знай дети правду — обучать их самозащите было бы намного легче, но Онежский не хотел допускать огласки, и заставил ее лгать.
— Темная магия дает много простора своим адептам. Представьте, если они с помощью запрещенных заклинаний подменят для вязи свою энергию! Если ваши заклинания, направленные на живых существ, вдруг не признают их таковыми. Быть беде!
— А так можно? — тревожно спросил Олег Кумцев.
— Когда дело касается темной магии — возможно все.
«А с мертвецами так и подавно!» — мысленно вздохнула Ланж.
— Поэтому, дорогие студенты, сейчас мы будем учиться сплетать боевую вязь, рассчитанную и на живые, и на неживые объекты.
Несмотря на энтузиазм шестикурсников, кроме Крысиной никто не преуспел: они не могли соединить два разных по своей природе потока нитей, и сплетали вязь либо для живых, либо для неживых. Ланж их не винила, так как знала, что для подобного результата нужно великолепно чувствовать свою магию. Зато Пелагея цвела улыбками, и ее самодовольство обрело почти осязаемую форму.
— И как успехи? — спросил у парижанки Илья Мизинцев, когда она пила чай в преподавательской столовой.
— Скромно. Пока что только студентка Крысина добилась приемлемого результата, но мы продолжим заниматься, и у них все получится.
— Хорошо, Дмитрий будет рад услышать.
В то же время Ректор Онежский допрашивал Бравадина:
— Лучше себя чувствуешь? — неласково спросил Дмитрий.
— Да, спасибо, — заикаясь ответил студент.
— Тогда, может, расскажешь, какого дьявола произошло в подземелье? Пока что ты не за решеткой, но непременно отправишься туда, если я не получу весомых доказательств твоей невиновности.
Фамильяр мальчишки прижался к нему пушистым лбом.
— Я не предатель, клянусь!
— Но ты оглушил стражу, использовав запрещенное заклинание! Темную магию! И выпустил на свободу преступника, создав нам очень много проблем. Что бы ты подумал на моем месте, если бы твой студент сотворил такое?
— Что он предатель. Или идиот, — хмуро сказал парень.
— Я очень хочу поверить во второе, и в твоих же интересах убедить меня, что ты действительно идиот, а не преступник.
Бравадин вздохнул, подумав, что даже не обижается на оскорбление. Да, он осознавал риск, но такой подставы от декана не ожидал.
— В начале учебы мадмуазель Ганьон написала на меня докладную из-за моего поведения. Декан провел разъяснительную беседу, но я снова позволил себе проявить грубость, и он подверг меня наказанию. Сначала я злился, а потом пересмотрел свое отношение к мадмуазель, и понял, что относился к ней предвзято из-за того, что она француженка. Тогда я решил исправиться.
— Похвально, что ты признаешь свои ошибки, студент, но причем здесь мадмуазель Ганьон?
Фамильяр Бориса покачал головой, и выдал своего хозяина:
— Он просто влюбился.
— Ромб, заткнись!
Бравадин покраснел, как помидор, а Дмитрий едва сдержал хохот.
— Ну, допустим, — только и сказал он. — Но я все равно не понимаю, как преподавательница относится к вашему предательству?
Пока студент пытался справиться со стыдом, в разговор опять вмешался его фамильяр:
— Борис подрался с однокурсником, который выразил неуважение к мадмуазель, и тогда Бунин догадался о его чувствах. И рассказал о мертвецах, о Германе Герцоге и Диане Окской, о полчищах чудовищ, в лесу ожидавших своего часа. И что Соланж Ганьон грозит опасность.
— Он сказал, что мадмуазель на его стороне, дал весточку, что она спрятала какие-то важные рукописи в тайнике, куда он отвел меня однажды, чтобы я знал, где находится защищенное место.
— Вот как, — задумчиво произнес Дмитрий.
— Да, и я следил, чтобы мертвецы не лазали в ту сторону, а еще — оберегал мадмуазель. Когда до меня дошли слухи о задержании декана, я решил, что вы на стороне злодеев, и отправился на выручку господину Бунину. Я не знал, что он окажется предателем!
Некоторое время Онежский обдумывал услышанное, после чего сказал:
— Я поставил особую вязь, когда ты начал говорить, и она подтвердила искренность твоих слов. Дальнейшую твою судьбу решат дневники: отведи меня к ним.
— Нам стоит дождаться господина Мизинцева?
— Нет, — жестко прервал ректор. — Мы пойдем вдвоем.
Глава тридцать шестая, рассказывающая о расколе в рядах защитников
2 декабря 1830 года по Арагонскому календарю
После ужина Соланж поспешила в кабинет ректора, представляя, как расскажет ему об успехах восьмого курса, как озарятся любовью его глаза, но вместо милого сердцу мужчины она встретила главного библиотекаря.
— Простите, мадмуазель, но вам придется немного подождать господина Онежского.
Его тон не понравился Гастону: верный фамильяр тут же ощерился, но Мизинцев не дрогнул, ответив снисходительной ухмылкой.
— Успокойте свою шавку, пожалуйста.
Ланж опешила.
— По какому праву вы обращаетесь ко мне в таком тоне?
— С лжецами и предателями иначе нельзя.
Девушка вдохнула полную грудь воздуха, чтобы высказать нахалу все, что она о нем думает, но в кабинет вошли Онежский и Рыков.
— Господин ректор, наконец-то! Нам нужно срочно поговорить.
Дмитрий не ответил, повернувшись к ней спиной, зато оборотень одарил таким взглядом, что Ланж захотелось не просто покинуть кабинет, а сразу — Российскую Империю. Гастон прижался к ее ноге, и девушка почувствовала прилив сил. Ну уже нет, пусть объясняют, что происходит.
— Мадмуазель, нам нужно, чтобы вы кое-что прояснили, — вкрадчиво начал Илья Мизинцев. — Сегодня господин Онежский допросил ученика Бравадина, и он подтвердил, что вы состояли в сговоре с Иваном Буниным.
— Если память мне не изменяет, я сама вам рассказывала, как он защитил меня от Дианы Окской, и обвинил вас в измене.
Ланж смотрела в спину ректору, который по-прежнему не оборачивался.
— А больше вы ничего не забыли нам рассказать?
— Господин Мизинцев, если у вас есть что сказать — скажите прямо, а не ходите вокруг да около.
— Действительно, — ответил Рыков. — Зачем тянуть время, у нас его и так в обрез. Мадмуазель Ганьон, вы знаете, что это?
Оборотень показал ей черный дневник, такой же, как и найденный в подземелье.
— Полагаю, это очередная рукопись Анны.
— Борис Бравадин сказал, что вы спрятали ее в тайнике.
— Каком тайнике? — искренне удивилась девушка. — Это неправда.
— Но вы признавались, что ученик бродил за вами тенью, и он вполне мог подсмотреть, как вы утаили от нас дневник, и спрятали в подземелье.
— Ничего я не прятала! Все, что у меня было, я отдала вам!
— Хотелось бы в это верить, но нам пришлось, — Рыков неожиданно замялся, — пришлось обыскать вашу комнату. И там мы нашли вот что.
Узнав, что они вломились в ее спальню, Ланж разозлилась, но, когда оборотень показал еще один дневник, на смену гневу пришло изумление.
— Клянусь своим родом, я его вообще не видела!
— Каким еще родом? Насколько