терпения: Онежский и Рыков едва не наперегонки мчались в подземелье, ориентируясь на усиленную поисковую вязь. В одной из комнат они наткнулись на Герца. По его лицу было понятно, о чем думал парень, поэтому он не удивился, когда Онежский обездвижил его заклинанием, а Рыков схватил за воротник.
— Сейчас мы побеседуем, волчонок.
Никто не поразился, увидев столь странную компанию, ибо все знали о чувствах Дианы к Герцогу, и были уверены в его причастности к ее исчезновению.
Тем временем парня доставили в одну из темниц.
— Рассказывай, — прорычал декан, сверкая серыми глазищами с желтоватым отливом.
— Если я скажу, что не ожидал от нее такого, вы поверите?
Рыков ударил его наотмашь.
— Как непедагогично! — рассмеялся Герцог. — Господин ректор, а вы что скажете? Это в нашей Академии ввели новые методы преподавания?
Но взгляд Онежского не выражал больше той доброты, какую привыкли у него видеть ученики.
— Ты можешь сколько угодно паясничать, но это не изменит того факта, что ты перешел в новую форму жизни, и представляешь угрозу.
— Угрозу? — высокомерно переспросил парень. — Разве я обратил хоть кого-то из студентов? Разве я причинил кому-то вред? Лишь один раз не сдержался, когда встретил в подземелье Соланж Ганьон, но она, обратите внимание, тоже жива и здорова.
— Послушай, Герман, я хочу, чтобы ты понимал, что в этом нет ничего личного. Я всегда стоял на страже безопасности учеников, и мне стыдно перед тобой, что я подвел, не защитил, позволил им сделать это с тобой. Но сейчас на карту поставлены жизни остальных учеников, жителей Исети, всей губернии и даже империи! Моя единственная цель — защитить их, выполнить свой долг хотя бы перед ними. Так что я задам тебе несколько вопросов, и ты ответишь на них, даже если придется выбивать ответы силой.
— Силой значит… Причинить боль мертвому крайне сложно, вы же знаете?
— О да, не переживай. Мы нашли способ тебя разговорить.
Лицо Герца помрачнело.
— Значит, добрались до дневников, да?
— Ты согласен добровольно рассказать все, что знаешь?
— Заставьте меня, и, если мне понравится, так уж и быть, поделюсь знаниями!
Дмитрий с Глебом переглянулись, и глаза декана налились мрачной решительностью. Он приковал ученика к стулу цепями, и достал деревянную коробку.
— Последний шанс, парень.
— Удивите меня, господин Рыков!
Декан ухмыльнулся, подумав, что по крайней мере его ученик не слабак, и вытащил из коробки инструмент для подкожных инъекций.
— Раньше, — сказал он, — это делалось более диким способом, но мы же гуманные палачи, живущие в развитом веке!
Герцог напрягся, чувствуя подвох.
— Ты не читал дневников, студент, и не жил среди себе подобных, так что в твоем мертвом воспитании присутствует много пробелов, которые мы сейчас совершенно безвозмездно заполним.
Игла грубо впилась в кожу оборотня.
— Сейчас начнется.
Боль пронзила каждую клетку тела, такая сильная, что на секунду Герцу показалось, что он во второй раз умирает. Он не мог пошевелиться, но спустя минуту пещеру заполнил душераздирающий крик.
— Вот, а говорил, что тебе ничего не страшно! — съязвил Рыков.
— Довольно! — прервал его Онежский. — Теперь ты понимаешь, Герман, что у нас есть на тебя управа, и, пожалуйста, не заставляй нас снова применять крайние меры.
— Что вы мне вкололи?
— Я обязательно тебе расскажу.
Герцог понимающе хмыкнул.
— Ладно, считайте, вы меня впечатлили. Ну так что вы хотите знать?
— Ту, которая тебя обратила, звали Мара?
— Да, но откуда вы знаете?
— Мы — потомки хранителей Исети, нам многое известно. Следующий вопрос: почему ты не обратил своих друзей?
— Мне не дали такого приказа.
— Хорошо, тогда скажи, кто отдает тебе приказы в стенах Академии?
— А, вот оно что! Ищите предателя! Верно, он есть. Мара не убила его, он добровольно ей служит. Знаете, почему? Хочет защитить учеников. Таков был уговор: он помогает ей избавиться от вас всех, а взамен мертвые не тронут Академию. Только на мой взгляд это полная чушь, Мара не остановится, для нее обещания — пустой звук.
— Верно мыслишь, — оценил Рыков. — Ну так кто наш предатель?
— Очевидно же! Бунин.
Глава тридцать вторая, рассказывающая о правых и виноватых
25 ноября 1830 года по Арагонскому календарю
— Вы уверены? — взволнованно спросила Ланж.
— К сожалению.
— При всем моем уважении к вам, но разумно ли доверять словам Герца? Он мертвец, враг, сподвижник Мары и ее проклятой армии. Он мог и солгать.
— Разумеется, но, учитывая количество улик, мы не можем просто взять и проигнорировать их. Не забывайте, что Бунин знал о мертвецах, выставил меня перед вами предателем, морочил вам голову, шпионил, посмел навести клевету на губернатора, и, судя по показаниям Герца — стал пособником Мары.
Онежский не стал добавлять, что давно подозревал Бунина, но не имел достаточных оснований для ареста и допроса. Вчера же Герцог развязал ему руки, и они с Рыковым немедленно созвали стражу, чтобы не дать Бунину шанса ускользнуть. И тот не сопротивлялся, лишь настаивал на невиновности, обвинял ректора с деканами в сговоре против империи.
— Он сказал что-нибудь?
— Нет, — вздохнул Дмитрий. — Утверждает, что непричастен, и требует прекратить лицемерить. Он считает предателями нас, — пояснил он в ответ на удивленный взгляд Ланж. — Говорит, что мы лишь для вида изображаем бурную деятельность, а на самом деле собираемся продаться Маре.
— А Герцог надежно охраняется? Помните, я говорила, что у них могут быть еще сторонники: господин Бунин тогда признался, что за мертвецами следят по его приказу, только отказался называть имена помощников.
— Конечно. Мы поместили их в разные камеры, в самых дальних частях подземелья, и сплели надежнейшую вязь. Изнутри ее не открыть, да и снаружи это сделать проблематично. Только не знаю, лгал он тогда или нет. Вряд ли он втянул бы в это дело много сообщников: чем меньше людей — тем проще скрываться.
Онежский привлек ее к себе, нежно целуя.
— Не волнуйтесь, Соланж, пока я рядом — вам ничего не грозит.
Тем временем прикованный цепями и магией Герман Герцог изо всех сил рвался на свободу, затягивая вокруг шеи «петлю мертвеца». Он еще не знал, но так говорили его новые соплеменники о новообращенных, которые сохраняли остатки прежней личности, но под воздействием какого-то фактора теряли их, превращаясь в бесчувственных тварей, движимых одной целью — убивать. Диане помогла окончательно переродиться ненависть к мадмуазель Ганьон, рожденная из ревности к Герцогу. Сам же оборотень растерял остатки человечности из-за положения узника, пойманной жертвы.
Он поклялся себе, что вырвется, и отомстит каждому.
Пока Герцог сходил с ума от бессилия, Иван Бунин спокойно размышлял