Разве может у нас что-то получиться, если я буду следить за ним, как в детстве? Мне больше не интересно подбирать крохи информации о Ване Громове, футболисте из одиннадцатого. Мне интересно, какой на самом деле человек мой давний друг Вано. И что он может мне дать.
Поэтому я медленно качаю головой, не отрывая взгляда от красивой Алены, которая скрывается на лестнице.
Говорю Арине:
— Нет. Пойдем на урок.
— Ого. Взрослеешь, Суббота?
— Ага, сплюнь, — фыркаю весело, — я просто…не знаю, просто не хочу, вот и все.
Подруга кивает:
— Вот и умничка. Хотя, не скрою, мне дико любопытно!
Мы тоже идем к лестнице, чтобы подняться на четвертый. Я склоняюсь к Арине и доверительно сообщаю:
— Знаешь об одном неприятном инциденте? Стефаня говорила, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
— Да ты что? Ужасно жаль бедняжку! — в притворном ужасе Арина качает головой, но стоит нашим взглядам пересечься, мы громко смеемся.
Я беру ее под руку и, периодически оглядываясь, шепотом рассказываю, что произошло вчера. Она молчит, внимательно слушает, иногда отстраняется, чтобы округлившимися глазами дать мне реакцию, мол, ну ничего себе!
— Обалдеть вообще! — на выдохе проговаривает она наконец.
Я чувствую интересную смесь смущения и легкого самодовольства. Ну что, не ожидали? Да я и сама подумать не могла, если честно.
Мы с Ариной садимся недалеко от кабинета прямо на пол, склонив голову друг к другу.
— Тебе понравилось? — шепчет она.
Я серьезно киваю. Прикусываю губу, чтобы попытаться угомонить бешеную улыбку, но в итоге сдаюсь.
Говорю:
— Невероятно. Не думала, что это в действительности может быть так приятно. Но вместе с тем как-то странно. Ну, такая вот физиологическая близость с другим человеком.
— Понимаю, о чем ты. А когда твой первый поцелуй происходит с парнем, который безразличен, тебе просто странно, да и все. Рада, что у тебя все иначе.
Арина сжимает мою ладонь и улыбается, почти без участия губ, а только своими большими печальными глазами.
Мы так с ней близки, но я так мало в действительности о ней знаю. Когда-нибудь она мне откроется.
Я перевожу взгляд чуть правее ее лица и вижу, что Коса в очередной раз смотрит на меня. Торопливо встаю на ноги и протягиваю руку Арине:
— Знаешь что, пойдем-ка к Витале?
— О, наш мрачный рыцарь, наш спаситель, — иронично пропевает подруга и подает мне ладонь, — наш гроза назойливых поклонников!
Я рывком поднимаю ее и закатываю глаза. Хотя, конечно, она права. Я каждый раз малодушно ищу защиты у сурового соседа по парте. Дело в том, что изначально я пыталась прятаться у брата под боком, но у Косы и Бо нормальные отношения, так что он просто подходил к нам и делал вид, что просто хочет поболтать с Богданом. А вот с Виталиком, на мое счастье, Акостин не общается вовсе. Чем я успешно и пользуюсь.
Так что оставшееся до урока время я коротаю рядом с высоким угрюмым Сорокиным, с которым у нас почему-то установились хорошие приятельские отношения.
Не забываю нервно поглядывать на телефон. Я, конечно, решила довериться Ване и судьбе, но от этого не менее страшно. Они все же расстанутся? Что он скажет ей? А как она отреагирует? Мысленно отмахиваюсь от картинки, где Зайцева таскает меня за волосы по всему четвертому этажу школы.
Но проходит первый урок, второй, от Вани нет ни одного сообщения, и хоть мы об этом не договаривались, я все равно волнуюсь.
После английского мы спускаемся в столовую и я, стараясь делать это не слишком уж очевидно, шныряю взглядом по школьникам вокруг себя. Знаете, есть у подростков такой особенный напускной вид, типа, смотрите, мне абсолютно плевать на всех вокруг, но, о-боже-мой, как же хочется увидеть объект своей симпатии.
Но первым я встречаю не Ваню. Я вижу Зайцеву и рефлекторно сжимаю руку Арины. Она тихо ойкает, но ничего не говорит. Мы чуть замедляем шаг и внимательно изучаем Алену. Она плачет. Как-то тоже, знаете, красиво. У нее даже тушь не размазывается. Подружки, конечно, рядом. Одна гладит по волосам, другая — по стройному бедру. Почему-то думаю о том, что она без колготок, но ноги загорелые и блестящие, наверное, чем-то намазала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Честно говоря, я не хотела, чтобы ей было больно. Не хотела в каком-то роде становиться причиной ее слез.
Мы с Ариной проходим мимо, маршируя идеально в ногу, как два солдата на плацу, и лишь спустя пару шагов переглядываемся.
— Точно расстались, — шепчет она мне на ухо.
Я киваю несколько раз кряду и, не сдержавшись, оборачиваюсь.
Наверное, делать этого не стоило, потому что Зайцева тоже смотрит на меня. Зло. Впивается взглядом из-под длинных ресниц и уничтожает без того крохотные ростки сочувствия и сопереживания к ней. Она будто что-то мне обещает глазами, в которых нет слез. И я точно обойдусь без знания, что за сообщение она мне передает.
Отворачиваюсь и марширую дальше. Оловянный солдатик натренирован изображать беспечность, когда внутри все скручивает от тревоги.
Берем с Ариной чай и глубокие тарелки с кашей. Наша директриса немного сдвинута на том, что едят ее подопечные и, главное — из чего. Я сжимаю гладкие бока красивой пиалы и вдыхаю аромат овсянки с яблоками и корицей. Есть совсем не хочется, но я все равно берусь за ложку. С детства папа нам внушал, что спортсмен должен хорошо питаться. Я, конечно, не спортсмен, но у меня явно разряд по наживанию врагов. Поэтому энергия мне, скорее всего, пригодится.
Это подтверждает Громов, когда появляется в столовой, лениво пересекает большое светлое помещение, игнорируя свою девушку. Именно в таком статусе все знали Алену Зайцеву последние месяцы. Поэтому с преувеличенным вниманием наблюдают за тем, как Ваня приземляется за наш столик, закидывает руку на спинку моего стула и спрашивает, наклоняясь ко мне:
— Я присяду?
Глава 35
Поперхиваюсь кашей и теряюсь, глядя на Ваню. Стараюсь скрыть смущение за неловким смехом.
Говорю:
— Да ты уже присел, Громов.
— Я вежливый, — улыбается он мне и только теперь переводит взгляд на Абрикосову, — привет!
— Приветики! — максимально радостно выдает Арина и переводит взгляд на меня.
Потом снова на Ваню, и снова на меня. Очень демонстративно, даже головой водит из стороны в сторону.
Я робею еще больше и заталкиваю в рот большую ложку овсянки. Ваня сидит рядом, как ни в чем ни бывало, смотрит, как я ем. Пока я нервно жую, подруга спрашивает:
— Ну что, какие дела?
— Да все в порядке.
— А чего ты с девушкой своей не сел?
Господи, вот же коза. Делаю усилие, чтобы проглотить кашу, не прибить подругу и не умереть от смятения. Не знаю, что из этого тяжелее.
— Мы расстались, — скупо поясняет Громов, глянув на меня.
Арина чуть приподнимает брови:
— А-а-а, ничего себе! То-то они на нас смотрят, как три терьера на утку.
— Арина! — одергиваю я, одновременно нащупывая ее ногу под столом, чтобы постучать по ней кроссовком.
Громов неожиданно смеется:
— Хорошее сравнение. Простите, девчонки.
— Ничего, считай, это моя минута славы. Ладно, вы сидите, а я пойду, что-то совсем не голодная.
Аринка быстро поднимается, и я беспомощно смотрю за тем, как она уходит. Мы остаемся вдвоем, и я ловлю несколько заинтересованных взглядов на нас.
— А вот я бы поел. Подождешь?
— Да, конечно, — я киваю.
Смотрю, как высокий Громов идет к подносам, весь какой-то уверенный и собранный. Как будто очень хорошо управляет своим телом, ни одного лишнего движения. Что на поле, что в жизни. Моргаю, понимая, что залюбовалась. Я воровато оглядываюсь и думаю о том, что теперь это не остается незамеченным. На меня смотрят. Параллельный десятый, проклятая Зайцева, Акостин с чаем в углу — всем теперь есть до меня дело.
Самое дурацкое, это что я понятия не имею, как мне себя вести. Раньше у меня хотя бы был какой-то план. Плохонький, но все же. И я как-то думала, что, если Ваня обратит на меня внимание, то дальше все пойдет само собой. На деле же оказалось, что я совсем не знаю, как должна вести себя девушка в зарождающихся отношениях. Я ведь ничего не перепутала? У нас…ну, что-то начинается?