Артуро Перес-Реверте
Терпеливый снайпер
[47]
Сегодня трудно поверить, но был момент, когда испанца Переса-Реверте сравнивали с Умберто Эко и всерьез прочили ему великое будущее. Сегодня его место – более чем скромное, где-то рядом с Дэном Брауном, но без гигантских тиражей последнего (правда, и без его катастрофического дурновкусия). Новый роман Реверте (к слову сказать, такой маленький, что издателю пришлось засунуть под ту же обложку шестидесятистраничный бонус-трек – фрагмент очередного романа про капитана Алатристе) такое положение дел надежно фиксирует: крепкий середнячок без сюрпризов.
Интрига романа – незамысловатая и складненькая. Арт-критик и профессиональный скаут (так в мире современного искусства называют человека, занимающегося поиском потенциальных звезд для владельцев модных галерей) Алехандра – для друзей просто Лекс – получает предложение собрать материал для книги про самого великого стрит-артиста нашего времени – загадочного и неуловимого Снайпера. Граффити, созданные Снайпером, прекрасны сами по себе, но главным образом Снайпер известен как автор так называемых «интервенций». С некоторой периодичностью среди его последователей – подростков, расписывающих стены, гаражи и вагоны по всему миру – распространяется новый вызов: Снайпер предлагает расписать какой-то особо опасный кусок стены. Рискуя жизнью, они лезут на небоскребы, спускаются в туннели метро, штурмуют опоры мостов, совершают подвиги – и, разумеется, гибнут, как мухи. Довольно скоро читатель понимает, что для Лекс охота на Снайпера связана с некоторыми собственными интересами, далеко выходящими за рамки профессиональных, а затем к поискам подключается новый персонаж – экстравагантный миллионер, потерявший в ходе такой интервенции семнадцатилетнего сына…
Для того, чтобы рассказать такую простенькую историю с предсказуемым финалом (уже страниц через тридцать становится ясно, что Снайперу не уйти от заслуженного наказания), много места не требуется, поэтому примерно половину романа занимают пассажи из серии «что автор узнал о стрит-арте и граффити, прочитав одну книжку и две статьи в Википедии». Познавательно, в общем-то, но как-то немного избыточно.
Батист Болье
Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи
[48]
Сериалы про больницу – это, как известно, золотое дно. Болезни, заковыристые диагнозы, смерти и чудесные исцеления (а главное, сопутствующие всему этому человеческие отношения) обладают магической способностью на протяжении многих сезонов удерживать зрителя у экрана. Беда в том, что на бумагу такие вещи переносятся плохо: людей, способных рассказывать про какое-нибудь интубирование так, чтобы это было и понятно, и увлекательно, и не слишком перегружало читательский мозг, очень мало.
Молодой француз Батист Болье – из числа этих немногих. Его книга выросла из блога: на протяжении нескольких лет интерн одной из парижских больниц записывал события дня, делился переживаниями по поводу увиденного, рассказывал забавные или грустные случаи из практики – словом, травил всевозможные медицинские байки. Из этих баек постепенно стали складываться новеллы, пациенты и сотрудники начали обзаводиться индивидуальными узнаваемыми характерами, а число читателей блога Батиста как-то незаметно перевалило за три миллиона. Надо ли говорить, что книга, вышедшая во Франции в 2013 году, тоже немедленно стала бестселлером.
В центре повествования – альтер эго автора, трогательный и немного комичный интерн, пытающийся казаться старше своих лет и более всего озабоченный судьбой любимой пациентки – женщины из седьмой палаты, которую он прозвал Жар-Птицей. Жар-Птица умирает от рака, но перед смертью непременно хочет повидаться с сыном, который никак не может добраться до Парижа из-за разбушевавшегося исландского вулкана. Чтобы задержать ее в этом мире хотя бы ненадолго, герой принимается рассказывать Жар-Птице всевозможные истории – про счастливого самоубийцу-неудачника, про непреклонного борца со смертью доктора Покахонтас и ее маленькую дочку-аутиста, про доктора Спрута Кихота, поливающего донорской кровью свои любимые герани, про интерна Фроттис, уверенную, что если пить сладкий чай очень быстро, то ни за что не потолстеешь… В какой-то момент персонажи Болье тоже обретают голоса и начинают рассказывать собственные истории – для того, чтобы на несколько минут, часов или дней отсрочить неизбежное. Дети и взрослые, переломы и отравления, любовь, смерть и смех – текст Болье уютно побулькивает эмоциями, рафинированными и нечрезмерными, но при этом безошибочно узнаваемыми и очень человечными.
«Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи» – из числа тех книг, читать которые очень приятно и немножко неловко: слезы, патока, героический пафос, все вокруг добрые-предобрые – нельзя же так, сплошное умягчение сердец какое-то и всех жалко, прямо слёзы на глаза, ей-богу. Однако у Болье в рукаве припасен козырь, разом аннулирующий претензии подобного рода: его герой-рассказчик – в самом деле тот, кем пытается казаться, а именно искренний, сентиментальный и старательный дурачок. Такого и стесняться-то смешно – да и вообще, кто стесняется врачей. Словом, если хочется пролить над книжкой сладкую, прочувствованную слезу, берите Батиста Болье – отличное, очень терапевтичное чтение.
Алексей Моторов
Юные годы медбрата Паровозова[49]
От книги с таким заглавием невольно ждешь постмодернистской игры, изящного гротеска, тонкой иронии и иных литературных изысков. Однако в данном случае читательским ожиданиям не суждено сбыться – и, в общем, слава богу: название книги с кристальной, немного даже наивной точностью соответствует содержанию – это в самом деле воспоминания о юности, пришедшейся на восьмидесятые годы и проведенной героем-рассказчиком преимущественно на работе – в реанимационном отделении крупной столичной больницы.
Молодой человек из интеллигентной семьи, провалив после школы экзамены в медицинский институт, решает скоротать годик в медучилище, а после закономерным образом оказывается на ставке медбрата в клинике. Поступить в вожделенный институт не удается ни со второй попытки, ни с третьей, ни даже с пятой, так что из места «на перекантоваться» больничная реанимация становится для Леши Моторова портом постоянной приписки, а полученная от одной зловредной пациентки прилипчивая кличка «Паровозов» – вторым именем.
Чудесные исцеления и трагические смерти, занятные персонажи среди больных и персонала, а в виде дополнительного бонуса – свежая и тревожная перестроечная реальность, просачивающаяся даже в стерильные стены больницы, – вот, собственно, основной предмет книги Моторова.
Умирает от нелепой ошибки при переливании крови юная красавица, поступившая в больницу на пустяковую операцию. Оживает после сорокаминутной клинической смерти пациент, не имевший ни одного шанса на возвращение, – а результатом его удивительного воскрешения становится инъекция в сердце… мыльного раствора (главный герой решил потренировать сложный медицинский прием на предполагаемом трупе). Обустраивает свою затейливую личную и профессиональную жизнь старшая медсестра больницы – экзотическая красотка и сквернословка Тамара. Малахольная сестричка Люба методично и неторопливо изводит коллег безумными и комичными выходками. Лучший друг главного героя – доктор Андрюша Орликов – становится отцом, но его дочь появляется на свет с неизлечимым пороком сердца, и весь персонал больницы долгие недели борется за жизнь девочки, заранее осознавая обреченность этой борьбы. В надежде удрать от нищей медбратской доли Леша Моторов заканчивает курсы массажистов, однако злой рок – или, по его собственному убеждению, затаившийся в подвале больницы коварный Минотавр – не дает ему уйти на щедрые массажные хлеба…
Бесхитростные, смешные и обаятельные, на живую нитку собранные истории про хороших людей, без пафоса и придыхания совершающих хорошие важные дела, безусловно, не претендуют на принадлежность к высокой прозе. Но при этом трудно вспомнить книгу, которая читалась бы так же легко и оставляла бы по себе такое же приятное послевкусие, как «Юные годы медбрата Паравозова», – на память приходят разве что «Записки юного врача» Михаила Булгакова. Ассортиментная линейка разного рода медицинских мемуаров в последние годы пополняется всё новыми и новыми образчиками – как искренними, написанными в силу переполнявших автора чувств, так и вполне прагматичными – созданными на волне устойчивого спроса на этот жанр. Однако даже в столь густонаселенной нише у книги Алексея Моторова мало шансов затеряться – и дело тут, разумеется, не только и не столько в ее художественных достоинствах. Выбрав формат врачебной байки в качестве основы своего повествования, Моторов (как и веком раньше – Булгаков) ухитряется отлить в него нечто большее: каждая его история, даже если в ней встречаются мудреные медицинские термины, – это история про жизнь, про людей, про нас с вами.