Читать интересную книгу Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - Георгий Голохвастов

Глава третья

С тех пор, свидетель великой годины,Царя Атласа ровесник единый,Бессменный в вихре житейских утрат,На Остров свой с остроглавой вершиныГоры Священной глядит Зиггурат.

Не вызов Богу в стремлении страшномЕго уступов к лазури высот;Не рать титанов мятежный оплотВоздвигла здесь, чтоб в бою рукопашномТворца низвергнуть и дерзко шагнутьВ Его твердыню преступной ногою.

Нет! К звездам, к Солнцу заоблачный путьВели Атланты с надеждой благою,С горячей верой, когда вознеслиСемь башен храма, одну над другою,К отчизне неба — ступени земли,Чтоб там, вне жизни, на полудорогеЗемля и небо встречались всегда,Чтоб сердцем чистым свободно тудаВсходили люди с мечтою о Боге,А с неба, словно в земной свой чертог,Сходил бы в мир благодетельный Бог.

Как подвиг светел, как искус огромен,Для предков был созидательный труд.Во тьме ущелий и каменоломенОбвалы горных низвергнутых грудГремели глухо, и каменотесыС размаху ломом дробили утесы;И жарким днем, и порою ночнойТолпы людей, не жалея усилий,Искусно мрамор тесали цветной,Базальт и яшму упорно гранили,Долбили в поте лица сиэнитИ серый сланец точили для плит.

Потом, слагая плиту за плитою,Они воздвигли одну над однойСемь башен, гордых своей вышиной,Семь лестниц горней стезею крутоюИ семь широких тяжелых воротПреградой смертным к святыне высот.У врат склонялись химеры и грифы;Вдоль стен и лестниц, меж тайных эмблем,Хранили скрытно условные глифыВсю мудрость знаний, открытых не всем:Мистерий сущность, двуликие мифыИ правду вечно простых теорем.

А самый камень по ярусам башенБыл так подобран, что ярко окрашенСемью цветами был весь Зиггурат:За первым, белым, как день животворный,Второй, как полночь угрюмая, черный;За третьим, красным, как летний закат,Четвертый, синий, как вышние сферы;За пятым, желтым, как зори, — шестой,Как отблеск лунный, серебряно-серый;Седьмой, как солнца отлив, — золотой.

И в синей выси небесной, на самомВерху всех башен, был ярус седьмойУвенчан горним заоблачным храмом.Туда, нечестья свидетель немой,Алтарный камень служений кровавыхЛюдьми был поднят с великим трудом,И нож закланий, в зазубринах ржавых,Навек положен на камне седом,Чтоб впредь, в бескровном обряде высокомСлужа Творцу, освященный алтарьИ нож, безвредный, служили зароком,Что вновь не будет свершенное встарь.

При верхнем храме, по слову преданья,Как первый жрец Зиггурата, АтласПринес впервые Отцу МирозданьяСвой гимн в закатный задумчивый час.Тогда в котле на подставке треножнойОгонь дрожащий сжигаемых смол —Немых молитв пламеносный глагол —Впервые вспыхнул и бился тревожно,Пока за морем очей не смежилЖивущий в Диске, в чреде непреложнойНочей и дней. И, веков старожил,Доныне помнит тяжелый треножник,Как в сизой мгле дымового столбаАтласа-старца всходила мольба.А в нижнем храме ОсновоположникБессмертью предал свой царский устав,Навеки вверив его орихалку:Он Столп Закона воздвиг, начертавНа прочном сплаве, принявшем закалку,Извечных правил завет основной,Источник правды для жизни земной.

Века мелькали, и тысячелетийПолет не стер циклопических стен,Не тронул лестниц губительный тлен;И лишь паучьи лохматые сетиПрорезы окон заткали, да плющ,Опутав башни, ползучие плетиВезде раскинул и, вечноцветущ,К вратам склонялся навесами кущ.Сменялись люди, а храм величавыйХранил незримо минувшего след:Невзгод военных, воинственной славы,Успехов мирных и жизненных бед.

Сознав в безвластьи источник несчастий,Атлас из древних владений отцовВ надел назначил десятые частиСебе и братьям: пять пар близнецовДелили труд и ответственность власти.С тех пор разбилась гряда острововНа десять царств, где, в теченье веков,По-братски десять союзных династийВойны и мира вершили дела.Но с первых дней Атлантида былаВсегда наследьем династии старшей,Главою дружных и родственных стран,И был по свету прославлен АцтланЩедротой Ра и заботой монаршей.

Воспетый в цикле восторженных саг,В своем богатстве могуч и прекрасен,Он правил миром; и не был опасенЕму ни тайный, ни ведомый враг.

Блюдя свой город от козней наружных,Святую Гору цари обнеслиТройной преградой каналов окружных;Вдоль них, тройною охраной земли,Броней металлов одетые стеныАцтлан обвили и в кольцах своихУкрыли храмы, палаты, арены,Дома и зелень садов городских.Чрез ширь каналов дугою надводнойЛегко вздымались мосты-горбыли:Под сводом арок гранитных свободноБежали, парус раскрыв, корабли.

Храня, как стражи, мостов переходы,Врата и башни в красе боевойГляделись гордо в спокойные воды.Внизу под ними, как лес строевой,Теснились мачты судов, и скользилиПроворно лодки рыбачьих флотилий:Ладьи сновали, как рой кочевой,От моря в город, от города в море;А прямо к морю стрелой пролегалЛазурный путь — поперечный канал,Такой широкий, что в нем на просторе,Встречаясь, шли боевые суда.Застыли башни при устьи канала,И цепь дорогу врагам преграждала.Рекою вольной вливалась сюдаТорговля мира; отсюда триремыПускались, бурь не страшась, в океан:Свой меч счастливый простерли везде мы,И слал товары богатый АцтланДо самых дальних и варварских стран.

А вкруг столицы повсюду селеньяВ садах тонули, дыша тишиной,И там сыздавна людей поколеньяСудьбу связали с землею родной.

Текло столетье на смену столетью;Атланты, беды засух испытав,Покрыли Остров серебряной сетьюГлубоких, часто прорытых канавС водою свежей для злаков и трав.

Уход прилежный с любовным усильемНашел награду в холодной земле;Былая скудость сменилась обильем:Дышала свежесть в радушном тепле;Живили воздух пахучие смолы,В прозрачных каплях дрожа на стволах;Жужжали в ульях заботливо пчелы,На нивах колос склонялся тяжелый,Алел румянец на сладких плодах;Янтарь и пурпур в кистях виноградаИграли в свете нежгучих лучей,В избытке были и меда услада,И всходы хлеба, и сбор овощей.

Настала въяве пора золотая,Когда уста за работой поют,Когда довольство цветет, вырастаяВ живую радость и в светлый уют.

Увы! В удаче заносчивы люди!Кичливость правит их дикой толпой,Не ценят счастья их черствые груди,Не видит блага их разум слепой.

Отвергли люди небесную благость;Покой, наскучив, томил их, как плен;Им труд, как бремя, вновь сделался в тягость,И сердце стало желать перемен.

Забыв о Боге, иного устройства,Иного счастья искали они,И вновь глухая волна беспокойстваНесла их к бездне, как в древние дни.

Глава четвертая

Во время оно, призванием Свыше,Я стал в Ацтлане верховным жрецом.И был во храме, в трехсводчатой нишеМой лик изваян искусным резцом:Огромный, тяжкий, из глыбы гранитаКрылатый бык с человечьим лицомХранил мой образ. Двойные копытаВдавились в цоколь; стремительно ввысьОрлиных крыльев концы вознеслись,И львиный хвост на упругом удареПушистой кистью скользнул вдоль бедра;А в лике старца в высокой тиаре —Покой, присущий служителям Ра.

Легла на грудь борода завитая,Улыбкой мягкой сложились уста,В чертах недвижных была разлитаРаздумьем тихим премудрость святая,А взор застывший, где зрела мечта,Казалось, вечность читал, созерцая.И тут же рядом гласила плитаО том, как славен был в сане жреца я.

Там были вязью торжественных строкМои заслуги исчислены в списке:«Я — жрец верховный Живущего в Диске,Его величья и славы пророк,Его деяний благих созерцатель,Пред миром верный свидетель чудес,Пред Небом рода Атлантов предстатель;Хранитель таинств земли и небес,Бессмертных истин живой обладатель,Судеб провидец, стихий господарь;Глашатай правды, поборник закона,Защитник слабых, сирот оборона;Семи ворот Зиггурата ключарь,Советник царства, которому царьВручил в опеку наследника трона…»А имя?.. Имя, живившее встарьМой образ в звуке, безмолвием ныне,Как смертью, взято и скрыто в пучине.

Блажен, прекрасен бессмертный уделИмен, живущих величием дел,На благо мира свершенных. Но развеЯ мог бы имя оставить векам,Чтоб въявь, подобно гноящейся язве,Его бесславье ползло по строкамВ правдивом свитке минувших сказаний,Чтоб в черном ряде преступных именИ в жутком цикле людских злодеянийЯ был страшнее других заклейменКлеймом позора, как тяжкой печатью,И в мире предан навеки проклятью?..О, нет. Для жизни в бессмертьи стыдаПогибло имя мое навсегда.

Забыт я миром. Как дети, потомкиК отчизне предков утратили след;Им солнце наше — глухие потемки,А наши были — мистический бред.На дне морском нашей славы обломкиНапрасно ждут, чтоб людская ногаОпять ступила на почву родную,Чтоб весть случайно занес к ним земнуюПловец отважный, ловя жемчуга;Чтоб к ним, пугая безглазых чудовищ,В одежде странной сошел водолазИ, сны подслушав погибших сокровищ,Поведал людям чудесный рассказ,Который шепчут поднесь нереиды,Про жизнь и гибель моей Атлантиды…

Провел я годы в молчаньи пустыньАдептом старца, великого мага;Всю жизнь отверг в достижении блага,Себя отринул в исканьи святынь.Я отдал тело труду и терпенью,А дух — упорству побед над собой,И выше, выше, ступень за ступенью,Всходил, испытан всечасной борьбой.Трудясь, навык я сливать нераздельноСвой дух, и душу, и бренную плоть,Чтоб с миром высшим созвучно и цельноОт власти мира себя отколотьИ в сферах света, вне косности тленной,В одно сливаться с душою вселенной.

Когда, дыханье в груди задержав,Смежая веки и слух замыкая,Гасил я чувства, как стынущий сплав,Всё видел, слышал и чуял тогда я;Мне краски радуг и запахи трав,Соленый ветер и песня людскаяДоступны были; но в грезе моейНе взор мой видел, внимал я не слухом,Впивал не вкус мой, не трепет ноздрей:Когда все чувства убиты, — острейВеликий дар осязания духом.

Свою природу и личное «я»Теряя с полной утратой сознанья,Вступал я в общий поток бытия,Где мог сознанье постичь муравьяИ жить в сознаньи всего мирозданья:Как дух бесплотен, бесчувственно-нем,Везде разлит, становился я «всем».

Так в храм познанья открылись мне двери.Я вечных тайн откровенья вкусил,Проник в заветы великих мистерий,Облекся властью магических сил.

Науки — той же всё истины части —В одно соткал я, как дивную ткань,И смело свергнул могуществом властиЗемного знанья тюремную грань.

Подвластны стали мне силы Природы;Читал я в небе пророчества звезд,При буре — знаком удерживал воды,И словом — злаки взращал из борозд;Мгновенно делал животных ручными,Провидел клады в расселинах скал,Молясь, творил чудеса над больнымиИ с ложа смерти усопших взывал.

Простор вселенский раскрылся мне шире,Для новой жизни, в иных областях;Я мог бы людям быть чуждым в их мире,Погрязшем в темных и низких страстях.

Но мы, архаты, преемственным долгомСвоим считали на благо людейВступать в их жизнь и в плененьи недолгомСлужить им в царстве греха и скорбей,Целить их раны от жизненных тернийС любовью брата, с терпеньем врача,И ради мира от низменной черниРаспятье духа сносить, не ропща.

И я, покинув аскезу йога,Въезжал в Ацтлан на квадриге, как жрец;Сиял на солнце бесценный венец,Струила пурпур и золото тога.Как царь, встречал я триумфа почет;Вокруг качались жрецов опахала,Толпа цветами мой путь устилала,Дарам для храма утерян был счет.

Но блеск и почесть мне были не нужны;Челу тяжел был венец мой жемчужный,Хвалы напрасно под грохот колесСтучались в сердце, как волны в утес:Душа горела одним на потребу —Любовью к людям… И первую к НебуМольбу во храме — за мир я вознес.

Глава пятая