– Я люблю тебя, – мягко произносит он. – Можешь говорить со мной обо всем.
Вряд ли ему понравится, если я расскажу о своих крайне сложных чувствах к соседу. Калеб идеален. По крайней мере, настолько близок к идеалу, насколько это возможно. Он хороший парень. Даже отличный. Наши отношения складываются легко, и он делает меня счастливой.
Но если мои мысли постоянно возвращаются к Тайеру, значит, с отношениями что-то не так, верно?
Или что-то не так со мной.
– Я знаю, что могу, – отвечаю я. – Просто мне тяжело. Мне тебя не хватает. И Лорен тоже. – На мой взгляд, это прекрасный предлог, чтобы он наконец от меня отвязался.
– Я тоже скучаю по тебе, детка. Надеюсь, ты сможешь приехать ко мне на выходные в ближайшее время.
– Да, смогу.
Но не стану.
Я через камеру чувствую его пристальный взгляд.
– Я сделал что‐то не так?
– Нет! – выпаливаю я. Я не хочу, чтобы он думал, что дело в нем, потому что дело не в нем. То, что я чувствую – это моя вина. – Господи, нет! Я просто немного рассеяна. – Я поднимаю ароматическую свечу.
– Хорошо. – Похоже, он мне не верит. – Я тебя люблю. Поговорим позже.
– Люблю тебя.
Я первой вешаю трубку. И плачу. Я не часто срываюсь. Прошло много времени с тех пор, как это случилось в последний раз, примерно полгода назад, но меня захлестывают эмоции. Я вспоминаю о своем психотерапевте, о том, как она советовала справляться с травмой, и я позволяю чувствам быть. Позволяю себе оплакивать маленькую девочку, которой пришлось стать такой сильной тогда, когда она должна была оставаться ребенком.
Идет дождь, и я промокла до нитки. Я стою на парадном крыльце Тайера с громко мяукающим Бинксом на руках. Кот сердится на то, что промок.
Я стучу в дверь, затем снова и снова жму на звонок.
Я не знаю, что заставило меня подойти к двери его дома, а не моего, но сейчас я здесь и не могу заставить себя уйти.
Дверь распахивается, и я вижу Тайера. Он в одних трениках. Без рубашки или футболки. И только спереди по центру выделяется его выпуклость – а я уже знаю, как сильно она притягивает мой взгляд. Вот и сейчас мои глаза сосредотачиваются именно на этом месте.
– Какого хрена? – Он осматривает меня с головы до ног, промокшую после прогулки от машины до дома. Прогулка совсем недальняя, я ведь живу по соседству. Вот только дождь идет стеной. – Какого хрена? – повторяет он, и его взгляд останавливается на недовольной физиономии черного кота в моих руках.
– Бинкс не любит дождь.
– Тогда почему он под дождем?
– Мне нужно было срочно с тобой поговорить.
– И для этого ты принесла своего кота?
Я закатываю глаза.
– Он был со мной в мастерской. Я изготавливала свечи.
Он бросает на меня вопросительный взгляд.
– Ты делаешь свечи?
– Да, но я здесь не поэтому. – Только теперь он замечает, в каком я состоянии, помимо того, что промокла под дождем. Его взгляд задерживается на моих покрасневших от слез глазах.
Он кивком приглашает меня войти.
– Заходи. – Он закрывает за мной дверь. – Итак, почему ты здесь? – Он чертыхается. – Давай я принесу тебе рубашку или что-нибудь в этом роде. Не хочу, чтобы ты заболела.
– Я в порядке. – И, словно возражая мне, мое тело предательски дрожит.
Он усмехается.
– Подожди здесь. – И он взбегает по лестнице.
Бинкс раздраженно извивается в моих руках. Я со вздохом отпускаю его, надеясь, что Тайер не рассердится из-за кошачьей шерсти.
Через минуту он возвращается со скомканной серой футболкой в руках.
– Надеюсь, эта подойдет. – Он протягивает ее мне, я беру ее и, чтобы удержать, зажимаю между ног. Недолго думая, я снимаю рубашку. Из груди Тайера вырывается сдавленный вздох. Я быстро натягиваю его футболку и одергиваю ее вниз.
– Это всего лишь лифчик, Тайер, – пытаюсь пошутить я. – Ты видел меня в купальном костюме. – Да, я всегда выбираю такие купальники, которые закрывают как можно больше тела, но все равно не похоже, чтобы он увидел что-то непристойное.
Он прочищает горло, его глаза сужаются и темнеют.
– О чем ты хотела поговорить?
– Нам обязательно делать это здесь? – Я оглядываю холл. Место у входной двери – не лучшее для таких разговоров.
– Можем пройти в гостиную. – Он идет, ожидая, что я последую за ним. Потом останавливается и оглядывается. – Куда делся твой кот?
– О…
Он вздыхает и машет рукой.
– Ладно, не бери в голову. Может, он поймает пару-тройку мышей и прикончит их. Пусть от него хоть какая-то будет польза, пока он здесь.
Тайер садится на диван и жестом предлагает мне выбрать любое место. Я опускаюсь на край того же дивана и поджимаю под себя ноги. Я убираю с лица влажные волосы и закрепляю их резинкой. Теперь, когда я здесь, я уже не так уверена в себе, как раньше.
– Хочешь что-нибудь выпить?
Я с радостью соглашаюсь на эту кратковременную передышку. Даже не спросив, чего я хочу, он встает и вскоре возвращается с диетической колой. Я вцепляюсь в бутылку, откручиваю крышку и делаю бодрящий глоток.
– Не многие люди знают правду о моем отце, – начинаю я, и его глаза расширяются от удивления. Он не ожидал, что разговор пойдет в таком направлении. – Мама и сестра. Потому что жили в этом. Лорен – потому что я ей рассказала. Мой психотерапевт. А теперь ты.
– Твой парень?
Я отрицательно качаю головой.
– Он в курсе, что мой отец был жестоким, но остального не знает. – Я не могу заставить себя это произнести. Возможно, я никогда не смогу правильно произнести эти слова, но психотерапевт сказала, что все в порядке. Главное – я не избегаю того, что произошло. – С другими я не делюсь. Не хочу, чтобы на меня косо смотрели. Моя сестра делает так же. Я не знала, что разговариваю во сне.
– Салем…
– Позволь мне выговориться! – умоляю я, борясь со слезами. – Можешь считать меня сумасшедшей, но отчасти я рада, что в мире появился кто-то еще, кто знает правду.
Его лицо темнеет.
– Когда ты во сне сказала, что ты делала… – Он трет подбородок. – Черт, не будь он уже мертв, я бы сам его убил.
Я тихо смеюсь.
– Он не стоит того, чтобы из-за него садиться в тюрьму.
Теплые карие глаза смотрят на меня, изучают, исследуют. Не знаю, зачем, но он произносит:
– А вот ты – да.
– Что я?
– Ты этого стоишь, Салем.
– О. – Я наклоняю голову. – Я… в любом случае… Не скажу, что я готова вдаваться в подробности или что я когда-нибудь снова подниму этот вопрос, но я рада, что ты знаешь правду. Это… все, что я хотела тебе сказать.
– У меня возник один вопрос, – задумчиво произносит он. – Позволишь его задать?
– Я ведь не обязана отвечать. – Это единственное, что я могу сказать заранее.
– Почему твоя мама от него не ушла?
Я с раздражением смотрю на него.
– Знаешь, меня всегда поражало, что это первый вопрос, который задают люди. – Я делаю глубокий вдох. – Как будто виновата мама, а не мужчина, который все это сотворил. Мужчина, который бил жену, пробирался по ночам в комнаты дочерей! – яростно произношу я и чувствую, как поднимается мое кровяное давление. – Никто никогда не скажет: «Господи, какой же он был ужасный человек. Твоя бедная мама наверняка настрадалась». – Я даю ему время это переварить и продолжаю. – Вина всегда возлагается на жертву или пострадавших. Почему?!!! – Я вижу, что поставила его в тупик. Я собираю все, что накопилось у меня внутри, и выпаливаю напоследок: – А потому, что общество никогда не захочет признать, что монстры реальны. Гораздо проще считать, что это женщины слабые.
Он моргает, приоткрыв рот и осмысливая услышанное.
– Черт возьми, Салем. Я никогда не думал об этом с такой точки зрения.
– Зато теперь подумаешь. – Я играю с краем его футболки, которая мне слишком велика. – Она боялась от него уйти. Я слышала, как он ей угрожал. Он говорил, что где бы мы ни спрятались, он перероет всю землю и убьет нас и себя, если она хотя бы попытается. Иногда я лежала в постели и желала, чтобы он нас убил. Потому что смерть – лучше, чем это.