Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одно из самых щемящих моих воспоминаний о так называемых малых утратах (когда никто не умер и не произошло какой-то объективно страшной катастрофы, просто потеря чего-то переживается нами остро) – это слезы моей старшей дочки Марины. У нас никогда не было домашних животных, поэтому бо́льшую часть детства ее не сопровождали какие-либо смерти тех, к кому она привязалась. Она жила в достаточно добром и уютном мире и даже верила, что Фродо и другие герои «Властелина колец» когда-то реально существовали.
Лет до десяти она верила и в Деда Мороза. Однажды она пришла из школы расстроенная и возмущенно рассказала: одноклассники говорят, что Деда Мороза не существует. Она не сомневалась в реальности этого старого волшебника – ведь о нем ей рассказывали родители, и чудесные подарки он дарил! И письма она ему писала! Она страстно возмущалась, а мы с женой переглянулись: дальше ее обманывать было невозможно. Одно дело – игра в сказку, а другое – ее вера в реальность этой сказки и насмешки одноклассников. Пришлось сказать, что Деда Мороза действительно не существует и все это время мы сами дарили ей подарки. И милое, красивое, чудесное личико моей дочурки выразило сначала удивление, потом недоверие, а затем она горько заплакала. И плакала полдня. Она сказала маме, что чувствует, как будто кто-то очень близкий умер.
Кто-то может посмеяться над детскими слезами, но ее горе было подлинным. Переживания детей, их горе такие же настоящие, как у взрослых, и когда мальчик или девочка из детского сада расстроены из-за «пустяка» вроде того, что Саша или Оля с ними не хотят играть, это так же больно, как и в случае, когда кто-то отвергает взрослого человека… Мы с женой испытывали боль и вину оттого, что разрушили сказку, в нас самих как бы умер маленький кусочек нашего давно ушедшего детства. Хорошо, что дочка позже оценила, что все-все подарки, которым она радовалась, были от мамы и папы, и это помогло ей увидеть за обманом нашу любовь.
Николай долго не понимал, что избегает переживания горя. Измученный постоянными приступами гнева, доходящего до аффекта, он пришел к психологу в надежде, что сможет побороть в себе эти вспышки. Весь напряженный, сжатый, с прерывающимся от напряжения голосом, он выглядел как человек, вот-вот готовый взорваться. Психологическая атмосфера вокруг него была наэлектризована нервозностью, нетерпением, спешкой: «Быстрее скажите, что нужно сделать, как расслабиться!»
За этим напряжением пряталась бездна горя. Умершая в детстве сестра и подкошенные этой трагедией родители. Ушедший чуть позже из семьи отец. Погибший в автокатастрофе лучший друг – в четырнадцать лет. На все эти трагедии ответ был один: подавить свои чувства и идти дальше, потому что за твоей спиной мама и сестра, и если дашь слабину, то сам раскиснешь и никому ничем помочь не сможешь.
Нет, Коля иногда все же огорчался по мелочам, но очень быстро избавлялся от переживаний, так как они открывали врата в настоящий ад, полный невыплаканных слез и страха свалиться в депрессию, как произошло с его отцом. Он жил в буквальном смысле стиснув зубы – скрежетал ими от перенапряжения, из-за чего они стирались. Главное – не допустить, чтобы горе вырвалось наружу. Даже удивительно, что Николай не искал спасения в алкоголе, наркотиках или других способах «отвлечься». За постоянное напряжение приходилось расплачиваться здоровьем: то проблемы с желудком, то боли в теле, то голова раскалывается, ну и давление скачет, куда ж без этого.
Он старательно избегал любых упоминаний о трагедиях детства, а если касался их в разговоре, то быстро менял тему или старался не углубляться в воспоминания. При этом его глаза краснели, но он продолжал изображать героя. А мне было его ужасно жаль, хотелось плакать; я ловил себя на мысли, что так же сдерживаю свои чувства. Только не из страха окончательно расклеиться, а из стыда: ну не рыдать же на ровном месте! А «место»-то совсем не «ровное», в том числе у меня самого: отец умер, когда мне было тринадцать, и мне потребовалось много времени, чтобы внутренне с ним попрощаться, отгоревать и сказать, стоя у отцовской могилы: «Папа, у тебя уже есть внучки… Очень жаль, что ты их не увидишь…»
К сожалению, во время моей встречи с Николаем он не смог «выдохнуть», расслабиться и дать волю слезам. Он ушел раньше, да и я не нашел подходящих слов. Так бывает. Но надеюсь, что рано или поздно то, о чем мы говорили, поможет ему дать выход горю и облегчить душу – может, с другим психологом.
Работа горя
В моменты утрат человеческая душа замирает. Если утрата небольшая, то ненадолго, а потом течение жизни и энергии восстанавливается, унося в прошлое то, что было потеряно. Если утраченное – родной человек, друг, любимое домашнее животное или же очень значимые любовные и дружеские отношения, которые оказались разорваны, то душа может застыть надолго. И если не дать горю сделать свою работу, жизнь останавливается и выцветает. Российский психолог Федор Василюк писал:
Переживание горя, быть может, одно из самых таинственных проявлений душевной жизни. Каким чудесным образом человеку, опустошенному утратой, удастся возродиться и наполнить свой мир смыслом? Как он, уверенный, что навсегда лишился радости и желания жить, сможет восстановить душевное равновесие, ощутить краски и вкус жизни? Как страдание переплавляется в мудрость?[17]
Работа горя заключается в том, чтобы отделить психическую энергию от утраченного объекта. По завершении этого процесса наше «я» освобождается от привязанности и может направлять высвободившуюся энергию на другие объекты. Но хоронить не значит забывать; напротив, это означает помнить, испытывая печаль, которая не мешает нам двигаться дальше и при этом подчеркивает ценность того, что было, а значит, и ценность нашего опыта.
Когда речь заходит о переживании горя, часто вспоминают пять стадий, которые проходит человек. Их сформулировала американский психолог Элизабет Кюблер-Росс: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Однако эти стадии давно стали скорее частью психологического фольклора, чем объяснением того, как происходит горевание в нашей жизни. Как оказалось, люди могут проживать горе без гнева, без торга или постоянно двигаясь по кругу от отрицания к депрессии, но так и не доходя до принятия. Или переходя от депрессии к гневу и обратно без всякого торга. Не говоря уже о том, что эти стадии не объясняют, как происходит горевание, они лишь описывают, как люди реагируют на смерть.
В уже цитировавшейся статье Федор Василюк замечательно и, на мой взгляд, точнее, чем Кюблер-Росс, описал ключевые процессы переживания горя. Позволю себе кратко их пересказать. Это описание не претендует на абсолютную точность, но позволяет обозначить важные моменты в сложном процессе работы горя. Василюк говорит о смерти близкого человека, но это верно и для других серьезных утрат с поправкой на остроту переживания.
Начальная фаза горя – шок и оцепенение. Она может длиться от нескольких секунд до нескольких недель, но в среднем 7–9 дней. Cмерть близкого человека настолько ошеломляет, что не вмещается в сознание. Тело цепенеет, оно напряжено, дыхание затруднено и часто поверхностно, а восприятие притупляется – вплоть до того, что бывает трудно вспомнить, что же происходило на самих похоронах. Но это не отрицание смерти, это, скорее, «выпадание» человека из процесса жизни. Не «смерти нет», а «меня здесь нет» – человек находится в том состоянии, которое было до утраты близкого, а текущие события им иногда не осознаются. Я – там, с ним, с умершим, а не с живыми, которые сейчас рядом со мной.
Вторая фаза горя – фаза поиска. Ее пик обычно приходится на 5–12-й день с момента
- Технический регламент о требованиях пожарной безопасности. Федеральный закон № 123-ФЗ от 22 июля 2008 г. - Коллектив Авторов - Юриспруденция
- Белоснежка - Елена Чудинова - Прочая детская литература
- Федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» - Коллектив авторов - Юриспруденция