Читать интересную книгу Корабль уродов - Ксения Таргулян

— Не будь параноиком. Ай!

Извернувшись, котенок укусил Джека за запястье, тот от неожиданности разжал хватку, выпуская его, и зверек, шкрябая когтями по паркету, скрылся за ближайшей приоткрытой дверью.

— Вот паршивец, — констатировал Джек, разглядывая глубокие ранки.

Мекс подошла вплотную к Джеку, и он немного покраснел.

— Котенок остается у меня, ясно? Живой и невредимый. И попробуй только что-нибудь с ним сделать, — она воздала кулак к его носу, сверкнула глазами и, громко цокая, последовала за питомцем. Недолго думая Артур поспешил за ней.

— Вренна? — окликнул меня Джек, когда я поднялась на ноги, чтобы тоже уйти.

— Да делай с ним что хочешь — мне всё равно.

Докапываться он, слава богу, не стал, и я тихо ушла в свою комнату.

Этой комнатой здесь служила одна из гостевых, достаточно просторная и приятная на глаз, но необжитая и оттого не очень уютная. Даже спустя полмесяца я не сблизилась с этими бледно-голубыми стенами и атласными драпировками на окнах и кровати.

Я бы пошла в гостиную, ту, что сразу под крышей, всю уставленную фолиантами и с винтовой лестницей посередине, но именно туда, скорее всего, пойдет Джек. А мне хочется одиночества — поэтому я здесь.

Мне хочется убрать отсюда эти тяжелые темные шторы и впустить больше света, тем более что вид выходит на море, серое, но величественное в осенних дождях.

Мне хочется разбросать здесь какие-нибудь тетрадки или провода, но здесь почти нет моих вещей, а те, что есть, прячутся по ящикам. Как-то рука не поднимается наводить беспорядок среди такого убранства.

Я негромко включила музыку, посмотрела сквозь стекло на холодную стихию, села на кровати… Может, зайти всё-таки в гостиную и выбрать какую-нибудь книгу? Или попросить у Джека ноутбук? Впрочем, нет, я забыла, у меня же уже кое-что начатое.

Воодушевленная этой идей, я начала поиски и вскоре достала заветный сборник из своей дорожной сумки, покоившейся на дне гардероба. Я и не вспоминала о книге все эти дни, но теперь, как ни странно, с удовольствием закопалась в подушках и погрузилась в прерванное чтение.

Пятое из «Десяти томных сердец» принадлежало проклятому юноше, обреченному похищать половину души каждой женщины, испытавшей к нему влечение. Оканчивалась история рождением у одной из его возлюбленных сына, которому суждено перенять отцовское бремя.

Кажется, это был самый длинный рассказ в этой книге. Когда я дочитала его, уже сгущались сумерки. Я снова выглянула в окно — и охнула от восхищения. Шел снег. Мокрые белые хлопья слетали с небосвода и растворялись в черной воде, окрыляя собой темный воздух.

В Гвозде тоже, бывало, шел снег, но редко — не каждую зиму. Зато там вечно накрапывал дождь, а когда он переставал, Замок окутывало липким туманом. Может, поэтому я так и не сбежала — просто всё время была плохая погода? Ну да, забавная теория.

Тьма и зябкость за окном добавили комнате теплоты и уюта, и я со свежим интересом продолжила чтение.

III

Когда давно, в юности, лет, может, до девятнадцати, я увлекался литературным творчеством. Рассказами, попросту говоря. Правда, законченных у меня почти не было — большинство забрасывал где-то на середине, а в некоторых и вовсе записывал только пару эпизодов. Но это доставляло мне удовольствие и отвлекало от навязчивых мыслей — почти как наркотик.

Где-то половина того, что я писал, было откровенной порнографией, еще четверть — хоррор и ужасы, основанные на реальных событиях. И оставшаяся четверть — что-то более ли менее стоящее, так сказать, мои попытки написать историю со смыслом. Но ни одну из них я так и не довел до конца.

В девятнадцать я познакомился с этой компанией — Артур, Мекс, Якобс, Марк — и ушел в бесшабашный пьяный счастливый разгул. Собственно, разгул был в моей жизни и раньше; иначе: моя жизнь была разгулом. Но это не приносило восторга или удовлетворения. Я был подростком, и я сбегал из Замка с охапкой денег и прожигал их в каком-нибудь баре или стриптиз-клубе, я напивался, укуривался, занимался сексом и убивал людей — но всё это не имело смысла. И ничто иное не имело смысла, как мне казалось. Я был обычным депрессивным подростком с одной только разницей: для меня не было никаких пределов. И я — малолетний придурок — часто думал о суициде, и играл в русскую рулетку, но удача мне благоволила, и вот однажды здравая мысль (хоть и порядком драматизированная) посетила мою мутную голову: умереть любой дурак может, а вот жить во всей этой грязи и скуке — испытание как раз по мне. Мудрые люди исправили бы эту фразу: «достойно жить» — но я этим не заморачивался.

В общем, я бросил русскую рулетку, тяжелые наркотики (зависимости у меня, как ни странно, почти не выработалось), и вскоре после этого в одном из баров познакомился с Якобсом. Он был спорщиком. Вся его жизнь — это череда пари. Он и шагу не сделает без спора, и если уж поспорит — готов на всё, лишь бы победить.

Разумеется, наше знакомство также началось с пари, да и всё общение с ним состояло из них — в основном шуточных, но иногда и серьезных. Но о чём именно мы спорили в то время, я уже и не вспомню.

Кажется, в уплату проигрыша по пари он свел меня с остальными членами безумной компании. Я безраздельно и безответно влюбился в Мекс, которая уже тогда была с Артуром, и я встретил родственную душу — Марка. Он был в меру сумасшедшим, как и каждый из нас, и он был садистом. Каждый раз, встречая нового человека, он представлял, какая смерть пошла бы ему. Девушки не проводили с ним больше одной ночи, потому что в постели он терял контроль над собой. Но надо отдать ему должное: в отличие от меня он не запятнал себя ни одним убийством, да и вообще вся его жестокость редко выходила за пределы его головы.

И хотя после знакомства с ними общий образ моей жизни практически не изменился, я абсолютно перестал тяготиться бессмысленностью такого существования. А вместе с приходом внутреннего равновесия ушла необходимость изливать свои переживания в рассказах.

Но теперь, когда я вернулся в этот дом, единственный родной Дом, я вновь ощутил это забытое чувство вдохновения. Но на этот раз не от фрустрации, а от… покоя. Мне просто было здесь спокойно и уютно, несмотря на все ссоры и скандалы (ведь они тоже какие-то домашние и уютные!) — и я почти забывал о внешнем мире. В голове рождались идеи, складывались фрагменты сюжетов, и появлялось желание выразить всё это на бумаге.

Прямо сейчас я лежал на диване в гостиной с ноутбуком на животе и думал. На экране передо мной было девять страниц о летчике и травах. Я не знаю, что это значит. Мой мозг не генерирует сюжеты целиком. Но все эти странички вышли легкими, быстрыми для чтения и напоминали почему-то аромат пряного черного чая.

В воображении сложилось несколько строк диалога, и я потянулся руками к клавиатуре, когда внезапно раздалось:

— Да как ты посмел?!

Я чуть не уронил компьютер, судорожно нажал на сохранение и изумленно уставился на Вренну.

— В чём дело?

— Знаешь, что это? — она потрясла в руке бежевую книжку в мягкой обложке.

Я покачал головой и на всякий случай подальше убрал ноутбук. Как раз вовремя, потому что Вренна швырнула книгу в меня.

— 441-ая страница!

В недоумении косясь на нее, я открыл книгу в указанном месте. «Вырезанное сердце», — гласило название начинавшейся на этой странице новеллы. Я пробежался глазами по паре первых строк.

— Ничего не напоминает? — прошипела Вренна.

Я развел руками.

— Что за беллетристику ты читаешь?

— Что за беллетристику ты пишешь?! — взорвалась она.

Я даже вздрогнул от неожиданности и, уязвленный, невольно покосился на ноутбук.

— При чём здесь то, что я пишу, Вренна?

— А кто, по-твоему, написал это?!

Я даже не находил, что съязвить, и смотрел на нее с беспредельным недоумением.

— Ладно, читай, — приказала она, складывая руки крестом.

Я хотел возмутиться, но потом мне стало любопытно, что могло ее так взбудоражить, и я начал читать. Написано от первого лица, главный герой — какой-то парень по имени Юра, фоторепортер. Не успел я прочитать и пары страниц, как Вренна опять взбесилась: подскочила ко мне и начала гневно листать книгу.

— Вот! — объявила она, тыкая пальцем в страницу. — Вот! Ничего не напоминает?! Кто мог это написать, кроме тебя?!

Я вскинул брови и стал читать с нового места:

«Я стоял, прижатый спиною к стене, и почти не чувствовал холода лезвия возле моего сердца. Я думал, что нужно закрыть глаза или хотя бы вспомнить всю свою жизнь, как это принято делать перед смертью, но она была слишком прекрасна, и я не мог оторвать глаз».

— Мне обязательно это читать?

— Читай!

— Эх… всё мстишь?..

Я вернулся глазами к книге:

«Я видел, как дрожат алые губы Анитры и как слезы набухают у ее ресниц. Зажмурившись, она занесла клинок для удара… и выронила его из ослабших рук.