Он потирает заросшую щетиной челюсть.
– Никогда не думал об этом. Мне нравится твоя идея. – Он ставит тарелки на стол. – Апельсиновый сок?
– Да, пожалуйста. – Он наливает два стакана, и мы садимся завтракать. – Спасибо, что пробежался со мной этим утром.
Он отмахивается.
– Было приятно снова побегать.
– Я думала, ты будешь задыхаться и пыхтеть.
– Намекаешь, что я не в форме? – спрашивает он, прищурив свои шоколадного цвета глаза.
Я оглядываю его мускулистое телосложение.
– Нет, дело не в этом. Но многие пребывают не в форме и не могут бегать. Кардионагрузка – это тебе не шутка.
Его губы подергиваются, как будто ему хочется рассмеяться, но он не поддается искушению.
– Это тебе не шутка, – одними губами произносит он и качает головой, словно не может поверить, что я сморозила такую глупость.
– Это правда. – Я беру кусочек омлета. – Ой, как вкусно!
– Я добавил сыр.
– В самом деле? Я не заметила.
Уголки его губ опять дрожат.
– Ты была слишком занята тем, что пялилась на мои… – Он делает паузу, ублюдок. – Пазлы.
Теперь моя очередь.
– Твои пазлы просто… прелесть.
– Любишь головоломки, да?
От меня не ускользает тот факт, что головоломка внезапно превратилась в эвфемизм для обозначения хозяйства. Или, по крайней мере, я думаю, что здесь происходит именно это.
– Некоторые из них.
Он проводит пальцами по губам. Между нами была граница. Размытая, но была. Ночь в отеле размыла ее еще больше, и теперь мы с большей легкостью обходим кордоны. Меня никогда не привлекали мужчины намного старше меня. С моей травмой это было бы невыносимо. Но к Тайеру меня влечет по многим разным причинам, и уж точно не из-за возраста.
– Доедай, – хриплым голосом произносит он, и я клянусь, что его щеки розовеют.
Я позволяю ему откусить еще кусочек и спрашиваю:
– А мы разве не обсудим ту ночь, когда я кончила на твоей ноге?
Он давится, и кусочки омлета вылетают у него изо рта.
– Черт возьми, Салем. Предупреждай хотя бы, прежде чем такое говорить.
– Зачем? – Я лучезарно улыбаюсь. – Так намного веселее.
Он вытирает стол салфеткой.
– Ты опасна. – Оправившись от моего неожиданного нападения, он спрашивает: – Хочешь об этом поговорить?
Я пожимаю плечами.
– Не совсем, но я подумала, что обсудить это было бы по-взрослому.
– Если хочешь, чтобы я забыл, что это когда-либо было, я забуду. После… Черт возьми, Салем, после твоего кошмара, того, что я узнал, я не хотел поднимать этот вопрос, пугать тебя или что бы то ни было, ясно? Я вовсе не пытался замести это под ковер.
Я заправляю за ухо прядь волос. Во время пробежки короткие волоски вечно выбиваются из хвоста.
– Все в порядке, я просто пошутила. Это было неловко. – При других обстоятельствах я бы не осмелилась об этом заговорить, но тот инцидент никак не выходит у меня из головы.
– Эй. – Он приподнимает мой подбородок. – Не прячься от меня. Никогда. Я тебя вижу. Я хочу тебя видеть. Тебя всю. – Я прикусываю губу, слезы щиплют глаза. – Я знаю, что иногда веду себя как засранец, но я никогда не заставил бы тебя обсуждать то, чего ты не хочешь.
– Знаю. – И я действительно это знаю. Тайер не из назойливых. Тихий и задумчивый? Да. Но не напористый. Чтобы сменить тему, я спрашиваю: – Ты теперь бегаешь каждое утро?
Сегодня мне впервые не приснился кошмар с тех пор, как мы вернулись из Бостона, поэтому я точно не знаю, когда он начал бегать.
Он пожимает плечами.
– Когда захочется.
– Угу, – мычу я и оглядываю кухню в поисках кофейника с кофе: – Ты сегодня утром варил кофе?
– Он закончился. – Тайер смущенно пожимает плечами.
Я притворно ахаю.
– У тебя закончился кофе? Это преступление.
Он выгибает бровь.
– Можем за ним сходить.
Я легким движением отмахиваюсь от его слов.
– Ничего страшного. Я тебе позже занесу.
– У меня есть немного диетической колы. Будешь?
– Вот от этого не откажусь, – оживляюсь я. Покачав головой, он встает из-за стола и возвращается с бутылкой. Я принимаю ее с благодарностью. – Спасибо. – Я открываю крышку и жадно пью. – Это лучше, чем кофе.
Он стонет.
– Не уверен.
– Зато я уверена.
Закончив есть, я мою тарелку в кухонной раковине – да, наконец-то раковина у него появилась. Тайер явно продвигается в этом мире по карьерной лестнице.
Он встает рядом со мной, я ощущаю тепло его тела. Мои глаза закрываются, и я прикусываю губу, чтобы не застонать. В этом мужчине меня притягивает всё.
Калеб, повторяю я. У тебя есть Калеб. Ты его любишь и не можешь причинить ему боль.
И хотя это лето с Калебом было далеко не идеальным, я его люблю. Он мне очень дорог. Испытывать влечение к Тайеру? Я не могу. Мне нужно остановиться.
Я отхожу от него и заставляю себя улыбнуться.
– Спасибо, что побегал со мной.
– Салем! – кричит он мне вслед, но я не останавливаюсь.
Я закрываю за собой входную дверь и делаю глубокий вдох.
Возьми себя в руки, Салем.
Глава двадцать восьмая
Бинкс мяукает из угла мастерской за антикварной лавочкой «Бурное прошлое».
– Знаю, приятель! – кричу я с другого конца комнаты, наливая воск в стеклянные банки, которые использую для свечей. – Скоро поедем домой. Я почти закончила.
Я работаю сверхурочно, чтобы в магазине сохранялись мои осенние ароматы. Сейчас только середина сентября, но некоторые уже распроданы. Людям нравятся мои свечи, и я этому бесконечно рада, потому что их изготовление – отличный способ расслабиться.
Время от времени я беру Бинкса с собой в мастерскую. На мой взгляд, он ценит возможность ненадолго выбраться из дома в новое место.
Звонит телефон, и я вздрагиваю и чертыхаюсь, когда на пальцы попадает горячий воск. Я заканчиваю наливать и провожу пальцем по экрану, принимая вызов.
– Привет, детка, – раздается голос Калеба.
Моя грудь больно сжимается от того, как сильно я соскучилась.
– Привет. Как дела?
Не могу поверить, что его нет уже месяц. Лорен уехала две недели назад и торопит меня поскорее ее навестить.
– Колледж есть колледж, – говорит он, как будто этим все сказано. – Как бы я хотел увидеть твое лицо!
– Ты мог бы связаться со мной по FaceTime. – Я смеюсь. – Хотя видок у меня так себе.
Когда я делаю свечи, я собираю волосы в беспорядочный пучок и надеваю старые шмотки, которые не жаль испортить.
– Ты всегда прекрасна. – Он переключается на видеозвонок, и я провожу пальцем, чтобы его принять.
– Я тебя предупредила. – Я сдуваю с глаз прядь волос.
Он ухмыляется, его глаза сверкают. За его спиной – комната в общежитии. Он сидит за письменным столом, за ним – его кровать.
– Какая же ты сексуальная! – Я закатываю глаза. – Нет, правда! – настаивает он. – Уже поздно. Когда пойдешь домой?
Я пожимаю плечами и наливаю еще воска.
– Скоро. – Он выглядит озабоченным. Он знает, что я склонна перерабатывать и переутомляться. – Обещаю.
Он качает головой, он мне не верит. Вылив остатки воска, я беру телефон и перехожу с ним к той части мастерской, где воск уже затвердел в банках и можно начать клеить наклейки.
– Береги себя.
– Пожалуйста, не беспокойся обо мне. У тебя и так забот хватает. Я не хочу быть обузой.
Он выдыхает.
– Ты не обуза. И никогда ею не будешь.
Я опускаю глаза, притворяясь, что сосредоточена на наклейках. Интересно, что бы он подумал, если бы узнал правду. О том, что мой отец сделал со мной. С моей сестрой. Калеб знает, что мой отец применял физическое насилие в отношении моей мамы, но он не знает худшего.
– Тебе нужно сосредоточиться на колледже, – напоминаю я ему.
– Эй. – Его голос напряжен. – Что-то не так. Расскажи.
– Все в порядке. – Я заставляю себя лучезарно улыбнуться. Все и на самом деле в порядке. Не случилось ничего, о чем он мог бы беспокоиться. Иногда я просто соскальзываю с колеи.