Читать интересную книгу Фол последней надежды (СИ) - Артеева Юля

Отыскав взглядом родное лицо, я наконец расслабляюсь, потому что Бо тоже смотрит, но без любопытства или неприятия, наоборот ободряюще мне улыбается. Брат касается своего носа кончиком пальца, показывая, что мне нужно держаться смелее. Послушно расправляю плечи.

— Как ты? — спрашивает Ваня, присаживаясь рядом.

С аппетитом принимается за еду, но его внимание все же безраздельно принадлежит мне. Это непривычно.

— Немного смущена, — признаюсь я.

— Почему?

Я неопределенно веду плечом. Ваня протягивает руку и касается моей кисти. Хочет поддержать, но я вздрагиваю и округляю глаза.

— Уверен, что стоит это делать?

Он делает паузу, смотрит на меня. Потом убирает руку и возвращается к овсянке.

Говорит:

— А ты нет?

— Я не знаю. Просто все смотрят. Ты же обычно сидел с Зайцевой или с друзьями.

— Ну, Гель, мы же давние друзья.

— Ой, Громов, — я фыркаю, — когда мы с тобой в школе дружили?

— Никогда? — он улыбается. — Да мы ничего не делаем, просто завтракаем. Пусть смотрят, тебе жалко, что ли?

От его улыбки, которая наконец предназначается именно мне, я расслабляюсь. Отрицательно качаю головой.

Говорю:

— Так вы и правда расстались.

— Да. Ты сомневалась?

— Она, — мажу взглядом по столику Алены, — кажется настойчивой и хваткой.

— Ну, я же не хомячок, — Громов хмыкает, — меня нельзя положить в карман и унести.

Я смеюсь:

— О, я уверена, многие бы этого хотели!

— А ты?

— Что?

— Ты бы хотела?

Я замолкаю, судорожно подыскивая правильный ответ. Что-то в меру откровенное, но легкое и смешное. В голове пусто. Тогда я просто открываю рот и позволяю честным словам выскользнуть наружу, сонно щурясь на яркий свет:

— Раньше да. Теперь думаю, что мне не очень нравятся такие методы.

Он смотрит на меня прямо и долго, но я выдерживаю и не отвожу глаза.

Он спрашивает:

— А какие нравятся?

— Другие, Вань, — смеюсь и толкаю его в плечо, — ешь давай. Очень много вопросов.

— Учился у лучших, — с усмешкой отвечает он.

Дальше мы выруливаем в более безопасные темы. Обсуждаем футбол, но не затрагиваем ни Ванину команду, ни работу его отца, хотя через месяц открывается трансферное окно, и мне жутко любопытно, кто у него в работе. Громов спрашивает про приют для животных, и мы договариваемся сходить туда еще раз в ближайшее время. Я наконец перестаю ощущать на себе чужие взгляды. В конце концов, мы и правда просто болтаем за завтраком. Какое кому дело?

Ваня показывает мне старые видео с Бо на своем телефоне. Чтобы было удобнее, двигает стул и садится слева от меня, касаясь моего плеча своим. Каждый такой контакт — остановка моего сердца, а каждый следующий — разряд дефибриллятора, запускающий его заново. Но мне кажется, что и Ване тоже нравится прикасаться ко мне.

Все это делает меня такой легкой и счастливой, я громко хохочу, то откидываясь назад, то склоняясь над столешницей, глядя на запись того, как придуривается мой брат, выплясывая на скамейке в раздевалке стадиона. А когда на видео лавка валится в одну сторону, а Бо — в другую, прямо на пол, и кричит «Я умер! Погиб!», у меня и вовсе выступают слезы.

Громов смеется вместе со мной, при этом смотрит как-то слегка удивленно. Потом прихватывает ладонью мое лицо, касаясь пальцами шеи и уха. Я замираю. Наш смех затихает, уступив растерянным улыбкам. Ваня большим пальцем стирает слезу, скользнувшую мне на щеку.

— Богдан тебе не показывал? — спрашивает, не убирая руки.

— Нет. Непростительный эгоизм. Это самое смешное видео в моей жизни.

— И в моей тоже. Понравилось? — Ваня говорит как будто уже о чем-то другом.

— Понравилось. А тебе? Нравится?

— Очень нравится.

Он скользит рукой мне за шею и чуть сильнее надавливает на мою кожу. Так, что мне кажется, будто он собирается притянуть меня к себе и поцеловать. Прямо тут.

Я снова теряюсь.

— Привет, Суббота.

Черт. Ваня убирает руку, и мы отрываем взгляды друг от друга. Испытывая острое разочарование, я все равно улыбаюсь.

Смотрю в сторону, говорю приветливо:

— Привет, ребят.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Зуев и Бавинов стоят около нашего столика. Как они подошли, я, конечно, не заметила. Кирилл смотрит с какой-то хитрой усмешкой, а Андрей наклоняется ко мне и звонко чмокает в щеку. Мы так раньше не здоровались, толком и не разговаривали, разве что недавно на физре. Он потом писал мне, но диалог как-то быстро заглох.

Бавинов переводит взгляд на Громова, издает короткий смешок и выдает:

— Понял.

Я тоже смотрю на Ваню и успеваю поймать тень недовольства. Озадаченно хмурюсь. Что он понял?

— Гром, идешь? Ты хотел алгебру у меня переписать, звонок сейчас будет.

— Точно, забыл. Гель, я пойду?

— Конечно.

— После школы увидимся? Сколько у тебя уроков?

— На один больше, чем у тебя, — брякаю, не подумав.

Расписание Громова я знаю наизусть, но в этом признаваться ему точно пока не хочу. К счастью, он либо не замечает, либо не подает вида.

Говорит:

— Ничего, я подожду.

Наклоняется и целует меня в щеку, задерживаясь губами на коже чуть дольше, чем обычно. С той же стороны, куда меня чмокнул Андрей, словно стирая чужое прикосновение.

Глава 36

Громов Иван: Геля-я-я, я тебя жду. Ты когда будешь?

Субботина Ангелина: Когда урок закончится.

Громов Иван: А пораньше сможешь уйти?

Субботина Ангелина: Вань))

Громов Иван: Мне просто скучно. Выйдешь?

— Субботина! — строго окликает меня историк.

Вздрагиваю и прячу телефон, зажимая его между колен, а сама поднимаю ангельский взгляд к учителю.

— Я смотрю, ты работу уже закончила?

Я вздыхаю, опускаю глаза к своей тетради. Две даты я так и не вспомнила, а описание революции все еще неполное. Но я голова вдруг кивает сама собой.

Говорю:

— Да, закончила.

Быстро сгребаю вещи в рюкзак, отношу тетрадь на учительский стол и, глядя себе под ноги, решительно выхожу из кабинета. На брата и на Абрикосову не смотрю. Завалить контрольную под конец года — не самое классное решение, боюсь, что одного взгляда от близких мне бы хватило, чтобы пожалеть. Поэтому не рискую.

Просто тихо прикрываю за собой дверь. Торопливо иду по безлюдному коридору, подгоняемая острым желанием увидеть Ваню. Он меня ждет! Меня!

Разулыбавшись, упускаю момент, когда кто-то дергает меня за руку, жестко схватив за запястье.

Налетаю носом на чью-то грудную клетку и в ту же секунду понимаю, что это Ваня. Он пахнет лаймом, а от его близости все тело простреливает горячей дрожью. Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. На контрасте с голубой радужкой слишком хорошо видно, как расширяются его зрачки. Щеки опаляет смущением. Я точно ему нравлюсь. Даже если на словах это не очень понятно, то его организм отчаянно сигнализирует мне всеми возможными способами.

Мы стоим на лестнице, за массивной дверью со стеклом. Громов вжимается в стену спиной и все еще сжимает мое запястье, притягивая меня к себе. Свободную руку поднимает к лицу и прикладывает указательный палец к губам, кивая за дверь.

Там, распространяя приторно-сладкий аромат духов, идет наша завуч, Лариса Пал-л-лна. Так ее все зовут, и так она сама представляется, зачем-то растягивая согласную «л». Цербер нашей школы.

Я подаюсь вперед, прижимаясь к Ване, и он коротко втягивает воздух через сжатые зубы, будто обжегся. Сильнее запрокидываю голову и пытаюсь поймать его взгляд, но он прячет его за пушистыми ресницами.

Честно говоря, даже несколько несправедливо то, что парням иногда достаются такие красивые ресницы. Разве они им так уж нужны?

Зачарованно глядя в его лицо, я поднимаю руку и касаюсь кончиком пальца его носа. Трогаю маленькую горбинку, которую рассматривала годами. Веду ниже, смещаюсь к родинке над верхней губой. Боже мой. Я так давно этого хотела. Ведь этого могло никогда не случиться.