вы же сказали, что это я вам нужна. – Я попыталась вызвать огонь на себя.
– Да, но совсем для другого! – Сосед оглянулся, и лицо у него сделалось неприязненное.
Понятно, значит, я в прекрасные девы ню не гожусь.
Я не расстроилась, а невозмутимо уточнила:
– Для чего же?
– Для предъявления претензии, вот для чего! – Сосед развернулся ко мне всем корпусом. – Пора бы вам кастрировать кота, он терроризирует всю округу!
– Простите, а вам-то чем мешает сексуальный терроризм нашего котика? – поинтересовалась Ирка, похлопав Кружкина по плечу.
Он снова повернулся к ней и сразу потерял весь запал, заговорил мягко, почти мурлыча. Мы внимательно его выслушали.
Суть претензии художника-алконавта сводилась к тому, что местные усатые-полосатые – почему-то он видел их предводителем и главарем исключительно нашего Вольку – устроили шалман и бордель на территории, которую сосед привык считать своей персональной лаундж-зоной.
Это укромный закуток в углу двора, там под сенью старой ивы помещается древний деревянный стол со скамьей. Василий любит выйти туда, как он называет, «на пленэр». Это, как известно, подразумевает создание картин не в мастерской, а на природе, но у Кружкина своя концепция пленэра – не классическая.
Устроившись под сенью ивы, он если что-то и рисует, то исключительно в голове. Руки художника занимают не кисть и палитра, а стакан и бутылка.
Попросту говоря, Василий уединяется в глухом закоулке для того, чтобы без помех накатить на свежем воздухе.
Соседи, впрочем, относятся к этой маленькой слабости творческого человека с пониманием. Питер – он такой, здесь снисходительны к интеллигентным забулдыгам. Кружкину в его приюте спокойствия, трудов и вдохновенья никто не мешает.
В смысле, никто из людей. А вот котики внезапно на Василия ополчились!
– Как с цепи сорвались, – пожаловался он.
Я подумала: где он видел кота на цепи? Не иначе, на иллюстрации к поэме Пушкина «Руслан и Людмила». Интеллигентный все же человек, знаком с литературной классикой…
– Устроили там, прости господи, «Тиндер» какой-то! – продолжил интеллигент.
Ого, а он, оказывается, продвинутый!
– Стол, лавка – все смердит, повсюду клочья шерсти…
Наконец стало понятно, зачем Кружкину вода и мочалка: он идет отмывать свой поруганный рай.
– Ах, так вы с миссией клининга! – Ирка прижалась спиной к стене, без слов приглашая Василия продолжить спуск.
– Пр-р-екрасная дева! – прорычал он, закусывая губу, как режиссер Якин из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».
Он протиснулся, прижимаясь больше к Ирке, чем к перилам, и ушел вниз, напоследок оглянувшись и звучно чмокнув воздух за плечом.
– Это он тебе воздушный поцелуй послал? – Я не поверила своим глазам. – А ты что же?
– А что я должна была? Отмахнуться, сбив его воздушный поцелуй, как навозную муху в полете? – сердитым шепотом огрызнулась подружка. Она шагнула к перилам и перегнулась через них, отследив уход Кружкина. – Какой интересный персонаж…
– Вот я Моржику позвоню, расскажу, какие у тебя тут интересы, – пригрозила я и продолжила подъем по лестнице.
– Не получится, как минимум неделю они там на яхте без связи, – вздохнула Ирка.
Оказавшись в квартире, она прилипла к окну в тетиной комнате – оно выходит во двор, и из него виден ивовый грот, облюбованный Кружкиным, – и, хотя я ее об этом не просила, периодически информировала меня о ходе борьбы Василия за чистоту и комментировала ее промежуточные результаты.
Из регулярных донесений я узнала, что Кружкин аж трижды вымыл лавку и стол, причем не ленился ходить менять воду. И все равно это мертвому припарки, потому что простой водой кошачью струю не победить, нужны специальные средства. К их числу относятся, например, перекись водорода и раствор йода. Совершенно случайно и то и другое есть у нее в сумке, так не помочь ли хорошему человеку в богоугодном деле?
– Ой, да иди уже, неси ему свои растворы, – не выдержала я.
И эта вертихвостка моментально умелась во двор.
Впрочем, очень быстро вернулась и сообщила, кокетливо подкручивая медный локон:
– Представляешь, я опоздала, Василий уже закончил с уборкой и умчался в магазин. Еще спросил меня, какие праздничные напитки предпочитает прекрасная дева. Мол, в ближайшей «Пятерочке» фин-шампань не купить, так не снизойду ли я до фанагорийского игристого? – Подружка хихикнула, как девочка.
Я посмотрела на нее с невольным уважением:
– Это как же ты впечатлила Василия, если он готов раскошелиться на фанагорийское игристое! Его обычные напитки – дешевая водка и пиво в пластике.
– Откуда знаешь? Пила с ним? – Подружка прищурилась.
– Да чур меня! Свят, свят, свят! – Я размашисто перекрестилась. – Я ж не какая-нибудь там… прекрасная дева ню! Я верная супруга и добродетельная мать. А предпочтения Кружкина относительно спиртного знаю потому, что он свои бутылки за окном держит.
Да, кастрюля с борщом была не единственной емкостью с жидкостью, грохнувшейся на крышу под моим окном.
– Ладно тебе, я тоже добродетельная, – устыдилась подруга. – И, разумеется, не пойду распивать игристое с этим галантным маргиналом… Давай по коньячку, а? Сами, вдвоем, как шерочка с машерочкой?
– А у тебя разве коньяк остался? Мы же вроде еще вчера его, когда Борю реанимировали…
– Вот сейчас ты меня по-настоящему обидела! – Подружка насупилась. – В самом деле думаешь, что у меня с собой всего одна стограммовая фляжечка?
– Нет, нет! – Я вскинула руки, как пленный фриц. – Ну прости меня,