— Жаль, — опечаленно опустила она глаза. — Ну ты хоть на Эйфелеву Башню сходи, ладно?
И я не могла не пообещать.
Прощались мы скомкано, неловко. Полина отпросилась проводить меня до дома, хотя там не больше ста метров по прямой. Антону прошлось идти с нами, чтобы уже по темноте возвращать сестру обратно.
Всю дорогу она рассказывала про то, что еще во Франции есть огромные цветочные поля, которые я обязательно должна увидеть. И сфотографироваться. Потому что вернуться из Парижа без фото — то еще преступление. Я не стала говорить ей, что сейчас почти зима, а значит не выйдет, только улыбалась, любуясь ее непосредственностью.
Когда мы подошли к дому, Полина поведала по секрету, что ее мама больше всего любит пионы.
— …на каждый праздник, даже в самую холодную зиму, мой папа ей дарил, — восторженно рассказывала она. Я подозревала, что тот мужчина, о котором вспоминала ее мать, был отцом Антона, но потом поняла, девочка считает, что у нее с братом один отец. — Тот, кто тебя любит по-настоящему всегда знает о тебе все! Так мама говорит. Любимое пирожное, у меня корзиночка с кремом если что, и суп, и время года, и цветы конечно же. Ведь всем девочкам должны дарить цветы, — а потом на прощание спросила: — А какие твои любимые? Наверное, розы?
Я улыбнулась, ведь на самом деле так думали почти все. Каждый праздник одаривая меня шикарными букетами на высоких колючих стеблях. Почему я не любила их? Потому что эти цветы ничего не выражают. Не знаешь, что подарить девушке? Подари розы. Статусно и солидно. Банальный жест внимания от того, кто не знает о твоих настоящих вкусах ничего. Воспринимая тебя как ту самую розу — дорогое украшение для его приема, ужина, гостиной. Но я не успела ответить.
— Идем уже, Полин. Хватит! — Не выдержал Антон. — Давай домой! Тебе давно спать пора.
Мы попрощались. И до того, как я успела закрыть за собой дверь, уловила еще слышное, тихое: — Тюльпаны. Ее любимые цветы — белые тюльпаны.
Глава 33 - Как спасти квартиру и купить платье от Кельвин Кляйн
Я проснулась от того, что Север пытался из-под меня выбраться. И как бы не старался сделать это не потревожив, у него не вышло.
— Который час? — спросила я первое, что почему-то в этот момент пришло на ум.
— Девять. Лежи. Я просто хочу там наверху убраться.
Он встал. Его одежда выглядела помятой с одного бока и только тогда я поняла, что она просто мокрая. Как и я сама.
— Да, и тебе стоит переодеться. Вон там сухое, — кивнул на лежащие небольшой горкой вещи Север.
— Я тебе помогу, — подняла я руку. Меня больше не трясло от холода и истерики, да и оставить его разбираться с устроенным хаосом самостоятельно было жутко стыдно.
В час ночи, после минимум сорока ходок туда-сюда по лестнице, затаскивания матраса и ковра на балкон, оттирания пола и всей мебели, мы рухнули на диван. Напоминая не больше не меньше, двух бродяг из ночлежки. Обокравших местный ГУМ. Мужской отдел, если конкретнее.
На мне, словно на вешалке, болталась футболка, а черные шорты, доходившие до колена, так и норовили сползти. Север тоже переоделся в майку и сидящие на бедрах спортивные штаны, из-под которых периодически виднелась резинка боксеров, от чего каждый раз, когда он тянулся вверх что-то убрать, мне приходилось стыдливо отворачиваться. Волосы он собрал сзади тонкой резинкой, и вкупе с внешним видом, хаосом в доме, все это ощущалось настолько странно, что я не знала, куда себя деть. Но спустя пару часов мы настолько уработались, что стало уже плевать и на сползающие шорты, и на растрепанные волосы, и на Кельвин Кляйн на резинке трусов, наглыми черными буквами все время мозолящий мне глаза.
Я лежала, примостившись на своем кусочке свободного места и не могла уснуть. Север не спал тоже. Хотя и очень старательно делал вид.
— Диана, — вдруг окликнул он тихо, так и не поднимая головы. — А зачем ты вообще меня звала? Я про белый конверт.
— Извиниться хотела. Белая карточка — белый флаг. Как у пиратов — переговоры, — так же тихо ответила я, сжавшись и опасаясь его реакции. Но Север ухмыльнулся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Лучше не извиняйся больше. А то, боюсь, в следующий раз ты сожжешь мне дом.
— Прости, — еще раз шепнула я.
— Мастер классы тебе надо вести. Как довести до припадка.
— В итоге ж не довела.
— Я был близок, — заверил Север и улегся поудобнее, освобождая мне место. Даже двоим здесь было тесно, так что приходилось лежать практически на его остром плече. Снизу же в бок упирался его локоть. Неудобно.
Мы снова поерзали, пытаясь разместиться, но софа была слишком тесной. В конце концов Север сдался. Выдохнул и обнял меня одной рукой, притянув к себе. Детали паззла совпали. Как будто две части одного механизма подошли друг к другу.
— Только не надумай чего, ради всего святого, — предупредила я, прижимаясь щекой к его майке, что так вкусно пахла чем-то по летнему свежим.
Север хмыкнул.
— На твоем месте пол академии мечтает оказаться, а ты как обычно, возмущаешься.
— А тебе это, похоже, льстит, — недовольно буркнула я. — Лежишь небось и представляешь, как о тебе поклонницы мечтают.
— Пфффф, — ухмыльнулся Север. — Но ты же нет.
— А я нет.
Он явно от этого разговора испытывал удовольствие. Потому что когда говорил шепотом, его голос, обычно чуть шершавый, становился другим. В нем появлялась глубина, и какая-то томность.
— Вот возьму и, пока спишь, сделаю селфи. Такого Северова, помятого и с немытыми волосами, они еще не видели. Продам потом на черном рынке твоим поклонницам. Куплю платье от Кельвин Кляйн. — «Надеюсь, они не только трусы шьют» — подумала я.
— Вряд ли тебе на оригинал хватит, — не догадавшись, прошептал Север. — К тому же, ты ведь ненавидишь юбки.
— Леське подарю. — Пусть он считает меня глупой, я улыбнулась, вдруг понимая, что мне доставляет какое-то нездоровое удовольствие его дразнить. — Ей нравятся всякие женские штучки. Она вообще такая девочка-девочка. Бантики, бабочки, цветочки…
— И наклейки, — закончил за меня Север.
Я хмыкнула.
— Понял, значит.
— А ты сомневалась?
Дождь снова принялся барабанить по крыше, но мне уже не было страшно. Глаза начали закрываться. Устроившись поудобнее между твердым подлокотником и таким же твердым, но удивительно теплым мужским плечом, пока не передумала, я выдала на одном дыхании:
— Север, верни пожалуйста Пашку.
Я знала, что хожу по натянутому канату. У Севера триггер на обладателей черных карточек. Я поняла это еще в тот день, когда Макс произнес: «С ними он разбирается исключительно сам». Но ведь Пашка действительно неплохой парень. Оступился. С кем не бывает?
— Солнцева, ты и так должна мне новую кровать, две тумбы и ковер. Хочешь, чтоб твой долг стал еще больше?
— Я могу быть полезна. Ты же знаешь.
— Зачем это тебе? — вдруг совершенно серьезно спросил он. От голоса снова повеяло льдом. Я вспомнила его глаза в тот момент, когда он говорил о тех, кто распространял наркотики и поежилась. — Зачем возишься с ним, будто своих проблем мало?
Невольно вырвалось:
— Беру пример с тебя.
Тяжело выдохнув, он закрыл глаза рукой. С минуту молчал, а потом произнес:
— Ладно, минус кровать.
А потом приказал спать.
«Это был странный день», — мелькнула последняя мысль, перед тем, как я закрыла глаза и обессиленно провалилась в сон.
Что-то жужжало. Раздражая назойливой мухой.
В комнате было темно. Я даже не поняла спросонья, спала ли вообще, но, бросив взгляд на часы над телевизором, поняла, что уже восемь утра. Одеяло, свернутое под щекой, приятно пахло и только, когда я приподнялась, открыв глаза, поняла, что лежала не на одеяле вовсе. Даже в темноте я смогла различить широкие плечи, ворот майки, из-под которого выглядывала серебряная цепочка и несколько небольших шрамов на ключице. Взгляд поднялся выше: светлые волосы разметались по диванной подушке, да и вообще угол, под которым лежала голова казался настолько неудобным, что я побоялась, после подобной ночевки, бедолага Северов вообще не сможет ее повернуть.