Голуби начали свои ухаживания. Кружатся и издают гортанные звуки. Призывы. Значит, пришла весна. Весна — это прекрасное время, чтобы что-то начинать. Один родственник нашел мне работу на археологических раскопках. Соглашаюсь, не раздумывая. Это интересно. Раскапываешь и просеиваешь прошлое. Вдруг я обнаруживаю, что стала сочинять истории о местах и людях, которые здесь жили. Я хожу среди разрушенных домов и спрашиваю камни обо всем, что мне непонятно. Прошлое еще более удивительно, чем будущее. Я наслаждаюсь общением с предметами, пережившими свое время, и как будто возвращаюсь к самой себе. Хотя и раньше жизнь была прекрасным местом. Я начинаю смотреть на общество как на раскопки. Мне хочется очистить их от вековой пыли и увидеть, как они выглядят на самом деле, что кроется внутри, кто сотворил их.
На археологических раскопках встречаются интересные люди. Есть один пожилой адвентист. Он приехал с женой. Она работает в субботу. Есть одна вечно плачущая женщина, которая работает на трех работах, чтобы содержать свою дочь. Дочь ее не работает ни в субботу, ни в другие дни. Есть сириец. Мягкий и скользкий, как песок в пустыне. Пригласил меня на цыпленка и какое-то особое питье. От чая, который мы пили, у меня началось сердцебиение. Он работает не из-за денег. Он очень богат, но не может вернуться домой, потому что там его убьют. У них кровная вражда с другим родом. Говорит, что мы спокойный народ. Я не разубеждаю его, жую себе зажаренного цыпленка, и так мне спокойно. Есть школьники. Есть один молодой мужчина. Молчаливый, голубоглазый и весь в себе. Вот это находка. Молчаливые либо очень умные, либо ужасно глупые. Хорошо, когда они молчат, тогда в них не разочаровываешься. Этот — неглупый. У него редкое имя и поет хорошо. Голос низкий, плотный, теплый и располагающий. Он наполняет меня волнением и… воспоминаниями.
Я влюбилась в первый раз. Это так поразительно. Я испытываю то, о чем читала в книгах. Я — главная романтическая героиня жизни. Все любовные романы написаны для меня. В книгах не написано, что первая любовь случается, когда падаешь со сливового дерева. А следовало бы предупреждать народ. Осенние школьные бригады. Сливовые деревья и школьники, которые шляются между ними. Как обычно, я самая правильная. Раз нужно собирать сливы с деревьев, значит, надо забраться на дерево. Забираюсь довольно легко. Сижу на ветке и смотрю на землю под собой. Ощущение, как на шведской стенке. Я вижу, как падаю на землю и превращаюсь в лужу из крови и внутренностей. Не могу слезть. Нет и учителя по физкультуре, который мог бы меня снять. Ничего не остается, как упасть на задницу. Падаю. Крови нет, но боль ужасная. Мой голос сжимается в горле в комок, а слезы ушли куда-то на прогулку.
Мне стыдно разреветься при всех. Ненавижу, когда надо мной подтрунивают. Все школы города убирают сливы! В сентябре сливы гораздо важнее образования. Я всегда освобождаюсь от участия в осенних бригадах. Сельское хозяйство не особенно помогает в учебе. Туалеты в деревенских домах находятся во дворе. Там же во дворе полно злых собак. Они злые, потому что их никто не кормит. Нас кормят в столовой, но мы тоже злые… Я знаю столько способов освободиться от осенней бригады. Сижу на земле и скриплю зубами от боли и злости. Кто-то подает мне руку. Дыхание перехватывает от взгляда голубых глаз, смотрящих на меня сверху, я расплываюсь в улыбке. Теперь я точно не пойду к местному врачу, чтобы освободиться от работы в бригаде. Я влюбилась в голубые глаза незнакомца. Любовь с первого падения. Собираю сливы и мечтаю падать по три раза в день, только бы этот голубоглазый подавал мне руку. Он очень молчалив. Я как ненормальная бегу к столовой, чтобы попасть в ту смену, когда кормят его школу, и занять место рядом с Ним. Вечером я гуляю по деревенской площади, случайно встречаю его. Хорошее заканчивается, даже не начавшись.
И осенние бригады быстро заканчиваются. Приезжают автобусы, и родители забирают озлобленных от голода детей. Моя первая любовь на прощание дарит мне беличий хвостик. Он сам убил это животное. Я не задумываюсь об этом. Отец отвешивает мне пощечину, увидев, как я поцеловала какого-то хулигана. Я кладу хвостик в полиэтиленовый пакет и прячу его среди других своих сокровищ. Целых три месяца я мучалась, искать голубоглазого самой или подослать парламентеров. Посылаю подругу. Она вернулась с фотографией. Я безнадежно влюблена. Становлюсь рассеянной настолько, что отправляюсь на урок по виолончели без виолончели. Пишу записку. Полбутылки «Пачули» выливаю на бумагу. Мама начинает прятать от меня духи, но я все равно иду на свидание. Он пришел с другом, я тоже предусмотрительно явилась не одна. Так принято. Так делают все. Моя первая любовь молчит, как в рот воды набрал. Не может человек молчать до самой свадьбы. Прогулка в полном молчании быстро заканчивается. Я удивлена. Даже не знаю, что думать. Не знаю, чего я ожидала, но так или иначе, ничего не случилось. Сижу и часами глажу беличий хвостик… Он страшно воняет. Все не так, как в книгах. Моя мама выбрасывает пакетик с хвостиком.
Потом я встречаю его в городском саду. Он не один. С ним всегда большая компания. Он свистит мне, и я веду себя, как Констанция в коридоре. Наверное, это очень смешно, потому что его друзья громко смеются. Я похожа на дрессированное животное, которое по сигналу показывает свой номер. Влюблена, как мартовская кошка. Выгляжу жалкой. Теперь я твердо знаю, что голубые глаза — это самая лживая вещь на свете, и неважно, что пишут об этом в книгах.
Мое чувство справедливости сидит внутри меня в тепле и разглядывает картинки. На всех я изображена полной дурой. Ненавижу голубые глаза.
Двадцать шесть голов
Пока человек жив, он будет повторять уже сделанные