Хохлушка*
(Акварель)
Нет быта… Быт собаки съели.Мы все, скользнув в чужие щели,Под серым западным дождемНа полустанке солнца ждем…Но Музе скучно… Муза рыщет,Упорно русских красок ищет,Знакомых лиц и близких черт.Что на пустую нить нанижем?И вот в усадьбе под ПарижемВнезапно сядешь за мольберт.
К чугунным замковым воротамПодъехал смелым поворотомФургон зеленый мясника.Звенит призывно медь рожка.Из глубины сырого садаПлывет ленивая наяда,Хохлушка Мотря. Рафинад!Мясник галантно машет ручкой,Разрыл печенку рыхлой кучкойИ вытер нож о бычий зад.
Портрет? Извольте. Сдобный голос,Бровей лохмато-темный колос,Бока — подушки, кнопкой нос,Разит помадой от волос…Грудь, моду чуждую нарушив,Торчит, как две гигантских груши.В глазах податливый огонь,Средь пухлых щек, маня и тая,Улыбка прыгает шальная,Как в стойле беспокойный конь.
Пришла, вскочила на подножку…Подняв увесистую ножкуНад изумрудною травой,В фургон нырнула головой.Француз-мясник, краснее туши,Ей что-то шепчет жарко в уши,—Ему ли в мясе толк не знать?Шу-шу, шу-шу… Взяла котлеткиИ, хлопнув парня по жилетке,В засохший парк плывет опять.
За лаун-теннисной стеноюИндюк, раздувшийся копною,Семейство одурелых курИ старый сломанный Амур.Хохлушка принесла лукошко,—Обшарив все углы, как кошка,Таясь, в траве склонилась ниц:Ужо садовнику-бельгийцу,Хоть он характером убийца,Снесет с полдюжины яиц!..
Французский парк тенист и влажен.Чуть брызжет солнце в сетку скважин.Вдали мелькнул матрос с косой…Стрельнувши пяткою босой,Наперерез летит хохлушка.Матрос увесистый, как пушка,Кладет ей лапу на хребет…Под грузной лаской оседая,Глазами рысьими играя,Она горит, как маков цвет.
В сенях — портплед, довольно емкий:Студент гостит у экономки.Конечно, Мотря тут как тут,Плачь, Муза! Юноше — капут…В руке передник, глазки — шилом,Невинно повертела мылом…«Вам здесь пондравилось, панич?..Ай, сколько книжек! Все для чтенья?..»И вдруг плечом — одно движенье —Она ожгла его, как бич.
Как катышки из желтой ватыПо кухне бегают утята.Хохлушка, подтянув подол,Скребет мочалкой сальный стол.А экономка, дьявол старый,Скулит, косясь сквозь окуляры:«Чистеха! Где была весь день?Опять с каким-нибудь огарком?Уж будешь к осени с подарком!»Но Мотря, как дубовый пень.
Искристо-трепетной лилеейГорит Венера над аллеей.Спит дом в прохладной тишине.Чья тень метнулась по стене?Кто в лунный час вдоль окон бродит?Кто с кухни хитрых глаз не сводит?Все Мотря! Как ей, черту, спать:Сейчас француженка-кухаркаСкользнет и сгинет в гуще парка,А Мотря сзади, словно тать…
Узнала! У пруда садовникЗасел с кухаркою в шиповник.А пса к забору привязал,Чтоб он влюбленным не мешал.Жену садовника позвать бы…Вот будет бой! На всю усадьбу…Но по дороге у окнаОна прильнула ухом к раме:О чем жужжат две гостьи — дамы?Хохлушка все ведь знать должна.
На сундуке букет ромашки.Зажав в зубах плечо рубашки,Свершает Мотря туалет.Дрожит свечи неверный свет…Свернула косы кладкой пышной,Задула свечку и неслышноСкользнула к лестнице крутой,—«Панич?..» — стоит и дышит тяжко.С плеча спускается рубашка…О Муза, запахнись фатой!
1925 ПарижМелкобуржуазные мечты*
В туннелях парижской подземкиНа кафельных стенках не разОдна из плакатных идиллийПленяла наш беженский глаз: На ветке чирикает чижик, Под веткой коробочка-дом, Владелец с солидной сигарой Гарцует на стуле верхом… Не раз, дожидаясь вагона, Игнатий Кузьмич Глядел, улыбаясь влюбленно, На ветку и домик-кулич.
За час от шального Парижа —Сто метров зеленой земли!У желтой калитки теленок,В кустах контрабасят шмели. Подсолнух дежурит у входа, В столовой складная постель, На грядках капуста в кудряшках… Цыпленок клюет каротель… Женился б на беженке Кате, Кота бы завел… Она бы валялась в кровати, А он бы ей кофе молол.
По мудрым канонам природа,—Когда седина в бороде,—Невольно влечет человекаСидеть на своей борозде… Французы давно это знают, А нам это вдвое ясней: Своя тростниковая крыша Всех партий на свете родней! Двоюродной родиной новой Исполнится дух, Когда над калиткой сосновой Свой собственный крикнет петух…
Но, горе… Кузьмич в ресторанеВсю ночь тарахтит в барабан…Мелькнет негритянская пакляИ шведки раскормленный стан, Извилисто ерзают пары, Гнусаво гундосит труба… В антракте он кротко стирает Холодные капли со лба,— И чижик свистит ему с ветки Сквозь дым с потолка, И хмель на садовой беседке В мечтах расправляет рука…
Не курит, не пьет, не флиртует,Сам гладит крахмальную грудь.Куда только франки уходят?Не жизнь, а цыганская муть! Кой-что он припас для хозяйства: Передник и старый брезент… Хозяйка (он склеил ей зонтик) Дала ему лейку в презент. Найти б поручительство в банке, Без банка — капут… В коробочке двадцать два франка, А цены на землю растут!..
<1926>Газета*
I
В освещенном квадрате Вдоль стен рядами В сосновых клетках Кипы газет… Четко и сухо Прерывистой дробью Стрекочет машинка: Спешит — спешит! В углах за столами, Расставив локти, Молчаливые люди Строчат и стригут. Ножницы звякнут, Лист прошуршит, Прищелкнут пальцы, И снова тишь… Зимой и летом Перед глазами Все те же обои, Все тот же пейзаж: За окнами стены, В комнате полки, На зеркале надпись: «Нельзя шуметь».
Порой то те, то эти глазаУплывают за дымом окурка…Из статьи вырастает, качаясь, лоза,На лозе смешная фигурка —Желтый камзолик, вишневый колпак,В бисерных глазках усмешка:«С утра и до ночи все пишешь, чудак?Подумаешь, экая спешка!Что, друг мой, вспомним сегодня с тобой?Под Киевом дачу лесную,Разлив Днепра — простор голубой,Иль Настю, медичку шальную?»Но надо писать, нельзя вспоминать —Додымился окурок до края,И беглые строки ложатся опять,Глобус земной оплетая.
Онемеют плечо и рука,Заклубятся в глазах облака,Потолочные звезды в тумане…Смены нет, — работа не ждет:Обозренье — поминки — отчет,Пена дней на словесном экране…
Нервной кляксой стрельнуло перо.Не сбежать ли без шляпы в бистро?Чашка кофе пришпорила б сердце…Наклоняются плечи к столу,И газетная Муза в углуПодсыпает в чернильницу перцу.
II
Без земли и без границМы живем в юдоли этойВроде странствующих птицС ежедневною газетой…Рано утром взвизгнет трель.Петр Ильич в обычной роли:Из-под двери тащит в щельБелый хвостик бандероли.Как влюбленный гимназист —Неумытый и небритый —У окна в шуршащий листПогружает он ланиты.Стул скрипит… Под потолокВьются сизые колечки,Без газетных русских строкПетр Ильич, как гусь без речки:Каждый день к нему под дверьПроникают без отмычкиГолоса надежд, потерь —Эхо русской переклички…
Кто б ты ни был: врач, шофер,Адвокат ли из Рязани,Вологодский ли актерИль настройщик из Казани,—На газетной полосе(Поищи лишь там, где надо),Словно русский мак в овсе,Ждет тебя твоя услада.Будешь бриться, а зрачок,Как всегда, вопьется в строчки,Даже чистя пиджачок,Ты прочтешь столбец до точки…А потом, летя в бюроСквозь французскую столицу,Развернешь ты вновь в метроПредпоследнюю страницу:Слухи — справки — вечера(О ковчег с цыганским пеньем!)И подкидыши пера —Письма «с истинным почтеньем»…А напротив, худ, как хлыст,Не земляк ли твой из ВяткиС оборота тот же листПробежал во все лопатки.
Ты представь себе теперь:Если завтра под порогомНе газету сунут в дверь,А один лишь лист с налогом.Целый день, как вурдалак,Будешь грызть жену и сына…Не поможет ни табак,Ни флакон бенедиктина!Посему, читатель-брат,Придирайся, да не очень,—Журналист и так до пятЕжедневно заморочен.Пусть бурлит российский спор,Пусть порою не без драки,Но пока есть свой костер,—Искры светятся во мраке…
<1928>Парижское житие*