не наступить на двух тараканов на ковре, но понимаю, что в доме дети и не стоит поднимать шум. Мой голос глубоко вздохнул и готовится что-то сказать. Я запрещаю ему открывать рот. Я запрещаю всем своим чувствам высовывать свой нос. Дохожу до входной двери. Очень трудно, я еле-еле дотаскиваю свои внутренности и корни. Нажимаю на ручку. Заперто. Меня не хотят выпустить на улицу. Хотят мне объяснить. Хотят увидеть, как я умираю. Смотрите внимательно, как я четвертый раз пытаюсь открыть запертую дверь. Пятого раза не будет. Я соберу всю себя и закричу так, что дверь сама сорвется с петель. Со мной разговаривают два чужих голоса. Этот снова спрятал свои голубые глаза в карман. Хотят мне сказать что-то очень важное. Я хочу, чтобы открыли дверь. Они оба меня знают. Дверь открыта. Спускаюсь пешком по бесконечной лестнице. Мои корни торопятся выползти на свободу. Ступни разглаживаются под тяжестью моего недоумения. Парапет стал препятствием, я крепко держусь за него. Меня ударили. Я сама себя ударила. Никто не может ударить так жестоко, как собственная судьба. Я мертва от боли. Один из моих голосов пытается меня успокоить. Это лишнее. Мертвый не может быть спокойным. Мое сознание засыпает глубоким сном, чтобы не видеть всего этого. Что-то согревает мое остывшее тело, и я понимаю, что наступает рассвет. Плачу. Господи, как я плачу! Вою! Боже, почему я так вою? Что произошло? Где я? Кто умер, что все стало таким мрачным?
Пока темно, надо вернуться домой, чтобы не видеть этого голубого неба. Я не выношу голубых пятен у себя перед глазами! Не представляю, где я нахожусь, да мне и не надо этого. Больше никаких иллюзий!
Какой-то водитель останавливает свой автобус рядом со мной. Я бросаюсь в него. Сегодня это первый автобус. Мне надо сесть в него. Шоферы меня любят. Этот довозит меня до дома. Хорошо, что я помню, где это. Жалко, что соседка с первого этажа уже спит. Она упустила сенсацию! Городской автобус останавливается перед панельным домом в конце столичного микрорайона, и из него выходит сознательно убитая женщина с разбитым лицом, в порванной одежде. Я тихо захожу в свою комнату. Не помню, поблагодарила ли я шофера, но он вряд ли ожидал благодарности. Сажусь на свою кровать. Не могу сидеть. Задыхаюсь. Я реву с такой силой, что мне в голову не приходит дышать. Реву, не дыша. Сколько я еще выдержу? Просыпается мой брат. Видимо, я представляю собой страшное зрелище, потому что он сразу зовет родных. Они задают мне вопросы. Я не могу отвечать. Все внутри меня онемело. Захожу в ванную комнату. Хочу обругать зеркало, но не помню ни одного грязного слова из своих запасов на всякий случай. Мычу перед зеркалом. Брат приносит две сигареты. Курим.
Плачу, хныкаю и не слышу, что брат мой разводится. Когда я понимаю, что он сказал, его уже нет в ванной. Бабушкина клюка стучит по полу. Обед. Все куда-то делись. Меня не интересует ни время, ни место. Мне нужно выплакаться. Реву, устаю, лицо начинает дергаться. Глаза побледнели до желто-зеленого цвета. Я стала такой прозрачной, что сама себя не вижу. Меня нет. По скольку раз за жизнь умирают пугливые люди? Я умираю дольше, чем это вообще возможно. Как называется то, что я сейчас переживаю? У меня в голове нет ни гласных, ни согласных звуков, мозг стал не способен составлять слова. Все винтики и болтики расшатались и разваливаются на клетки и капли. Если вспомню, как называется то, что я сейчас испытываю, я пропала! ЛОЖЬ. То, что со мной случилось, называется ложью. Хоть раз в жизни со мной случилось что-то настоящее. Но почему со мной? А с кем? Начинаю приходить в себя. Первым делом закрываю кран, из которого текут слезы. Начинаю думать. Мои мысли возвращаются друг за другом и рассаживаются по лавкам, как нужно. И чего я столько времени ревела? Да это просто. Скопилось много жидкости, ей надо было вылиться. Хорошо, что я научилась сама себя чинить. Могу сама затянуть гайки, завинтить пробки, могу закрепить шурупами разболтавшиеся доски. Приковать себя к кресту и тащить его по улицам. Смотреть на себя в зеркало и тянуть свою лямку.
Теперь я хожу не только от кровати до ванной, но еще и до окна. Тополя покрылись пушком, я покрылась сыпью, значит, пришла весна. Господи! Куда делся целый год жизни? Вижу, как зарождается ураган тополиного цвета. Необычное явление для нашего климатического пояса. Раз будет ураган, то непременно пойдет дождь. Он все смывает. Я уже не плачу…
Мои близкие говорят, что я хожу на работу. Значит, так оно и есть. Мне сообщают, что я работаю в университетской библиотеке. Наверное, это так. Я не спорю. Они говорят мне, что надо делать. Целый год ЛОЖЬ и СТРАХ достают меня по телефону, чтобы все объяснить. Почему бы не послушать? Чем мне может навредить еще одна правда? Я уже их столько слышала. От них голова не болит. Все, что говорится, должно быть истиной. Иду послушать еще одну. Приказываю всем трем моим голосам остаться дома. Беру только слух. Глаза оставляю у ночника. Когда человек идет встречаться с правдой, ему не нужно брать с собой оружие. Наша встреча проходит очень хорошо. Оказывается, правда так проста. На самом деле не было ничего, что я видела. Я была пьяна. В это не верит даже сама Правда, но теперь это уже неважно. Предлагает мне настоящую, честную сделку. Все забыть и идти вперед. И мы идем все дальше и дальше. И нет конца и края. Ура! Ура!
Выпиваю шесть кружек пива. Угощают виновные. Говорю им, что засунула бы его им кое-куда, но плевать на них хотела. И ухожу. Пускай себе попотеют.
Знакомые считают меня грубиянкой, потому что ругаюсь. Да, я пользуюсь грязными словечками, но у меня доброе сердце. Я никогда бы не оставила ребенка-сироту. Никогда.
Двадцать семь скальпированных голов