Я улыбнулся ему.
– Привет, Виктор. Ну как ты?
– Хорошо, – слабым, но веселым голосом произнес он.
– Здравствуй, Ян, – Джозеф встал со стула.
– Здравствуй! Что скажешь? Как самочувствие мальчика? – я начал пытать его.
– Давай выйдем, – сказал он сухим тоном.
Я еще раз посмотрел на Виктора и улыбнулся. Мальчик повторил мои действия. Когда Джозеф и я вышли в коридор, толпа уже разошлась. Мы были одни.
– Слушай… Ян, мы провели с мальчиком необходимые процедуры. Мы почти двенадцать часов наблюдали за ним. Прости… – в его голосе звучало отчаяние и сопереживание.
– Что значит «прости»? Я не понимаю, Джозеф. Как? – я стал захлебываться воздухом.
– Да пойми ты… Мы сделали все, что могли. Но мальчик неизлечимо болен, и ты это знаешь. Ему осталась неделя, думаю, не больше, – глаза Джозефа наполнились слезами.
Впрочем, так же как и мои. Я сглатывал образовывавшиеся один за другим комки в горле и молчал. С виду этого не было заметно. На деле внутри меня диким криком разрывалась душа или еще что-то. Она просила Бога услышать меня и дать хотя бы чуточку больше времени для этого маленького паренька. Если вы когда-нибудь присутствовали на опере, то прекрасно понимаете, как мой внутренний голос кричал и просил о пощаде. Я оперся спиной об стену и съехал вниз, оказавшись на полу. Джозеф что-то спрашивал у меня, пытался поднять, привести в чувство, но я не реагировал. Мутная забвенная тишина сменилась громким плачем внутри. «Что я наделал? За что?» – изредка проносилось в голове. Время остановилось и злосчастные стрелки часов, где бы они ни были, перестали тикать для меня. Мир замер. Как и я сам. Замер в ожидании чуда и стал ждать. Ждать, надеяться, верить, но увы… Мой случай не подходит под рассказы некоторых людей. Небеса не разошлись и не выпустили белый луч света, ангелы не снизошли и не послали милость Божью. Увы…
– Все в порядке? Как вы себя чувствуете? – знакомый голос пробудил меня.
Я уже сидел в гостиной, а надо мной склонилась Эмилия и чем-то размахивала. Джозеф стоял поодаль от нее и наблюдал за происходящим. В руках он держал шприц.
– Да, сейчас несомненно лучше, – я приподнялся с места, но голова еще кружилась, и поэтому я тут же снова опустился.
– Это хорошо. Мы испугались за вас, Ян, – Эмилия указала на себя и Джозефа.
– Часто с вами такое? – спросил он.
– Нет. Впервые. Видимо, перенервничал… – оправдывался я.
– Вы помните, о чем мы разговаривали?
Передо мной всплыл образ Виктора. Его больные, но добрые глаза копьем впились в мое сердце. В ушах послышалось отдаленное эхо его смеха.
– Виктор… Как он сейчас?
– Сейчас уже лучше, но это временно, ты же понимаешь? – вопросительно посмотрел на меня Джозеф.
Я кивнул головой, показывая, что понимаю. Но на деле совсем не хотел мириться с тем фактом, что мне скоро предстояло прощаться с Виктором. Это угнетало и грызло меня изнутри. Проблема крылась не только в мальчике.
За всю свою жизнь я был не раз брошен разными людьми. Те, кого я считал дорогими и, возможно, близкими людьми, попросту оказывались заложниками своих алчных душ. Я каждый раз давал себе новое обещание не заводить таких знакомств или стараться рубить их на корню, но вера в добрых и порядочных никогда не покидала меня. Поэтому я снова и снова наступал на одни и те же грабли. А как только на моем пути оказывались достойные люди, какая-то неведомая сила отбирала их у меня. Бернард, Наронг, Виктория —были для меня больше, чем просто знакомые. Но судьба сыграла со мной злую шутку, отделив и их от меня по разным причинам. Следующим в очереди (повторить это со мной) стоял Виктор, только он должен был сделать это в более жестокой форме.
Я попросил оставить нас наедине до вечера и не беспокоить. Он спал, но я все равно сел рядом и ждал его пробуждения.
– Ну как ты, дружище? – спросил я, когда Виктор открыл глаза.
– Нормально. А почему я не в своей комнате? Мне там нравилось больше, – он сердито свел брови.
– Так нужно. Пока тебе придется полежать здесь, но не очень долго. Скоро ты вернешься к себе.
– А ты будешь со мной?
– Да. И сегодня, и завтра буду с тобой. И послезавтра. Я буду с тобой до… – я замолчал, вовремя опомнившись, – буду все время рядом.
– Я рад. Я соскучился по тебе, – уточнил он, натягивая одеяло на глаза от явного смущения.
Я улыбнулся. Больше мне ничего не оставалось. Я пообещал мальчику постоянно находиться рядом и не мог не выполнить обещание. А значит, вне зависимости от того, хотел я или нет, но всю свою жизнь я положил в глубокий ящик под названием— «Второстепенное».
– А мы гулять больше не будем?
– С чего ты взял? – вопросом на вопрос ответил я.
– Мне так кажется. Мне нельзя много ходить. Так сказал высокий дядька, – он скорчил гримасу отчаяния, перемешивающегося с обидой.
– Сегодня, может быть, нельзя, а завтра будет можно. Не переживай, – я пытался успокоить Виктора.
Во мне не было уверенности в том, что мальчику действительно разрешат прогулки на территории, и поэтому я отчасти соврал ему. Но, как мне казалось, это была ложь во благо. Его состояние было плохим, но еще куда хуже был настрой парня, и я не мог позволить себе расстраивать его еще больше.
– Хорошо. Я тебе верю, – улыбнулся он.
Для меня эти слова стали ножом по сердцу. Виктор доверял мне, однако я не знал почему. Мы были знакомы всего несколько дней, и если моя привязанность к мальчику была оправдана сочувствием и жалостью, то с его стороны отношение ко мне было непонятно. До меня с ним куда больше и дольше времени проводили другие волонтеры и медсестры. Логично было предположить, что симпатией ему стоило проникнуться именно к ним, но не ко мне. В действительности же его маленькое сердечко утопало в море любви только в моем присутствии. В этом я убедился тем же вечером.
После того как прошла обязательная программа дня в виде обеда, полуденного сна и процедур, наступил вечер. Я все это время был рядом и помогал по мере необходимости персоналу не только с Виктором, но и с некоторыми другими детьми. Джозеф разрешил Виктору перебраться в спальню на одну ночь, а возможно, с улучшением здоровья (вернее, с временным отступлением неизбежности) остаться там насовсем. На его место в обитель Гиппократа сразу поселили другого ребенка – девочку лет пятнадцати с не менее ужасающей болезнью, судя по ее виду. Я не возражал. В конце концов, это была моя инициатива подарить оборудование хоспису, а значит, предназначалось оно для всех.
– Чем мы будем заниматься? – спросил Виктор, когда я помог ему расположиться на