Анастасия подходит к нему и тоже садится на корточки.
АНАСТАСИЯ. Дайте закурить.
АЛЕКСЕЙ. На. (Протягивает Анастасии коробку с папиросами.)
Она вытаскивает две, одну кладет за ухо, другую разминает и закуривает. Они курят молча, глубоко затягиваясь и сплевывая. Вдруг они начинают безудержно, до слез хохотать.
АНАСТАСИЯ. Ой, не могу…
АЛЕКСЕЙ. Да…
АНАСТАСИЯ. Ну ладно, теперь расскажите, кто вы такой на самом деле.
АЛЕКСЕЙ. Да нечего рассказывать-то. Ну, служил.
АНАСТАСИЯ. На почте?
АЛЕКСЕЙ. Нет, в одном учреждении… Потом была чистка…
АНАСТАСИЯ. И вас вычистили.
АЛЕКСЕЙ. Ну да. И меня никуда не брали на службу. Я старался сидеть тихо, как мышь. Но за мной все равно пришли.
АНАСТАСИЯ. И вы предпочли сумасшедший дом.
АЛЕКСЕЙ. Предпочел… Возможно, я совершил ошибку.
АНАСТАСИЯ (по-мужски хлопает Алексея по плечу). Ничего. Выкрутимся.
АЛЕКСЕЙ. Главное, чтоб они не узнали о нас правду.
АНАСТАСИЯ. Не узнают.
АЛЕКСЕЙ. А вас как угораздило?
АНАСТАСИЯ (машет рукой). Да в общем так же. Только меня из-за мужа никуда не брали.
АЛЕКСЕЙ. Вы замужем?!
АНАСТАСИЯ. Была.
АЛЕКСЕЙ. А где теперь ваш муж?
АНАСТАСИЯ. Какая разница. Он был матрос или солдат. Не помню. Потом ушел, и нету. Еще были мама и папа, но их убили.
АЛЕКСЕЙ. За что?
АНАСТАСИЯ. Не знаю. Кто же знает? За то, что были. Они убивают всех пап и мам, чтобы мы остались одни и наделали глупостей. Мы же ничего не можем сами. Я такая беспомощная, ужас. Если кого убивают раньше родителей, это большое счастье.
АЛЕКСЕЙ. А кто их убил?
АНАСТАСИЯ. Не знаю. Наверное, эти. Всех убивают эти, только не все понимают. Мама была добрая, папа был добрый, они были просто люди. И вот именно за это их убили. Тут можно быть кем угодно, нельзя только людьми. Они могут пожалеть бога или зверя, но людей — никогда. Надо как-то сделать, чтобы они поверили, будто мы не люди.
АЛЕКСЕЙ. Тогда нас не убьют?
АНАСТАСИЯ. Может быть, может быть…
АЛЕКСЕЙ. А дети у вас есть?
АНАСТАСИЯ. Был ребенок.
АЛЕКСЕЙ. Сын?
АНАСТАСИЯ. Дочка.
АЛЕКСЕЙ. Жаль.
АНАСТАСИЯ. Почему жаль?
АЛЕКСЕЙ. Мужское престолонаследование, безусловно, является предрассудком, но оно относится к тем предрассудкам, с которыми мы вынуждены считаться.
АНАСТАСИЯ. А у вас есть жена?
АЛЕКСЕЙ. Нет.
АНАСТАСИЯ. А дети?
АЛЕКСЕЙ. Не знаю. Нет, наверно.
АНАСТАСИЯ. Жаль.
АЛЕКСЕЙ. Да, жаль.
АНАСТАСИЯ. У нас в палате все говорят, что немцы под Могилевом.
АЛЕКСЕЙ. Да, у нас тоже.
АНАСТАСИЯ. И что кругом шпионы.
АЛЕКСЕЙ. Понятное дело.
АНАСТАСИЯ. И ведь это правда.
АЛЕКСЕЙ. Разумеется, правда! Я помню, когда papa брал меня с собой в Ставку…
АНАСТАСИЯ. Ну, хватит, хватит.
АЛЕКСЕЙ. Извините. Забылся. Но что шпионы кругом — это верно. Органы должны проявлять бдительность.
АНАСТАСИЯ. Конечно, должны.
АЛЕКСЕЙ. Один мой сослуживец, представьте, был троцкистом. А другой — японским шпионом.
АНАСТАСИЯ. Какой ужас!
АЛЕКСЕЙ. Со мной вышла ошибка. Я не обижаюсь. Ведь нужно проявлять бдительность. С вами тоже вышла ошибка.
АНАСТАСИЯ. Нет, ошибки не было.
АЛЕКСЕЙ. Как это?!
АНАСТАСИЯ (уныло). Он был плохой матрос. Бил меня. Так ему и надо.
Алексей поднимается с корточек и садится на стул. Анастасия тоже поднимается и садится на стул рядом с Алексеем. Тот вместе со стулом отодвигается. Анастасия — за ним. Таким образом они совершают круг вокруг стола.
АЛЕКСЕЙ (тяжело дыша). Не приближайтесь ко мне.
АНАСТАСИЯ (придвигается). Но я же с ним развелась!
АЛЕКСЕЙ (отодвигается). Это неважно.
АНАСТАСИЯ (придвигается). Я отреклась от него. Сменила фамилию.
АЛЕКСЕЙ. Правда?
АНАСТАСИЯ. Клянусь вам.
АЛЕКСЕЙ. И вы действительно ничего не знали о нем?
АНАСТАСИЯ. Клянусь. Он вообще был плохим человеком. Изменял мне с другими… матросками.
АЛЕКСЕЙ. Это вы донесли на него?
АНАСТАСИЯ. Я.
АЛЕКСЕЙ (берет руку Анастасии и крепко пожимает ее). Я вам верю.
АНАСТАСИЯ. Нужно проявлять бдительность.
АЛЕКСЕЙ. Отдельные ошибки ничего не значат.
АНАСТАСИЯ. Абсолютно ничего.
АЛЕКСЕЙ. Что-то я вам не очень верю. (Достает из коробки папиросу и разминает ее.)
АНАСТАСИЯ. Дайте папиросу.
АЛЕКСЕЙ. У вас уже есть папироса. (Показывает на ухо Анастасии.)
АНАСТАСИЯ. Что вам, папиросы жалко?
АЛЕКСЕЙ. Жалко.
АНАСТАСИЯ. Какой вы жадный. (Внезапно выхватывает у Алексея коробку папирос и вскакивает.)
Алексей бросается за ней. Они бегают по сцене и налетают с размаху на вторую портьеру, оттуда слышится приглушенный вскрик. Из-за портьеры выходит человек в штатском и, потирая ушибленную ногу, торопливо идет через сцену.
Анастасия размахивается и дает Алексею такую пощечину, что он едва не падает. Подходит к столу, садится, опускает голову на руки и рыдает. Алексей подходит к ней и трогает за плечо. Она отталкивает его руку.
АЛЕКСЕЙ. Умоляю вас…
Анастасия плачет.
Я все объясню…
АНАСТАСИЯ. Вы своего добились. Радуйтесь.
АЛЕКСЕЙ. Позвольте, я вам все объясню.
АНАСТАСИЯ. В каком вы звании?
АЛЕКСЕЙ. Я штатский.
АНАСТАСИЯ. Вы мерзавец.
АЛЕКСЕЙ. Я вам все объясню.
АНАСТАСИЯ. Сколько они вам заплатили?
АЛЕКСЕЙ. Умоляю вас…
АНАСТАСИЯ (выпрямляется и утирает слезы). Вы — мерзкий провокатор. Но я вас не боюсь. Я вас презираю. Я помню ваше лицо…
АЛЕКСЕЙ. Умоляю вас!
АНАСТАСИЯ. Нет, не думайте, что я сумасшедшая. Вашего лица я не знаю, но я видела такие же лица, как у вас.
АЛЕКСЕЙ. Где? Когда?
АНАСТАСИЯ. Там, тогда. Там было три стула… На один стул посадили папу, на другой — маму… На третий стул они посадили моего брата… Я стояла у стены, у меня на руках был Джимми…
АЛЕКСЕЙ. Пожалуйста, не надо.
АНАСТАСИЯ. На стульях лежали подушечки… Я все думаю: зачем подушечки? Зачем они позволили нам взять подушечки? Такие красивые подушечки, потом очень трудно отмывать с них кровь…
АЛЕКСЕЙ. Перестаньте!
АЛЕКСЕЙ. Они стали читать какую-то бумагу, очень глупую, я не могла понять ни слова… Я не должна была брать Джимми с собой… Джимми — это моя собака.
АЛЕКСЕЙ. Да понял я, понял.
АНАСТАСИЯ. Потом меня что-то горячее толкнуло в грудь, и я упала.
АЛЕКСЕЙ. Хватит, замолчите.
АНАСТАСИЯ. Я упала, но я была еще не мертвая. Я видела папу и маму, они были мертвые. И Оля, и Маша, и Таня, и мой брат, все были мертвые. Пуля попала в Джимми… Я не должна была брать Джимми, но я взяла его, потому что думала: они увидят Джимми, И им станет его жалко…
АЛЕКСЕЙ. Молчи, молчи!
АНАСТАСИЯ. Они стали колоть нас штыками… У них были точно такие же лица, как ваше… Я видела, как они кололи штыком моего брата, но он не пошевелился, я поняла, что он умер, и мне стало все равно… Штык уколол меня в плечо, и я закричала… Тогда вы стали бить меня по голове. (Закрывает руками голову.) Вы ужасно били меня, я просила, чтоб вы меня застрелили, но вы не послушались… Потом я ничего не помню…
АЛЕКСЕЙ. Не вспоминай, не надо.
АНАСТАСИЯ. Да что уж теперь. Все равно вы своего добились.
АЛЕКСЕЙ. Послушайте! Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете.
АНАСТАСИЯ. Я очнулась от тряски. Мне было очень больно, кругом было все мокрое и липкое от крови… Я лежала щекой на ноге мамы, она была неподвижная, мертвая… Отец не дышал… Сестры не дышали, я трогала их, плакала… Я приподнялась и увидела, что наши тела везут в грузовике… Грузовик остановился перед железнодорожным разъездом… Я сумела приподняться на руках и перевалиться через борт грузовика…
АЛЕКСЕЙ. А ваш брат? Где он был?
АНАСТАСИЯ. Мой брат лежал в самом углу. Он не дышал. И сердце у него не билось. Так что напрасно вы пытались выдавать себя за него. Я точно знаю, что мой брат мертв.
АЛЕКСЕЙ. А если вы ошиблись?
АНАСТАСИЯ. Я не могла ошибиться. У него не было пульса.
АЛЕКСЕЙ. В том эмоциональном состоянии, в каком вы находились, вы вполне могли ошибиться.
АНАСТАСИЯ. Я обучалась работе сестры милосердия. Я не могла ошибиться.
АЛЕКСЕЙ. И все-таки вы ошиблись.
АНАСТАСИЯ. Нет. Оставьте меня в покое, грязный негодяй. Вы узнали обо мне правду. Что вам еще от меня нужно?
АЛЕКСЕЙ. Послушайте…
АНАСТАСИЯ. Подлец, подлец, подлец! Вы только и умеете что стрелять в безоружных женщин и детей!
АЛЕКСЕЙ. Да послушайте же…
АНАСТАСИЯ. Негодяй! (Набрасывается на Алексея и хватает его за горло.)
Он пытается вырваться. Коробка с папиросами падает на пол, папиросы рассыпаются.