нам известно, ваш отец изгнал вас из семьи, и вы больше не имеете права ссылаться на честное имя рода Ганьон, хотя и носите их фамилию.
— Довольно! — Онежский соизволил повернуться к ним, но первым делом посмотрел на библиотекаря. — Не нужно переходить к оскорблениям, мы лишь пытаемся выяснить правду.
Мизинцев издевательски извинился, и демонстративно сел в кресло.
— Мы нашли этот дневник в посылке, — глухо продолжил Дмитрий. — Внутри была записка.
Девушка взяла протянутый лист бумаги, и с закипающими слезами прочла следующее послание:
«Дорогая мадмуазель!
Ваша идея постоянно отправлять этот дневник по неверным адресам мне понравилась! Таким образом рукопись будет почти постоянно отсутствовать в Академии, но и не потеряется, ибо ее обязательно вернут, когда не найдут получателя. Право слово, истинно французская уловка!»
— Сейчас она скажет, что никогда не видела эту записку, и что не отправляла дневник по несуществующему адресу, — вполголоса сказал Илья.
Его взгляд выражал мрачное торжество, Рыков смотрел с грустью, будто ему было жаль разочаровываться в смелой девушке, а Дмитрий опустил глаза, так и не пожелав взглянуть на парижанку.
— Неужели вы не понимаете, что меня пытаются очернить? — несмотря на растерянность и обиду, Соланж решила вести себя спокойно, как подобает честному человеку. — Мертвецам выгоден раскол в рядах защитников Исети, и они задействовали своих марионеток, чтобы подставить меня, посеять между нами недоверие. Да, я чужачка здесь, в Оренбургской губернии, но мне не безразличны судьбы детей, обучающихся в Академии, мне не безразличны все люди, которые пострадают, если Мара одержит верх. Я лишь пыталась быть полезной, хотела встать вместе с вами на защиту этого края, и сражаться. Неужели из-за столь нелепой инсценировки вы разуверитесь во мне, и дадите врагам шанс одолеть нас поодиночке?!
В кабинете повисла тишина. Было видно, что Рыков склонен поверить ей, но Мизинцев смотрел с непримиримой ненавистью.
— Мадмуазель, — строго произнес Онежский, — мы обязательно выясним правду, а пока прошу вас выполнять исключительно свои прямые обязанности. Если вам нечего скрывать, я хотел бы прикрепить к вам отслеживающую вязь.
Глава тридцать седьмая, рассказывающая о поисках доказательств
3 декабря 1830 года по Арагонскому календарю
В шесть часов утра Соланж Ганьон накладывала на себя заклинания, убирающие синяки под глазами, так как почти всю ночь провела без сна. Ей безумно хотелось плакать от несправедливых обвинений, но раненая гордость не давала пролить ни слезинки. Как такое могло случиться? Неужели Бунин заранее подготовил подлую ловушку, чтобы столкнуть в нее Соланж в случае собственного поражения? В таком случае он преуспел, ибо девушка лишилась доверия, доступа к дневникам Анны, а на ее руке красовался омерзительный браслет с вплетенной в него отслеживающей вязью. Теперь Дмитрий всегда будет знать, где она находится, и какие заклинания использует.
— Как это унизительно, — тихо сказала девушка.
— Хотя бы не посадили за решетку, — буркнул Гастон.
Ему тоже было нелегко: фамильяр Дмитрия Эно попытался встать на их защиту, но ректор грубо прервал своего спутника.
— Снова за решетку, — нервно рассмеялась Ланж. — Только подумай, Гаст, в Париже меня едва не посадили за убийство, в Исети — за пособничество преступникам, угрожающим безопасности Империи. Какая у меня богатая криминальная история!
Фамильяр недовольно скривил морду.
— Не время для истерики. Нужно искать выход.
— Расслабься, мы найдем доказательства нашей невиновности, и Онежский на коленях будет ползать за нами, вымаливая прощение!
— С чего начнем? — деловито уточнил Гастон.
— С завтрака! Без яиц всмятку и утреннего чая мой мозг работать, увы, не сможет.
Спустя полчаса фамильяр вернулся к прерванному разговору.
— Ну что, Ланж, ты уже насытилась?
Девушка с сожалением отложила недоеденный пирожок, и последовала за Гастоном на занятие с шестым курсом. В галерее они остановились, глядя на зимний лес за окном.
— Что ты собираешься делать? — спросил Гастон по-французски.
— Допросить служанку, которая принесла посылку. Ее приставили ко мне с начала учебного года, но она была такой ненавязчивой и исполнительной, что я не обращала на нее внимания. А она вполне может оказаться человеком Бунина.
— Хм, логично. Сами допросим, или пойдем к Онежскому?
— Не поверит, решит, что я пытаюсь оправдаться любой ценой. Лучше сначала получим железные доказательства, а потом уже — пойдем к нему.
— Только придется сделать это после урока.
— Ничего, Гастон, никуда она не денется.
Они продолжили путь в подземелье, не заметив следившую за ними ящерку. Злобные глазки фамильяра проводили Соланж и Гастона, а пасть растянулась в ухмылке.
«Пиявка, ты где?» — раздался мысленный призыв хозяина.
«Ганьон заподозрила служанку» — последовал ответ.
После занятия с шестым курсом Ланж наспех дала им побольше работы, не вняв грустному роптанью, и помчалась искать свою служанку.
— Как это вы ее не видели? — спрашивала она у румяной женщины.
— Я же говорю вам, Айя работала тут, со мной, а потом отпросилась, ну, по нужде, и до сих пор не явилась. Не в первый раз, — наябедничала служанка. — Я столько жаловалась на нее, а что толку! Прохлаждается, еще и жалованье получает, а за что, если я ее работу выполняю?! Зато как бежать прислуживать вам — так она с радостью.
Отойдя на безопасное расстояние, девушка сказала:
— Не нравится мне это, Гастон.
— Создай поисковую вязь.
— Не могу, Онежский узнает. Вдруг с Айей что-то случилось? И они обвинят меня, что я устранила соучастницу.
— Ох, Соланж, как же мы сглупили! Надо было сразу идти на поиски этой чертовой служанки!
— Нет смысла сожалеть об упущенном, — с горечью ответила девушка. — В любом случае, теперь мы знаем наверняка, что Айя могла рассказать нам полезную информацию, поэтому она и скрылась.
— Либо ее похитили, и это означает, что у Бунина остались сообщники.
— Тогда мы в большой беде, дружок.
Они направились на новое занятие, как Ланж внезапно озарило.
— Нам нужно попасть на почту!
— Зачем?
— Если бы я якобы отправляла дневник посылкой по несуществующим адресам, в почтовой конторе должна была остаться информация о таких отправлениях.
— Прекрасно, Ланж! Но нам запрещено покидать пределы Академии.
— Вот теперь можно идти к Онежскому, и требовать, чтобы он сам туда направился. Раз пообещал выяснить правду — пусть и разбирается.
Тем временем два мертвеца волокли хрупкое тело к реке через лес. Черные волосы девушки волоклись по снегу, но восставшие мертвые не испытывали уважения к окончательно умершим, и слишком много знавшая служанка обрела последний приют в ледяных водах Исети.
Глава тридцать восьмая, рассказывающая о зимних развлечениях при осадном положении
10 декабря 1830 года по Арагонскому календарю