себе на хлеб и без диплома. Но я этого не делаю.
По крайней мере до этого вечера я так не делала. А сегодня вечером я убедилась, что эта профессия — вечна и незаменима. Золотая.
Я не обобрала этого дурачка с кольцом в носу, хотя он и не подумал бы жаловаться. Девчонки учили меня не брать больше, чем нужно сейчас. Может, они и не вышли замуж. Они и не собирались выходить замуж. Они не крали денег. Это у них крали запрещенные минуты. Импотенты-мужья крали у них хорошее самочувствие, доказывали сами себе, что что-то могут, с темными уличными девчонками, и, довольные, возвращались домой проповедовать мораль. Везде вранье. Дома ложь, консервированный обман в подвалах, выдумки на рабочем месте. Под крышей каждого дома лежат заброшенные по сундукам между ненужными вещами немного побитые детские истины. Но никто не забирается на чердак. Никто.
Я дохожу до угла, откуда могу взять такси. Шофер смотрит на меня с пониманием. Они знают, кто возвращается домой поздно, как соседи, — им все известно. Дома темно. Близкие спят. Соседка с первого этажа ждет моего возвращения за занавеской. Она даже нацепила запасные очки, чтобы чего-нибудь не упустить. Ненавижу, из ее квартиры пахнет мертвыми лисами, но я не лишу ее долгожданного удовольствия. Я долго сижу в такси. Пусть почувствует себя счастливой. Гадаю по руке шоферу. Вижу, что он умрет насильственной смертью. Но не могу ему этого сказать. Не имею права. Бог нас ни о чем не предупреждает. Знающие люди очень быстро заражаются страхом. Даю ему хорошие чаевые. Я могу себе это позволить. Тихонько иду домой и машу рукой соседке. Я опять нигде. Чувствую чужое присутствие. Мой брат спит в своей кровати в нашей темной комнате. Я понимаю его. Это от чая. Я не делаю бутербродов с маслом и красным перцем. Не зажигаю свет. Мы с кошкой прекрасно чувствуем себя в темноте. Я ничего не вижу, а у нее — никаких проблем. Она находит меня. Что еще нужно человеку! Его постель и кошка, которая его находит и любит. Мы ложимся вдвоем на одну подушку и мурлычем. Завтра мы поедим ветчины, и это придает нам сил, чтобы заснуть. Я думаю о своем брате. Звереныш чувствует это и бьет меня лапой по тупой голове, кусает за волосы.
Двадцать пять голов с одним глазом на каждой
Мой брат не разводится. У них будет ребенок. Это прекрасно. Дети — это радость отчаянных людей. У меня нет детей. У моей кошки родились котята. Я их раздала. Не смогла их утопить, как советовала мне соседка с первого этажа. А она может топить котят, подглядывать ночью в окно и пахнуть мертвыми лисицами. Каждый умеет что-то свое. Бог знает, кому какое умение нужно дать. Я знаю, что где-то все-таки есть справедливость.
Снова я со своими подружками, но охотимся мы отдельно друг от друга. Есть такой фильм, «Три женщины». Очень хороший фильм. Впервые за много лет я расплакалась в конце. Мы сидим втроем, пьем свою норму и молчим. Они спрашивают, чем я занимаюсь, видно, что хотят мне что-то сказать. Говорят, что я выгляжу сексуально. Я знаю, что они мне скажут. И оказываюсь права. Одна выходит замуж. Кто-то утешил неутешную вдову. Другая лишилась девственности. Наконец. Теперь возвращается в провинцию. Они думают, что удивили меня. Нет. Мне скучно. Скучное повторение жизненных ситуаций. Теперь я уверена, что случайностей не бывает. Живой человек таскает свое тело по узким, заросшим кустами тропинкам, упирается в заборы, добирается до тупика, возвращается обратно, делает круг, ненадолго выходит на широкую дорогу, пугается от того, что оказывается один, и быстро скрывается в незнакомом закоулке. Только душа и кошки знают настоящий путь.
За жизнь человеку столько раз предоставляется право выбора, что он предпочитает предоставить другому выбирать вместо себя.
Я встаю. Мы больше не будем встречаться с моими подругами. Когда что-то в моей жизни заканчивается, оно стирается из моего сознания и перестает существовать. Я не сержусь. Просто так я устроена. Кошка не сидит перед пустой миской. Надо выпить молоко и разбить чашку. Я желаю им счастья. Обеим. И много детей. Что еще им можно пожелать? Они благодарят и счастливо улыбаются. Я знаю, что произойдет потом. Это написано во всех сказках. Будет две свадьбы. Одна — по своей воле, другая — не совсем. Приедут родственники из провинции и выдадут замуж обесчещенную, желая ей только добра. Тот, кто ее обесчестил, оценит выгоду и поймет, что с ней стоит пожить за многочисленные консервы и заготовки, за поросенка к Рождеству. Вино, ракия, деньги и другие блага — это отдельный разговор. Ударят по рукам и заключат сделку, то есть брак.
Я ухожу, не оглядываясь. Приду на свадьбы, и на этом сказка кончится. Когда я была маленькой, то придумала себе способ, как легко подняться на девятый этаж. Я повторяла себе, раз я пошла, то ничто не может помешать мне дойти, потому что раз уж что-то началось, то оно не может не завершиться. Потом я придумала, как справляться с бешеным временем. Оно либо очень спешило, либо тянулось, как вареная макаронина. Тогда я решила, что как только заканчивается вторник, значит, закончилась неделя. Так оно и было. Я придумывала способ для засыпания, для рассматривания, как справляться с неожиданностями, подстерегающими меня на пути.
Возвращаюсь домой. Кошка голодная. Меня постоянно спрашивают, откуда у меня столько денег. Говорю, что работаю в ночную смену в пекарне. Постоянно повторяю, что кошку нужно кормить. Интересные существа — люди. Только они могут нажираться до тошноты, не думая, что рядом могут быть голодные. Я категорически отказываюсь понимать людей. Не понимаю своих близких. Так мы и будем жить — в непонимании и неодобрении друг друга.