Читать интересную книгу "Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл - Илья В. Латыпов"

не повторился, следуют принципу «не верь, не бойся, не проси». В одной семье прадед был арестован и отправлен в лагеря на десяток лет почти сразу после того, как пошел на повышение, стал «каким-то директором». Вывод? Не высовывайся. Высоко взлетел – далеко падать. И внук, которому предлагают повышение в наше время, переживает настоящую паническую атаку.

Когда я думаю об этом (а такое периодически происходит), неизменно чувствую, как бегут мурашки по коже и подступают слезы. И в эти моменты очень жалко становится наших людей и страну. Изломанную вдоль и поперек, с огромными залежами неотреагированного горя, стыда и вины, с отсутствием честного и сложного разговора о нашем прошлом, с бесконечными качелями от «мы самые великие, добрые и святые» до «хуже нас нет людей на земле». Горе вытесняется гордостью, а гордость периодически проваливается в стыд, и достичь какого-то равновесия никак не удается.

Сколько еще десятилетий или веков нашу страну будут терзать катаклизмы, эмоционально травмирующие целые поколения и заставляющие их жить в режиме выживания, постоянного ожидания катастрофы? Как следствие, это приводит к отказу от многих жизненных благ (все равно отнимут) и притязаний на лучшую жизнь. Идеи о том, что «нам многого не нужно», «не жили хорошо, нечего и начинать», укоренились в нашей стране, даже если прямо эти идеи люди не высказывают или не осознают.

Речь идет не только о материальных благах, хотя много ли людей из поколения в поколение могли передавать наследство в нашей стране? Я говорю и про обеднение эмоциональной жизни, ведь сосредоточиваясь на выживании, человек утрачивает способность видеть красоту, радоваться, получать удовольствие от жизни. Его постоянно сопровождает тревога: «как бы чего не вышло, расслабляться нельзя».

Исторические травмы семьи и восприятие мира как враждебного и недружелюбного, «страх счастья» (за которым прячется страх утрат), тяжелый личный опыт, который не хочется повторять, – все это мы нередко прячем за рациональными объяснениями, почему поступаем очень осторожно и избегаем рисков. Мы крайне редко говорим «я отказываюсь от чего-то, потому что потом мне будет очень тяжело пережить утрату или неудачу». Значительно чаще звучит вполне логичное обоснование, почему за то или иное дело браться не стоит. Иногда это действительно разумное объективное объяснение, основанное на анализе возможных положительных и отрицательных последствий, но нередко это больше продиктовано стремлением отказаться от риска и оставить все как есть из страха навредить себе.

В подростковом возрасте у меня был знакомый, с которым мы вместе ходили в спортивную секцию. Он всегда был осторожным и благоразумным. Просчитывал все риски, и если за что-то брался, то можно было быть уверенным: шансы на успех огромны, вероятность неудачи минимальна. Сколько я знал его, он со школы всегда получал гарантированный выигрыш или вовсе не брался за дело. Чаще было второе. Одноклассники знали: если он на что-то согласился, значит, дело верное, проблем не будет. Однако, как правило, он предпочитал оставаться в стороне – молча наблюдал за происходящим с саркастической улыбкой, словно говоря: «Да знаю я, маленькие люди, что ни черта у вас не выйдет». Но собеседником он был интересным, много знал, мог увлекательно рассказать о том, что читал, да и анализировать ситуацию умел – особенно просчитывать риски, разумеется.

После школы он поступил в университет, где был маленький конкурс – шел наверняка, никаких покровителей у него не было, а попасть в армию он точно не хотел. Мы не виделись несколько лет, а потом как-то встретились на одной из улиц Хабаровска. Традиционные «привет», «как дела», «чем занимаешься»… Работает в бюджетной организации с неплохим гарантированным заработком (кто бы сомневался!). В какой-то момент он задумался и сказал:

– Мне тут предлагали бросить эту работу и перейти к одному предпринимателю из другого города, он начинает новое дело, и ему в нашем городе нужен партнер. Меня порекомендовали как надежного и разумного человека, – в его голосе прозвучала гордость.

– Здорово! – сказал я.

– Не думаю. Я плохо его знаю, хоть его и рекомендовали мои хорошие друзья. Но они могут ошибаться. Кроме того, риски слишком велики: допустим, я уйду со своей работы, ввяжусь в это дело, но он-то не может мне гарантировать, что дело раскрутится. И на первых порах я в любом случае буду получать меньше. Нет, оно того не стоит.

В дело ввязался другой человек, и оно действительно не заладилось: предприниматель прогорел, все, кто участвовали в деле, многого лишились. А мой знакомый, узнав об этом, лишь привычно махнул рукой: «Я же говорил».

В следующий раз я видел его гуляющим по набережной Амура с очень симпатичной девушкой. (Он вообще любил приходить на берег Амура с раскладным стулом, картинно садился и смотрел на реку – готовая фотография для гламурного журнала.) Она чуть ли не кружила вокруг него, задавала какие-то вопросы, заглядывала в глаза, прикасалась к его руке. А он шел с невозмутимым видом, гордый и мужественный, величаво глядя вперед и изредка удостаивая ее взглядом. Ему явно нравилось ее внимание, но никаких ответных реакций он не проявлял.

Тем летом я еще пару раз видел его на набережной, и всегда с новыми красавицами. Девушки что-то в нем находили. Я ему даже позавидовал. И опять он шел, как ледокол в северных морях: прямо, решительно, не обращая внимания на всяких там порхающих вокруг него «птиц».

Когда я спросил его о тех девушках, он неуверенно пожал плечами:

– Что-то в них не то… Как-то я не уверен в них был. И сомневаюсь, что у нас что-нибудь получилось бы…

– А у тебя с ними что-то было? – поинтересовался я.

– Как у меня с ними может что-то быть, если я в них не уверен? – он попытался снисходительно улыбнуться, но улыбка получилась грустной.

– А как ты можешь быть в них не уверен, если у тебя с ними ничего не было? – парировал я, но он лишь пожал плечами и снова попытался улыбнуться; он всегда так делал, если не хотел продолжать спор.

Как-то мы обсуждали, надо ли мне зарегистрироваться как индивидуальному предпринимателю. Он, как всегда, просчитал все за и против и выдал вердикт: не стоит этим сейчас заниматься: «Налоговую нагрузку будут только повышать, вот увидишь. Да и мороки со всем этим много: ты уверен, что к тебе пойдут люди?» А когда правительство подняло выплаты в пенсионный фонд в два раза, он позвонил мне и с еле скрываемым удовольствием сказал: «Я же говорил, что со всем этим связываться не стоит». Да, он почти всегда был прав, когда просчитывал риски. Правда, он всегда указывал лишь на риски.

Позвали его как-то в экспедицию, в тайгу. И снова размышления, и снова вердикт: «Риск великоват. Аппендикс не вырезан – а вдруг прижмет посреди безлюдной тайги? А клещи? По статистике, в наших краях очень большой процент энцефалитных. Да и боррелиоз, переносимый ими, тоже малоприятная болезнь. А я не привит. О комарах, мошке, мокрецах и оводах и речи не идет – это само собой разумеется. А еще "Яндекс" обещает плохую погоду на пару недель, я смотрел, одни дожди. Какая уж тут экспедиция…» Аппендицита и энцефалита с боррелиозом в той экспедиции не было, но вот всего прочего – в избытке, да. Тут он снова оказался прав.

С того момента мы долго не виделись, до меня доходили только обрывки информации о нем. Переехал в другой город, устроился на какую-то работу с гарантированным заработком, несколько лет работал на одной должности. Не женился, детей нет… Затем его следы потерялись. Счастлив ли он, не знаю. У него сильный ум, он умеет быть очаровательным и всегда этим успешно пользовался, но меня не покидает ощущение, что он все-таки проскочил мимо многого, что наполняет наше существование жизнью. Устраивает ли его эта «сделка» – меньше тревоги в обмен на отказ от многих радостей жизни? Может быть, но мне кажется, что нет.

Глава 5

Поиск спасителя и беспечность: «Ты заслонишь меня от ужаса»

Не всем хочется впадать в подавленное псевдосмирение перед неизбежностью конца или бесконечно избегать риска утрат. Можно отчаянно игнорировать факт временности, жить так, будто у тебя в распоряжении вечность, или же искать нечто, способное заслонить нас от ужаса, позволить себе жить