Прочти письмо еще раз и постарайся найти объяснение.
Я беру газету и вновь пробегаю глазами письмо мистера Макинтайра. Мое внимание привлекают несколько строчек. «Он находится под значительно большим давлением, чем я в его возрасте…» «Культура нашего городка изменилась…» «Чем больше азиатов к нам переезжают, тем сильнее возрастает конкуренция в школах. Дэнни стал пятым учеником, покончившим с собой…»
Я кладу газету на парту и поднимаю взгляд на миз Ди.
– Ему нужен козел отпущения.
– О чем ты?
– Он напуган. Он ищет, кого обвинить в самоубийствах.
– Почему?
– Я не… – Я замолкаю под пристальным взглядом миз Дэниелс. Она скрещивает ноги, покачивает вверх-вниз носком правой туфли, будто под музыку, которую я не слышу, и спокойно ждет, пока я приведу мысли в порядок.
– Он обвиняет нас в изменившейся культуре и возросшей конкуренции в школах. Но все родители подталкивают детей к тому, чтобы соревноваться друг с другом. У всех есть репетиторы, все занимаются спортом, волонтерят, ходят на дополнительные занятия для подготовки к экзаменам, записываются на всякие летние программы и так далее.
– Продолжай…
У меня в голове будто загорается лампочка.
– Если он обвинит нас, ему незачем будет меняться. Им незачем будет меняться.
– О чем ты? – Миз Дэниелс откидывается назад, опираясь на руки, и продолжает покачивать носком туфли.
– Ну, если он свалит все проблемы Секвойя-Парк на азиатов, ему не придется думать о том, что он и сам отчасти виноват. Никому в городе не придется об этом думать. Они обвинят нас, а сами продолжат делать все как раньше.
Миз Дэниелс широко улыбается, словно и не сомневалась в том, что я найду ответ.
– Но что дальше? – Я потираю виски. – Я не знаю, с чего мне начать.
– Пару минут назад ты сказала кое-что интересное. – Миз Дэниелс наклоняется ко мне, держась за край стола. – Ты сказала: «Он исказил правду».
– Ну да.
– Так в чем правда?
– В смысле, правда о нас?
– О том, что ты считаешь нужным, Мэй.
– Вы имеете в виду, что я должна рассказать всем нашу правду.
– Ты это сказала, не я. – Она улыбается.
Она будто внедрила эту мысль мне в голову, как джедай.
Встав со стола, миз Дэниелс говорит:
– Тебе не нужно выдумывать хитрые аргументы, чтобы заткнуть мистера Макинтайра. Они все равно не помогут. Но даже те люди, которых не волнуют факты, способны прислушаться к чужой истории. – Она берет меня за плечи и заглядывает в глаза. – Только ты должна четко понимать, зачем ты это делаешь. Дэнни это не вернет, Мэй.
Я отшатываюсь. Мое сердце будто сжимают ледяные тиски. Миз Дэниелс права, но мне все равно больно.
– Я знаю, миз Ди. Но мне нужно хоть что-то для него сделать. Раз уж я не сделала достаточно, пока он был жив. Если б я была хорошей сестрой, может быть… он… – Я кладу голову на парту.
– Нет уж, Мэй. Посмотри на меня. И внимательно послушай, что я скажу, – говорит миз Дэниелс строгим тоном. Я поднимаю глаза. Миз Дэниелс медленно качает головой. – Это. Не. Твоя. Вина. Ты не виновата в смерти Дэнни, слышишь?
Я слабо киваю.
– Если ты еще не обращалась к специалисту, непременно сделай это, когда будешь готова. Ты всегда можешь поговорить со мной, но я не психотерапевт. Он правда может помочь, Мэй.
Я киваю еще раз:
– Ладно, миз Ди. Я об этом подумаю.
– Хорошо. Я поддерживаю твое стремление дать отпор Нейту Макинтайру. Честно. Но боль от потери Дэнни этим не исцелить.
Я не отвечаю. Исцеление кажется мне далеким, недосягаемым миражом.
– Ну что ж. – Миз Ди вновь включает свой «учительский голос». – О чем твоя история, Мэй?
Кажется, эта задача мне не по зубам.
– Как я могу вместить всю свою жизнь в одно письмо?
Она берет со стола стопку тетрадных листов и показывает мне.
– Ты пока что не сдала свое стихотворение на тему «Откуда я?».
Я краснею и отворачиваюсь.
– Да, я не знаю, как… Мне трудно придумать…
– Попробуй начать с него.
Я гляжу на нее с подозрением:
– Погодите-ка. Вы затеяли весь этот разговор, чтобы заставить меня выполнить задание?
Миз Дэниелс смеется и берет со стола шнурок с ключами. Она отводит меня в компьютерный класс и говорит, отпирая дверь:
– Вообще-то мне не положено оставлять тебя здесь одну, но я знаю, что тебе нужно сосредоточиться. Дверь будет открыта, зови меня, если что. – Она сжимает мою руку, совсем как в тот день, когда я впервые пришла в школу. – Ты справишься, Мэй.
Она подмигивает мне и уходит.
Я сажусь за компьютер в центре класса и смотрю на клавиатуру. Набираю на первой строке: «Я…» – и жду, когда мне в голову придет что-то еще.
Поначалу на экране появляется лишь бессвязный набор слов, скорее поток сознания, чем история. Я – из супа с лапшой и говядиной. Я – из кружки с клубничным «Поки». Я – из кишащего акулами моря, из держащегося на поверхности мяча, из вонючих ног. Я – из мечтаний фермеров в тайваньских горах. Я – из улиц Чайна-тауна. Я – из языков, которыми я не владею, из бабушек и дедушек, которые общаются одними взглядами. Я – из музыки, которая затрагивает мою душу, из танца, который говорит, когда я не могу найти слов. Я – из рассерженного бегемота. Я – из Сэма Смита, я – из «Lay Me Down». Я – из перьев в крыльях моего брата. Я – из ночных поездов, из визжащих сирен. Я – из мира, что обратился в прах, пока я молча кричала у железной дороги.
Каждое предложение будто прочищает засоры в моем мозгу. Постепенно слова начинают сами литься с моих пальцев на клавиатуру. Я меняю структуру стихотворения, подстраиваю ее под себя.
Вечером я сижу дома, за своим столом, и продолжаю писать. Я нахожу смысл в старых воспоминаниях. Я редактирую и исправляю. Моя история начинает приобретать законченный облик.
Глава 36
МОЯ ИСТОРИЯ
Автор: Мэйбелин Чэнь
Я – из подушек.
Диванных,
декоративных,
спальных,
ортопедических,
которые
одну за другой
Дэнни приносил
ко мне в комнату,
а я смотрела из кроватки.
Мы складывали их в уголке,
и он помогал мне вскарабкаться
вверх
по
горе
подушек,
чтобы выбраться
на свободу.
На видео слышен
тихий смех наших родителей.
Я представляю, как они прятались за дверью,
чтобы запечатлеть
бесценные мгновения
нашего мимолетного
детства.
Я – из подушек,
привязанных к телу,
одна спереди | другая сзади.
Мягкие,
с родительской кровати,
были лучше всего.
Дэнни, тоже в подушках,
бросал мне | вызов
в нашей гостиной,
повидавшей много боксерских матчей.
Смех родителей
звучал громче нашего.
Я – из подушек,
примотанных скотчем
к твердым краям
и острым углам,
чтобы я не ударилась ногами,
запястьями,
лодыжками
в попытке выполнить «мельницу»,
покрутиться на голове,
сделать «флай».
В то время я думала,
что, может быть,
однажды смогу
вступить в Jabbawockeez.
Когда я опрокинула книжный шкаф,
чуть не разбив себе голову,
Дэнни похлопал меня по спине
и сказал:
«Ты справишься».
А мои родители
радостно хлопали каждый раз,
когда я выполняла прием
и оставалась в живых.
Я – из подушек
с наволочками из «Звездных войн».
Дэнни больше всего любил ту,
что с «Тысячелетним соколом».
Как-то раз я ворвалась к нему,
а он лежал
на этой подушке
и молча смотрел
в потолок.
Я легла рядом,
на «Звезду смерти»,
и сжала его большой палец.
Бывали дни,
когда он надолго
запирал дверь к себе в комнату.
Теперь