере, так думал я, глядя на большие, средние и маленькие деревянные коробки. Рядом с двумя таможенниками, которые увлеченно проверяли документы, стояли трое мужчин в одинаковых плащах. Двое из них были просто огромны – ростом не ниже двух метров, а ширину их плеч можно было сравнить только с одной из больших деревянных коробок, запихиваемой грузчиками в салон авто. Третий на фоне этих громил казался маленьким гномом, хотя по комплекции был не меньше меня.
– Гутен таг! – мягким тоном произнес один из таможенников, когда мы с Абелардом подошли к толпе.
Я посмотрел на своего водителя. Он понял меня без слов и тут же вступил в диалог на немецком. Я отвернулся и, задрав голову, посмотрел на одного из тройки. Он уже смотрел на меня.
– Вы, видимо, мистер Радецкий? – суровым басом спросил он.
– Здравствуйте. Да. Меня зовут Ян. Это из-за меня вы здесь, – я по очереди посмотрел на каждого.
– Очень приятно, Ян. Меня зовут Джозеф. Это Билл, – он указал на себе подобного здоровяка. – А это Оливер, – тыльная сторона его правой ладони коснулась плеча низкого соседа.
– Очень приятно. Я смотрю, погрузка завершена. Может, тогда выдвинемся на место? – с присущим мне командирским тоном предложил я.
Вся тройка одновременно закивала головами.
Мы расселись по машинам. Джозефа я посадил в свой автомобиль, и мы тронулись первые, указывая путь остальным. Из разговора я понял, что Джозеф является своего рода главным в их тройке. Это и неудивительно. Его огромный нос, широкий лоб и большие скулы говорили о том, что он был рожден для командования другими. Еще в машине я заметил армейскую выправку этого громилы. И был прав. Раньше, по словам самого Джозефа, он служил военным доктором, но был комиссован из-за ранения. Сменив квалификацию, стал успешным врачом в области онкологии. На вид ему было не больше сорока, хотя сам он признался, что год назад разменял шестой десяток. Меня это поразило в нем больше всего. Его физическая форма, лицо и кожа не выдавали возраст своего хозяина, наоборот, они подчеркивали непревзойденное преимущество его перед ровесниками.
За разговорами дорога пролетела незаметно. Мы подъехали к хоспису за час до обеда. Пока грузчики выгружали оборудование из машин, я собрал всех троих врачей вокруг себя. Моей задачей, как мне казалось, было наставить этих, без сомнения, одних из лучших в медицине людей на правильный лад. Найти с ними общий язык и попытаться вместе продлить жизнь не только Виктора, но и остальных жителей хосписа.
– Мы постараемся сделать максимально возможное для них, – обнадежил меня Джозеф.
Я верил ему. И не потому, что он говорил умные слова или имел огромный опыт за такими же огромными плечами. Нет. Просто в его глазах я увидел надежду. Она пылала таким ярким пламенем, что усомниться было нельзя.
Закончив разгрузку ящиков из машин, рабочие приступили к их переносу в дом. Толпа зевак ошеломленно наблюдала за происходящим. Кто-то стоял в доме, уткнувшись носом в окна, кто-то смотрел на нас с улицы, изображая уборку территории (бесцельно орудуя инвентарем). Спустя полчаса интенсивных мельтешений все оборудование было в доме, а деревянные коробки благополучно сгрузились в один микроавтобус.
Всю аппаратуру разместили в свободном кабинете на первом этаже, тем самым превратив его в небольшой, но очень функциональный медицинский центр. Пока Билл и Оливер занимались настройкой, а Джозеф разговаривал с персоналом, я наблюдал за происходящим, сидя в гостиной. Их слаженная работа толкала меня на мысль о том, что они являются звеньями одной цепи – цепи помощи и надежды. С момента нашего знакомства дикое переживание во мне стало сменяться спокойствием. Будто они были не обычными врачами, а всесильными шаманами-лекарями, способными вылечить от любого недуга. Я представил, как эти трое, облаченные в длинные шаманские балахоны с бубном в руках, отплясывают возле костра в пещере и издают протяжные стоны. Эта картина меня развеселила. Я засмеялся вслух.
– Я вижу, у вас хорошее настроение, мистер Радецкий, – констатировала вошедшая в дом Эмилия.
– Есть такое. Я полон радости и надежд.
– Вы уже все подготовили? – она осмотрелась.
– Они заканчивают настройку. Скоро все будет сделано, – отчитался я.
– Как мальчик? Вы заходили к нему?
Я опустил голову. Ширма хорошего настроения резко отдернулась и оголила суровую реальность. К Виктору меня не пустил Джозеф, сославшись на подготовительные мероприятия, поэтому я и коротал время в гостиной, дожидаясь какого-то результата.
– Нет. Мне не разрешили, – с грустью ответил я.
– Вы сами это затеяли, Ян, – бросила Эмилия.
Она тогда впервые назвала меня по имени. Моя шея вытянулась навстречу ей, глаза округлились, а осанка выпрямилась. Я запомнил этот момент очень хорошо. Во мне зародилось упование на то, что наши чисто деловые отношения наконец-то переступили барьер официальности и стали на шаг ближе к финишу – дружбе. У Эмилии не было настоящих друзей, так же как и у меня, и у Наронга, и у многих других людей. Это читалось в глазах, действиях, манере поведения. Дружба, как вид отношений, основана на принципах честности и общих интересов. Чтобы заручиться с кем-то дружбой, вы должны сходиться с ним в совместной и добровольной деятельности. В такой деятельности, при которой вам друг от друга не нужно будет ничего, кроме взаимопонимания и поддержки. В окружении Эмилии (да и моем тоже) таких людей практически не имелось. С ней было тяжело сойтись, ведь все, что ее интересовало в последнее время, – это дети. Причем дети, у которых не было шанса на взрослую жизнь. Она тонула в этом омуте смерти с головой, и вряд ли нашелся хотя бы один человек, готовый делать это вместе с ней.
– У нас все готово! – басистый голос содрогнул тишину. В дверях гостиной стоял Джозеф.
Я одобрительно кивнул, а затем встал.
– Джозеф, я верю в вас!
Он подошел ко мне и положил огромную ладонь на мое плечо:
– Ян, мы