мой день был похож на предыдущий с некоторыми лишь изменениями. Такая жизнь совсем не представляла ценности. И, говоря это, я не имею в виду ценность качества жизни. В моем понимании ценность жизни ощущается только через поступки. Добрые, безвозмездные поступки, которые человек может совершать, даже не имея денег или власти. Только пережив все события в Гамбурге, я стал понимать, о чем в нашу первую (не очень удачную) встречу говорила Эмилия. В моменты, когда я находился рядом с ней и Виктором, моя жизнь приобретала краски. Пусть и временно, но я мог наслаждаться простыми радостями. Я полюбил их как самых родных мне людей. Безусловно, мои вклад и помощь хоспису были не только ради них, но они стали тем самым начальным звеном, ради которых я все это начал. Это не описать словами – те чувства и эмоции – они бурлят как лава в душе, выбрасываются на сердце и навсегда застывают на нем в виде камня. Этот камень является и плохим, и хорошим воспоминанием одновременно в различных ситуациях.
– Эмилия! – негромко произнес я, когда она спускалась по лестнице.
Она обернулась и, заметив меня, сменила свой маршрут, направившись ко мне.
– Да, мистер Радецкий. У вас какие-то вопросы?
– Не совсем. Скорее это просьба, граничащая с предложением.
– Вот как! Ну хорошо. Излагайте. Я вся во внимании.
Я посмотрел в окно. Погода на улице была не лучшей для прогулок, но и в доме мне говорить не хотелось.
– Может, мы прогуляемся с вами?
– У меня мало времени, мистер Радецкий. Еще нужно отчеты заполнить и отправить, поэтому…
– Я не отниму у вас много времени. Это касается как раз хосписа.
Услышав о хосписе, она размякла и податливо закивала головой:
– Хорошо. Подождите меня здесь, я скоро.
Эмилия снова поднялась по лестнице и скрылась за углом. Я подошел к входной двери и стал рассматривать территорию на предмет людей. Никого не было, и это мне показалось хорошим знаком. Я не имел желания прогуливаться по территории с Эмилией в окружении других работников. Они сочли бы это за неуважение к тому месту, в котором мы находились, потому что подумали бы о явно не дружеской прогулке. Но в мое оправдание могу уточнить, что просьба о прогулке носила даже и не дружеский характер, а деловой. Однако объяснять это всем работникам мне не хотелось. В хосписе я был чужаком, который незаконно стал одним из них, поэтому их отношение ко мне было не совсем дружеским, а значит, и конструктивного диалога (которого за все проведенное время в хосписе так и не случилось) явно не вышло бы.
Эмилия спустилась через несколько минут в верхней одежде. На ней был своего рода плащ, но, судя по объему, с какой-то подкладкой. В руке она держала зонт-трость. Передав его мне, она первая вышла на улицу. Мокрый, противный, мелкий снег заставил меня открыть зонт и расположить его над головой Эмилии.
– Так вот… – начал я. – Я попросил своего помощника найти лучших врачей для вашего хосписа.
– Зачем? – удивилась моя спутница.
– Скажем, для консультации и обмена опытом.
– Вы с ума сошли, мистер Радецкий? Кто вас просил? – она нахмурились, изобразив недовольство.
Эмилия всегда смотрела на меня с ноткой презрения, но в этот раз ее взгляд был как никогда устрашающим.
– Успокойтесь, Эмилия. Что плохого в этом? Я хочу лишь помочь. Максимально помочь. В таких поступках я выражаю свою помощь. Это нормально.
– Вы не понимаете. Мы и так существуем по большей части на пожертвования. Что подумают люди, помогающие нам, когда узнают, на что идут их деньги? На обмен опытом. Это ужасно… Мистер Радецкий!
– Вы, возможно, меня не так поняли. Все расходы с меня. Я оплачиваю все. Их работу, оборудование и так далее. Считайте это подарком от меня вам, – я улыбнулся.
Эмилия замедлила шаг и стала пристально всматриваться в мои глаза. Во мне присутствовало ощущение, что она хотела рассмотреть в них какую-то деталь, которую я скрывал от нее. И была права.
– Зачем вам это?
– Если честно, то ради Виктора… и вас, – признался я.
Она резко остановилась. Ее глаза наливались еще большей злостью.
– Меня? Что за бред?
– Вы, возможно, снова меня не так поняли. Я лишь хотел сказать, что очень вдохновлен вашим поступком, вашими действиями. Вы бросили все ради детей, чьи судьбы уже предрешены. Это заслуживает уважения. Если бы не вы, я бы не решился на такой отважный шаг… – чем больше я говорил правды, тем легче мне становилось. Словно с моих плеч спадал один за другим тяжкий груз ответственности за мою скрытую правду.
– Это теперь мой мир, – выдохнула она. – Без мужа, а после и без ребенка в моей жизни все стало серым и мрачным.
Из покрасневших глаз Эмилии начали скатываться крупные горошины слез. Такой я ее не видел никогда. Сильная и боевая до этого женщина стала размокать от воспоминаний. Строгая, прямая осанка округлилась, руки стали ватными, свисая вдоль туловища. А лицо… лицо потеряло прежнюю форму, и даже макияж не помогал скрывать недостатки и возраст. Эмилия поникла.
– Эмилия, вы извините. Я не хотел…
– Все нормально. Страдание не должно обожествляться нами, – произнесла она.
Эта фраза была для меня очень знакомой, и мне не пришлось даже тратить время на то, чтобы вспомнить, где я ее слышал.
– Вы сейчас напомнили мне моего друга. Он также говорил про страдания.
Эмилия в ответ промолчала и лишь, ухватив меня под руку, в которой я держал зонт, потянула за собой. Мы зашагали дальше.
– Допустим, я согласна. Что от меня требуется? Я здесь не самая главная, и мое слово не последнее.
– Это и неважно. Я думаю, проблем не будет. Это даже пойдет на пользу вашему хоспису. От вас ничего не требуется. Я все беру на себя, – гордо произнес я.
– Хорошо, мистер Радецкий. Ваша взяла.
Ее ладонь скользнула по моей руке вверх и выхватила одним движением зонт. В это время снег уже закончился и Эмилия, сложив его, направилась к дому. Я остался один на распутье двух дорог, одна из которых вела к выходу с территории. Набрав в грудь побольше воздуха, я задумался. Предстояло совершить еще немало дел.
День пятый
Утро началось с суматохи и неразберихи. Самолет с врачами и оборудованием приземлился раньше назначенного времени, от чего мои планы и планы Абеларда пришлось корректировать на ходу – в автомобиле, меняя направление. И вместо хосписа мы развернулись в аэропорт. Так как Абелард исполнял лишь обязанности водителя и гида, я не мог привлекать его к другой работе, а значит, в отсутствие Алекса координировать и решать все пришлось самому. По дороге в аэропорт Финкенвердер мой телефон обрывали десятки незнакомых номеров, в половине из которых слышалась немецкая речь. Поэтому, если