Читать интересную книгу "Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл - Илья В. Латыпов"

космических масштабов, то вообще незачем строить и воплощать какие-то планы и пытаться увековечить свое имя, ведь все это не имеет смысла: Солнце когда-нибудь станет сверхновой и испепелит Землю. Подобный подход – прямой путь к так называемой эссенциальной депрессии.

Эссенциальная депрессия – это состояние, когда человек все-таки достиг успеха в стратегии устранения рисков из своей жизни. Безопасность достигнута, утрат нет из-за того, что нечего утрачивать. Все как писал Иосиф Бродский:

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно все, особенно – возглас счастья.

Только в уборную – и сразу же возвращайся…

И дальше:

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.

Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,

слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Психотерапевт Максим Пестов очень красиво и точно описал состояние, в котором человек как бы одержал верх над ужасом смерти:

Но за это заплачено очень высокой ценой – возможностью радоваться жизни. Место, в котором чрезмерно много безопасности, благодаря чему новизне не позволено проявляться. Все, что существует вокруг, – уже состоялось. Элемент творения отсутствует как феномен. Главная задача – максимально точно повторять одно и то же однажды найденное решение и контролировать реальность, чтобы она не вторглась в привычный ритуал. Главные атрибуты подобного времяпрепровождения – усталость, скука, апатия. Вместо переживаний – выверенные безупречные рационализации[13].

В таком состоянии человек тратит огромные силы на то, чтобы поддерживать стабильность своего мира. А если и возникает желание впустить в свою жизнь что-то новое, на страже порядка стоят панические атаки и разного рода телесные недомогания. Там, за пределами «комнаты», слишком, слишком опасно! Краски мира становятся серыми, интерес к жизни угасает, обмен энергией между человеком и окружающим миром практически прекращается, и в итоге утрачивается хоть какое-то понимание того, зачем, собственно говоря, жить. И вот в таком состоянии отчаяния и недоумения человек приходит к психотерапевту, вооружившись рациональными объяснениями, почему нельзя и нет смысла делать вот это, это и это – в общем, ничего. Можно ли как-то вернуть яркость краскам жизни, не встречаясь с этой самой жизнью, с ее риском, болью, утратами, страстями? Нет?!

Лена слыла среди друзей консервативным человеком. Она была очень постоянной в своих привязанностях как к людям, так и к вещам и местам. Раз облюбовав, например, какое-нибудь кафе, в которое как-то зашла с подругами, она регулярно ходила только туда и по собственной инициативе больше ни в какое другое не заходила. А если ее настойчиво звали в новое место, она внимательно изучала все отзывы.

Однажды она встречала подругу из другого города, которая решила ее навестить. Они шли по одной из главных улиц, было лето, много открытых кафе, ресторанов. Обе были голодны, и подруга неоднократно предлагала зайти то в одно заведение, то в другое. Раньше Лена упорно вела бы подругу в то самое кафе, но она уже начала посещать психотерапевта, и та дала ей задание – спрашивать себя: «А что я чувствую сейчас?» Вот тут-то Лена и обнаружила, что дело не в том, что облюбованное ею кафе какое-то исключительное, лучше всех, а в том, что она ужасно боится зайти в новое заведение. Почему? А вдруг не понравится! А вдруг они зайдут и разочаруются! Тогда время будет безвозвратно потеряно? В каком-то смысле да. Консервативность Лены в выборе кафе была продиктована скорее страхом новизны и возможных утрат, чем любовью к привычному. Да, лучше синица в руках, чем журавль, пусть сидящий на соседней кочке, но незнакомый. Кто его знает, этого журавля…

«Дурной глаз»

Одна из самых распространенных вариаций ответа в стиле «чем меньше приобретешь, тем меньше потеряешь» построена на убеждении, что за все хорошее в жизни рано или поздно последует расплата. Мне кажется, это вообще одна из фундаментальных установок в нашей российской культуре. Лично я хорошо помню реакцию некоторых взрослых в моем детстве на заливистый, яркий, веселый детский смех: «Что ты так смеешься? Плакать будешь!» Чем ярче проживаемый момент, тем хуже будет потом. Мир, в котором мы живем, воспринимается такими людьми как враждебное любому счастью место. Этот мир смотрит злым дурным глазом на то, как кому-то хорошо. Иными словами, это мир, в котором ключевое человеческое переживание – зависть. И что в таком мире логично делать? Все скрывать.

Однажды во время какого-то праздника, когда мы с семьей гостили у моей тети, я столкнулся с древнейшей (если верить историкам) формой защиты от «дурного глаза». Одна из родственниц, любуясь моей дочкой (которой было лет пять), постоянно приговаривала: «Ах, какая она страшненькая, какая страшная!» Доча недоуменно смотрела на умиляющуюся женщину, и мне пришлось объяснять ей, что на самом деле «эта тетя» ничего плохого не имела в виду, она говорила это, чтобы «защитить от сглаза».

Не помню, как я объяснил пятилетке, что таким образом женщина XXI века пыталась отвести от ребенка беду, что мир в ее представлении был безумно враждебен и крайне завистлив к чужому счастью и требовалось обманывать некую недружелюбную силу, разлитую повсюду, – прикидываться глупее, уродливее, беднее, чем ты есть. Иначе эта сила отреагирует и заберет твое счастье.

Страхом «дурного глаза» были пропитаны все архаические общества от самых примитивных племен охотников и собирателей до развитых цивилизаций (о чем красноречиво свидетельствует «глаз Гора», он же уаджет – древнеегипетский амулет, который продается и сейчас в разных вариациях). В основе этого страха – ощущение того, что счастье в этом суровом мире – очень ограниченный ресурс, и если ты оказался его обладателем (в виде каких-то материальных благ, здоровья, успешности в делах или просто хорошего настроения), то тут одно из двух (в зависимости от культуры): либо это все ты получил за чей-то счет (у тебя прибыло – значит, у кого-то в твоем племени убыло), либо ты обязан всем этим добром делиться с окружающими, чтобы счастье «перераспределилось». (Например, смог на охоте добыть кабана – откажись от заслуги его добычи или же всеми силами демонстрируй скромность и избегай любых форм возвеличивания себя.) Если же ты беззастенчиво счастлив, гордишься и хвалишься тем, что у тебя есть, то обязательно кто-то нашлет на тебя порчу, обратится к колдуну со своим праведным возмущением (помним: что-то хорошее в жизни человека может быть только за счет других).

В некоторых культурах, в которых не сформировались социально приемлемые формы противостояния зависти, в колдовстве подозревались как самые богатые или удачливые члены общины, так и самые бедные и несчастные. Первые – потому что не может обычный человек, «такой же, как и все», иметь столько благ, тут не обошлось без сверхъестественных сил, а вторые – потому что бедные и несчастные по определению завистливы и насылают на всех, чье положение лучше, болезни и разные неприятности (либо сами, либо через колдунов).

В мире магического мышления человек не может заболеть «просто так», за этим обязательно стоит чья-то злая воля. Град, побивший урожай, не случается сам по себе – его наслали, и т. д. У индейцев навахо, например, было принято все происшествия объяснять чьей-то магией. Соответственно, люди, завидуя и страдая от чужой зависти, пытались выработать различные формы защиты, которые и по сей день переполняют нашу культуру (изменившись по форме, а не по сути). Например, тем, кому «везло», предписывалась скромность (доходящая до самоуничижения), вменялось в обязанность делиться всем нажитым с кровными родственниками или просто членами племени, чтобы у тех не было повода сглазить чужое счастье. Либо требовалось любой ценой скрывать свое благополучие. Таким образом, с одной стороны, снижалось социальное напряжение, а с другой – тормозилось развитие общества (так как наиболее амбициозные, умные и агрессивные его члены лишались стимулов к развитию или расширению своего дела). За социальный комфорт приходилось платить стагнацией.

Однако есть нечто страшнее зависти соплеменников –