class="p1">— Я все выяснил, — вкрадчиво рассказывал Мизинцев. — Ганьон искала свою служанку по всей Академии, но та бесследно исчезла.
— Нужно найти ее.
— Вряд ли удастся, Митя. Она была сообщницей парижанки, и, когда поняла, что их раскрыли, сбежала.
— Я написал графу Сухтелену, он поможет. Человек не может просто так испариться! Мы найдем ее, где бы они ни была.
Онежский с силой сжал перила, наблюдая за студентами, собирающимися в группы. Сегодня они должны были посетить город Исеть, и в радостном возбуждении не могли угомониться, что злило сопровождающих преподавателей. Среди них была Соланж: она не кричала, не суетилась, но доверенные ей дети стояли смирно, пока остальные хаотично перемещались по залу.
— Не надо было ее привлекать к этому делу, — в очередной раз завелся Мизинцев.
— Мы покинем Академию, пусть лучше будет перед глазами.
Ректор не сознался, что еще ему хотелось показать девушке город, помочь ей развеяться, но главный библиотекарь понял это и без слов.
— После всего ты слишком добр к ней. Она заняла сторону врага.
— На тот момент она не знала всей правды, поэтому могла запутаться. Я и так отстранил ее от дела, наложил отслеживающую вязь, что ты еще хочешь, под замок ее посадить? Мадмуазель Ганьон сюда пригласили для преподавания, мы заключили контракт, вот пусть и выполняет свою работу.
— Построились! — громогласно крикнул внизу Рыков, и студенты мгновенно вытянулись в струнки. — Любой, кто издаст лишний звук или посмеет нарушить строй, останется в Академии драить подземелье.
Угроза подействовала, так как ученики отлично знали характер декана оборотней, и что слова у него не расходятся с делом.
Ланж Ганьон натянула на лицо вежливую улыбку, глядя на Дмитрия, спускавшегося по лестнице. Никто не догадывался, что произошло между ними, и меньше всего ей хотелось услышать новые сплетни о себе. Онежский по очереди посмотрел на каждого преподавателя, и не задержал на Ланж ни единой лишней секунды. Верный фамильяр завилял хвостом, ударяя им о ногу Ланж, тем самым выражая поддержку. Она прикрыла глаза, послав ему волну благодарности, и перевела взгляд на Мизинцева. Кто-кто, а он не скрывал своей антипатии к девушке, причем сейчас она поняла, что он никогда не был с ней по-настоящему вежлив.
После короткого наставления, перекликавшегося с угрозами оборотня, Дмитрий повел группу к выходу, и уже спустя десять минут дети чинно расселись по саням, пытаясь избежать внимания Рыкова. Ланж приглядывала за доверенными ей студентами, но взгляд то и дело цеплялся за величие зимнего леса.
Ее непокрытые волосы красиво легли на меховой воротник, щеки раскраснелись, как у матрешки, и Дмитрий Онежский украдкой поглядывал на нее, всем сердцем желая забыть подозрения на ее счет, и прижать любимую девушку к груди. Эно чувствовал его мысли, и ободряюще тыкался мордочкой в плечо.
Город живописно утопал в снегах, но протоптанные дорожки позволяли комфортно передвигаться, и у детей сорвало крышу от вида палаток с калачами, пирогами, леденцами. Кто-то сразу побежал за сбитнем, девушки постарше деловито торговались у прилавка с бусами, парни столпились у кузнеца, демонстрировавшего закаленное магией оружие.
— Эй, красавица, подойди сюда!
Ланж не сразу поняла, что обращались к ней, но после второго призыва подошла к торговке украшениями. Укутанная в меха казашка грустно улыбалась, глядя на девушку и ее фамильяра.
— Вы звали меня.
— Звала, — неспешно ответила женщина, разглядывая парижанку с ног до головы. — Я сразу ощутила это на тебе.
— Что вы ощутили?
Но женщина не ответила.
— Возьми, — торговка протянула ей коралловый амулет на кожаном шнурке.
— Какой красивый! — невольно восхитилась Ланж. — Сколько я вам должна?
— Это подарок.
— Нет, так не годится. У всего есть цена, и я не имею права принимать украшение в дар.
— Не украшение, а амулет, — сурово поправила женщина. — Никогда не надевай его поверх одежды, он должен соприкасаться с кожей, быть у самого сердца.
Соланж крутила в руке подарок, пытаясь понять значение начертанных на нем знаков.
— В лесах живет зло, — неожиданно сказала торговка.
— Вы… знаете? — напряженно спросила Ланж.
Ответа опять не последовало.
— Когда все станет плохо, ты, девочка, рассчитывай только на себя. Сердце всегда укажет верный путь. Я все сказала, — добавила она, и отвернулась.
Пока Соланж отвлеклась на торговку, между рядами ярмарки прошмыгнула тонкая фигурка с закрытым капюшоном лицом. Она осторожно подняла глаза, огляделась, и, оставшись неузнанной, отправилась дальше. Увидев ненавистную парижанку, едва сдержала желание немедленно вонзить ей когти в горло, и отступила к прилавку с орскими блинами. От нее как раз отходили две четырнадцатилетние девочки.
— Какой вкусный блинчик! — воскликнула Ульяна.
— А я больше с мясом люблю, которые Люба печет, — ответила Алия.
— Давай еще пирожки с капустой возьмем.
— И вишневый компот.
Они шли в нужном направлении, выбрав наименее многолюдное место, словно сами предлагали себя в жертву. Несколько широкоплечих фигур в меховых шубах отгородили их от парижанки, и одна из них ухватила Ульяну, зажимая рот. Алия не успела моргнуть, как ее подруга исчезла, а с другой стороны ее за руку ухватила Диана Окская.
— Привет, Алия, давно не виделись! Вы хотели компот попить, так давай я тебя угощу!
Беглая ученица увлекла испуганную Алию за собой, до боли сжимая запястье.
— Куда они забрали Ульяну? — робко спросила малышка.
Диана жутко улыбнулась.
— С ней все будет хорошо, если ты мне поможешь. А если откажешься, или скажешь хоть слово ректору или кому-нибудь еще из Академии — твоя подруга будет умирать долго и мучительно.
— Что тебе нужно?
— Всего-то освободить Германа Герцога.
— Но…
— Не бойся, я расскажу, как это сделать. Как только он придет ко мне — я отпущу Ульяну. Даже сопровожу ее к Академии, чтобы бедняжка не заплутала.
— А если обманешь?
— Поверь, твоя подруга мне не нужна. Мы ведь никогда не враждовали, у меня нет повода желать вам обеим зла. Я клянусь жизнью, что отпущу ее, как только ты выполнить свою часть уговора.
Глава тридцать девятая, рассказывающая об обмене одной жизни на другую
10 декабря 1830 года по Арагонскому календарю
Когда мертвец клянется своей жизнью — это считается наивысшей формой насмешки, но бедная Алия об этом не знала: она намеревалась спасти подругу любой ценой, и верила, что Диана не причинит настоящего вреда им с Улей. После нескольких минут размышлений ей даже стало жаль Окскую, которая так отчаялась, что готова была пойти на все, лишь бы вызволить возлюбленного из темницы.
— Что в этом плохого, Мик? — убеждала она своего фамильяра-кота. — Мы поможем голубкам воссоединиться.
— Но Диану обвинили в использовании темной