Вренна скривилась.
— Да я не оправдываюсь, это правда так! Тьфу ты, Вренна! — он всплеснул руками. — Ну неужели ты и правда хотела бы, чтобы ничего не менялось?!
Она смерила его взглядом.
— А ты, значит, возомнил себя благодетелем? Весь такой святой и хороший, спасаешь мир?
Проглотив издевку, Джек продолжил:
— Скажи, что ты ни каплю мне не благодарна. Скажи — и мы пойдем исправлять мою ошибку.
— Как же?
— А ты скажи.
Секунд десять Вренна честно пыталась солгать, но в итоге сдалась:
— О Джек… Ну почему, если ты так печешься… если тебя так волнуют мои чувства — зачем ты тогда?.. За что?.. Да я бы… Если бы ты нас отпустил тогда — да я бы боготворила тебя!.. А так… — она махнула рукой. — Вот почему нельзя было тогда подумать обо мне?
Но Джек, разумеется, молчал, тупо глядя ей в глаза, и Вренна ушла, слабо хлопнув дверью.
II
Мне плохо спалось той ночью — чего только не крутилось в голове: всякие страхи, обиды и воспоминания, и всё обильно полито апатией. Проморочившись полночи, я кое-как уснула, но меня разбудили шаги, чье-то копошение, и, лежа неподвижно, с закрытыми глазами, прислушиваясь, я подумала, что не проспала наверное и часа. Наконец кто-то прокрался обратно к двери, скрипнул ею чуть слышно, и звуки его шагов растворились в коридоре.
Я с любопытством и неохотой приоткрыла глаза и невольно расплылась в сладкой улыбке. На журнальном столике напротив моей кровати лежал пышный голубой букет. Я лежала, укутавшись в пушистом одеяле, и лениво перебирала в голове кружок мыслей: «Может быть, там кроме букета еще записка или подарок?», «Но мне же станет холодно, если я вылезу из-под одеялка, чтобы посмотреть», «Скорее всего, там ничего нет кроме букета, а его я уже увидела, значит можно дальше спать». Но любопытство распирало меня, и вскоре стало ясно, что просто так я не усну.
Придерживая одеяло на плечах, я свесила ноги с кровати, встала и, подплыв к букету, очутилась в душистом облаке. Не знаю, что это были за цветы, но смотрелись они просто чудесно, напоминая собою взбитые сливки или кружева. Как я и надеялась, между лепестков виднелся уголок конверта, и, раскрыв его, я прочитала торжественное и немногословное «С Днем Рождения, Вренна!».
Не скажу, чтобы Джек каждый год баловал меня таким вниманием. Не скажу, что мне это совсем уж впервой… Но, что не говори, приятно. Очень приятно.
Позабыв, что не выспалась, лучась улыбкой, я кинула одеяло на кровать и принялась одеваться.
В гостиной, куда я поднялась в поисках вазы, обнаружился Артур. Игнорируя многочисленные диваны, он сидел на ступеньках винтовой лестницы и сосредоточенно листал книгу.
— Ты чего? — полюбопытствовала я.
Он вскинул взгляд.
— Доброе утро, Вренна. Да вот, читаю тут…
Я хмыкнула.
— Не подскажешь, где найти вазу?
— Вазу? — с недоумением переспросил он.
— Ну да. Для букета.
— Букета? — он даже прикрыл книгу от недопонимания.
Я уже хотела огрызнуться, но он вовремя махнул рукой на стеллажи.
— Посмотри там, вроде были какие-то.
Я последовала совету и принялась методично осматривать полки.
— Хм, а Джек что… решил так извиниться за вчерашний инцидент?
— Извиниться? Джек? — я обернулась и красноречиво изогнула брови — Артур с пониманием усмехнулся в ответ. — О! А вот и она.
Я с трудом вытащила на свет огромную пыльную вазу с геометрическими разводами и дунула внутрь нее. Ваза откликнулась липким серым облаком.
— Ладно, пойду мыть, — чихнув, объявила я.
— Вренна, — окликнул меня Артур. — Так в честь чего цветы?
Я улыбнулась:
— День рождения.
И я ускользнула из комнаты, пока он не успел сообразить, что надо меня как-то поздравить.
Не знаю, когда Артур успел передать эстафету Мекс, но стоило мне наткнуться на нее в коридоре, как она осыпала меня самыми красочными поздравлениями, пообещала испечь торт и укорила за то, что я не предупредила заранее.
Когда я наконец опустила букет в вазу, на треть наполненную водой, весь дом будто шевелился, взбудораженный моим неожиданным праздником. Мекс, непозволительно прекрасная как всегда, заявила, что и я должна принарядиться, но единственного платья, что было у меня с собой, ей оказалось мало.
— Вот что, принцесса, — объявила она, критически оглядывая меня. — В качестве подарка на твое совершеннолетие я займусь твоей внешностью! Восемнадцать лет — хватит выглядеть как подросток.
Я, конечно, опешила и возмутилась, но особо спорить мне не хотелось, и я «теоретически» согласилась, надеясь, что творческий заряд покинет ее так же быстро, как и посетил.
Почему-то число восемнадцать особенно будоражило этих двоих. Джека я нигде найти не могла, и оставалось только спросить у них.
— Ну как же? — удивилась Мекс, разводя своими длинными ухоженными руками. — Это же совершеннолетие, это значит, что ты стала взрослой.
— А до этого я что — была ребенком?
Мекс замялась, а Артур махнул рукой:
— Не бери в голову. Это просто формальность, из которой сделали праздник, и его принято торжественно отмечать. Зачем сопротивляться такой приятной традиции?
Вскоре был готов бисквитный торт, половину которого мы тут же с аппетитом поглотили и, пропуская мимо ушей всё то, что могло бы сойти за колкость, продолжили сидеть за праздничным столом. Меня беспокоило одно: где же Джек? Ни Мекс, ни Артур не знали ответа и отмахивались, но через пару часов моя тревога распространилась и на них.
Кому как ни мне знать, что Джек может исчезнуть на недели или месяцы, не попрощавшись, а затем явиться без предупреждения?
Сегодня утром он был еще здесь, но теперь, может статься, я не увижу его до весны. Не велика потеря, казалось бы, но что уж от самой себя таиться? Так уж сложилось, он мне нужен, и меньше всего мне хотелось бы, чтоб он испарился прямо на мое восемнадцатилетие.
— Не думаю, что он надолго, — спокойно увещевал Артур. — Он бы тебя не бросил.
Я фыркнула.
— Но он же вернулся за тобой в Штаман-Рейн и привез сюда.
Я пожала плечами.
— Он непредсказуем.
— Иногда очень предсказуем, — таинственно усмехнулась Мекс, и Артур едва заметно посерел. — Я вот почти уверена, что знаю, зачем он уехал.
— И зачем же? — сухо полюбопытствовала я.
Но Мекс только загадочно оскалилась и заговорила про взаимосвязь женского либидо и интуиции.
После обеда ко мне вернулась ночная тоска, и, промаявшись с полчаса в отведенной мне гостевой комнате, я вышла на террасу, обрывавшуюся в море. Серое под тяжелым осенним небом, оно шумело, разбиваясь о кирпичные стены здания, и его темные волны вспенивались белыми лохмотьями.
Я настолько погрузилась мыслями в плеск прибоя, что вздрогнула всем телом, услышав голос позади себя:
— Ты ведь впервые на море?
Мне на секунду почудилось по голосу, что это Джек, но нет — Артур. Я повернулась в пол-оборота к нему.
— Ну да.
— Поражает, наверное?
Я вдохнула пронизывающий воздух.
— Тут здорово. Как-то… правильно. Наверное… — я замялась, но всё же продолжила: — наверное, так я и представляла свободу. Не физически так, а по ощущениям, по атмосфере.
Я скривила губы. Пытаться сформулировать, как мне хотелось вырваться, как не хватало решимости и как нелепо всё выходит в итоге — гиблое дело.
Артур сел рядом со мной на краю террасы.
— Джек много о тебе рассказывал, когда мы общались. Тогда, давно.
Я немного нахмурилась, припоминая те разрозненные хронологические сведения о Джеке, которыми я располагала.
— Года четыре назад перестали, да? А начали… лет семь?
— Пожалуй. Джек рассказывал о нашей компании?
— Да так, упоминал — не более того.
Я не смотрела на Артура, но, кажется, он усмехнулся.
— Так что он обо мне рассказывал? — спросила я в невольном предвкушении.
Я почувствовала его внимательный взгляд.
— Внешность, да… Ну, ты знаешь, он не слишком добр и щедр на похвалы…
Я нахмурилась, и Артур почти затараторил:
— Нет, я не в этом смысле. Я хочу сказать, что его слова надо пропускать через линзу, и я — ну в общем, привычка уже. Тогда была, вернее, — он покосился на меня с тенью раздражения. — В общем. Примерно такой я тебя и представлял.
— Четыре года назад.
— О том, что ты и сейчас… выглядишь совсем юной, Джек тоже упоминал. В этот приезд уже.
— «Совсем юной». Да, конечно. Так он и сказал.
— О чём я и говорил.
— Ладно.
Мы продолжили эту тему, хотя мне уже не слишком хотелось, и Артур пересказал мне пару историй из моей же жизни.
— Ну хватит, — наконец буркнула я, хотя мне отчасти и льстило, что Джек там много внимания уделял нашим общим воспоминаниям. — Я уже поняла: Джек трепло, и этим всё сказано, — гудящая волна с шумом разбилась возле самых моих ног, окатив всю террасу ледяными брызгами, и мы с Артуром в унисон: я вскрикнула, а он ругнулся.