была новая одежда для Виктора, которую я купил вчера вечером в одном из детских магазинов неподалеку от моего отеля. Абелард снова оставил меня без присмотра и умчался куда-то в город, как я и велел ему. А я потопал по родной тропинке к дому. На пути мне встретились те самые мужчина и женщина, знакомство с которыми произошло не в лучшей форме. В этот раз они приветливо улыбнулись и что-то произнесли по-немецки. Я кивнул в ответ и распростерся в широкой, пусть и натянутой улыбке. Дом, как всегда, действовал на меня успокаивающе. Была в его стенах какая-то добрая энергия. Я прошел в гостиную и сел на тот же диван, что и вчера. Первой, кого я встретил в доме, оказалась Эмилия. Она выглядела потрясающе. На ее не худом, но фигуристом теле было желтое платье в красный горошек. Рыжие волосы, собранные в хвост, аккуратно свисали на одно плечо. А серые туфли на высоком каблуке идеально гармонировали с остальными атрибутами. Мы поздоровались, перекинулись парой слов. Она, разузнав, как я себя чувствую, разрешила пройти в комнату к Виктору, так как его процедуры уже закончились.
Я постучался в дверь бежевого цвета с цифрой семь. Под этим номером значилась комната Виктора. Тихий тонкий голосок отозвался сразу же. Я открыл дверь, выставив вперед руку с пакетом, а затем вошел сам. Счастливые глаза Виктора было видно издалека. Он сидел на кровати в предвкушении моих подарков и еле сдерживался, чтобы не вскочить за ними. Я поздоровался с ним рукопожатием. Его рука показалась мне крепче, чем вчера. Он подвинулся на край кровати, освободив место для меня, и свесил ноги.
– Как ты себя чувствуешь, Виктор? – я присел рядом.
– Хорошо, – отозвался он, делая непонятные движения руками.
Наверное, так Виктор выражал свое хорошее настроение, потому что я нередко становился свидетелем этого действия. Вообще этот маленький, но взрослый мальчик был большой загадкой для меня. Его привычки, служившие своеобразным ритуалом, постепенно начинали мне нравиться, и я стал испытывать удовольствие при их наблюдении.
То, с какой легкостью Виктор совершал те или иные странные поступки, надо было видеть, а еще лучше чувствовать. Своих повадок он не стеснялся, словно ему было все равно на находящихся рядом людей – в те моменты он уходил в себя.
– Будешь смотреть, что я тебе принес? – заинтриговывал его я.
– Да, да, да! Буду!
– Ну, хорошо. Тогда вот, смотри! – я открыл пакет.
Виктор залез в него с головой и рассмеялся. Спустя какое-то время он вытащил голову и, не переставая смеяться, засунул в пакет свою руку. Первым, что он достал,– стала кофта нежно-синего цвета. Она не отличалась яркостью или броскостью, однако продавцы (через моего переводчика Абеларда) заверили меня в ее качестве и удобстве. Это было главным. Второй вытащенной вещью оказались брюки свободного покроя, но при этом достаточно плотные и теплые. Еще в пакете было несколько футболок, но их мальчик доставать не стал. Смотря на эти вещи, он был крайне удивлен и взволнован, но постепенно его глаза стали наполняться радостью. Уже через минуту он весь светился от счастья. Заметив, как я пристально наблюдаю за ним, он стыдливо отвел глаза.
– Что такое, Виктор?
– Ничего.
Его дрожь в голосе говорила об обратном.
– Тебе не нравится? Цвет или что-то еще?
– Нет, нет! Все нравится, – запротестовал он, – просто… мне редко дарят подарки.
– Это не подарки, Виктор. Вещи нельзя называть подарками. Это знак внимания, – успокаивал я.
– А почему это не подарки? – Виктор посмотрел на меня красными глазами.
– Не знаю. По крайней мере, так думаю я.
– А ты правильно думаешь? – он нахмурился.
– Не знаю.
– Почему ты не знаешь? Ты же взрослый, а взрослые должны все знать. Ты просто не хочешь знать.
Его детской логике можно было только позавидовать. Если бы все рассуждали как Виктор, в нашем мире стало бы меньше непонимания и больше простоты – того, чего зачастую не хватает нам всем.
– Да, тут ты прав, – согласился я.
– Ну вот! – расцвел он.
– Так мы будем собирать на прогулку или нет?
– Будем! Будем! Давай!
Я помог ему надеть новые брюки, футболку, свитер и куртку, но застегивать не стал, чтобы раньше времени мальчик не спарился. Уже в гостиной он сам надел шапку и застегнулся.
На улице (после своего ритуала) Виктор попросил меня прогуляться с ним за территорию хосписа. Отказать я не мог, хотя это и было нарушением режима. Мой слабый статус волонтера не позволял далеко отходить от дома с ребенком во избежание неприятных ситуаций. Я это понимал. Но когда на тебя смотрит со щенячьим, умоляющим видом маленький больной мальчик, отказать не получается.
Мы вышли за забор. Погода не переставала удивлять: рано утром прошел небольшой снег, но под гнетом золотых лучей солнца белые следы постепенно таяли.
– А где ты работаешь? – полюбопытствовал Виктор, когда мы в очередной раз остановились, чтобы он смог перевести дух.
– Я владею большой компанией, – руками я изобразил нечто похожее на шар для большей убедительности.
– Это как?
– Ну у меня есть много помощников, и все мы делаем одно дело, а я поправляю их и иногда учу чему-то новому.
– Ты похож на учителя в школе… Они тоже учат.
– Да, что-то вроде учителя, только для взрослых.
– Мне нравилось учиться. Правда… сейчас я не хожу в школу. Это плохо?
– Тебе разрешено не ходить. На тебя не будут ругаться из-за этого, – я старался очень обдуманно отвечать на вопросы Виктора, дабы не сказать чего лишнего.
– Ясно, – он дернул меня за руку.
Это означало, что пора начинать движение. Его шаги были мелкими и осторожными. Он словно прощупывал почву, перед тем как наступить на нее всем весом. Дальше мы пошли молча. Я очень хотел расспросить его о прежней жизни. О том, чем он занимался, где и кто его родители, где жил, в конце концов. Но эта информация из его уст мне была недоступна. Правила (да и сама Эмилия) строго-настрого запрещали задавать подобные вопросы, чтобы не травмировать осиротевшего ребенка. Поэтому мы просто гуляли и наслаждались, по словам Виктора, прекрасной погодой. Несколько раз он задавал мне сложные вопросы, ответы на которые приходилось тщательно обдумывать, а два раза и вовсе я оставил его без них, ограничившись поверхностными доводами. Виктор был таким же ребенком, как и все другие. Ничуть не хуже или лучше. От других детей его отличала только неизлечимая болезнь, а значит, он имел такое же право на детство в полном объеме, как и здоровые дети, пускай и короткое.
Есть выражение: «Пока твой разум не станет, как разум ребенка», на мой взгляд, оно имеет место быть, и оно справедливо. Маленькие дети просто познают новый мир вокруг и радуются всему. Они еще не научились выносить оценки