Хорнблауэр ждал. Как только шлюпка зацепилась за борт, он бросил в нее конец.
– Montez![76] – Требовалось огромное усилие, чтобы сохранять ровный голос. Его лицо было единственным белым на барже – все остальные вымазались черной краской.
Море было неспокойно, и «Принцессу», как всегда, сильно качало. Прошло несколько секунд, прежде чем первый француз – гардемарин с абордажной саблей и пистолетами за поясом – вскарабкался на борт, чтобы принять под командование трофей. Раздался глухой удар, и тело оттащили в сторону раньше, чем следующий француз перебрался на баржу. Так повторялось снова, снова и снова. Для людей, которые приняли решение быть абсолютно беспощадными, это оказалось до омерзения легко.
Со своего места Хорнблауэр едва сумел определить, что вся призовая команда высадилась: люди в шлюпке готовились передать наверх снаряжение.
– Пора! – резко произнес он.
Мидоус и его отряд ждали только этого слова; они вскочили и градом падающих тел посыпались в шлюпку. Загремели весла. Хорнблауэр слышал, как кофель-нагели ударяют по головам. Он не видел, как мертвых или бесчувственных французов выбрасывают в море, но знал, что происходит именно это.
– У нас оружия на семерых, – раздался голос Мидоуса. – Команда баркаса, вперед. Хорнблауэр, приступайте.
У них было вдоволь времени, чтобы разработать план, и теперь каждый в точности знал свою роль. Хорнблауэр пробежал на корму, где маячили смутные фигуры с зачерненными лицами. Это напомнило ему сунуть руку в ведро с краской и мазнуть по лбу и по щекам. Единственная шлюпка баржи была привязана за кормой – ее подтащили ближе и перелезли в нее.
– Отваливай! – приказал Хорнблауэр. Весла левого борта оттолкнули шлюпку от баржи. – Суши весла!
Держа румпель, Хорнблауэр из-за кормы баржи вглядывался в темноту. На то, чтобы загрузить абордажную команду в баркас брига, времени ушло больше. Когда он наконец двинулся прочь от «Принцессы» и приподнялся на волне, Хорнблауэр различил его силуэт в свете фонарей на бриге. Это значило, что надо еще немного повременить: если французы вместо одной возвращающейся шлюпки увидят две, то поднимут тревогу.
Плохо, что французов из шлюпки пришлось побросать в воду, – их товарищи на бриге вправе будут назвать это бесчеловечной расправой, а значит, и англичанам, если атака не удастся, пощады не будет. Победа или смерть без всяких промежуточных вариантов – впереди ждала самая отчаянная, самая беспощадная схватка в его жизни.
Баркас, отлично видимый в свете фонарей, подходил к бригу.
– Левая, весла на воду!
Шлюпка повернулась.
– Правая, весла на воду!
Шлюпка заскользила по волнам, румпель под рукой Хорнблауэра ожил. Он взял курс на бриг. Не было необходимости напоминать гребцам, чтобы те налегали изо всех сил: они не хуже его знали, что происходит. Хорнблауэру вспомнилась читанная когда-то история про саксонского короля[77], который приказал, чтобы его везли по реке Ди восемь вассальных королей. Почти на всех веслах в шлюпке сидели офицеры: на правом переднем – Буш, на остальных – боцман Уайз, врач Уоллис и трое подштурманов. Здесь же были штурман, баталер, артиллерист и всего двое матросов. Перегруженная шлюпка низко осела в воде, но другого выхода не было: для абордажа требовался каждый человек, способный держать оружие.
Шлюпка раскачивалась на черной воде, фонари брига медленно приближались. В той стороне пока все было тихо: французы ждали шлюпку и не должны были ничего заподозрить, пока она не подойдет совсем близко. Наивно было ждать, что Мидоусу удастся высадить всех людей разом и вместо пяти-шести товарищей на французов в одну секунду обрушатся двадцать разъяренных врагов. И все же такое было возможно.
Ветер донес звук пистолетного выстрела, потом еще и еще. По плану люди Мидоуса должны были открыть стрельбу, как только высадятся на бриг. Требовалось сразу посеять панику среди ничего не ожидающих французов, а двадцать человек, палящие из пистолетов направо и налево, нагонят страх на кого угодно.
– Суши весла! Загребной!
Шлюпка скользнула под фок-руслень брига – в диаметрально противоположной стороне от той, где, судя по крикам, сражался отряд Мидоуса. Человек шесть – в том числе Хорнблауэр – разом потянулись к вантам. Чудо, что шлюпка не опрокинулась: в такие отчаянные мгновения уорент-офицеры бывают ничуть не осмотрительнее зеленых новичков.
– Вперед! – заорал Хорнблауэр.
К чертям формальности – эти люди не нуждались в вожаке. Дикая орда с зачерненными лицами прыгала со шлюпки на руслень; Хорнблауэр оказался на бриге не первым, а пятым или шестым. Сопротивления они не встретили, хотя по тускло освещенной палубе металось множество людей. Кто-то на бегу толкнул его, едва не сбив с ног. Однако француз не нападал, а всего лишь спешил укрыться от противника: он прыгнул в люк, за ним – еще человек десять; их, размахивая тесаками, преследовали чернолицые. Когда последний француз исчез под палубой, Хорнблауэр нагнулся к люку и выстрелил из пистолета в плотное скопление тел. Вероятно, он не мог бы удачнее распорядиться своим единственным зарядом: выстрел остановил других французов, которые в это самое время пытались взбежать по трапу.
– Запереть люк! – крикнул Хорнблауэр. – Уайз, задрайте его! Подштурманы, оставайтесь с Уайзом! Остальные, за мной!
Сжимая в руке бронзовую рукоять шпаги, он побежал в сторону кормы. Из темноты возникли двое или трое с белыми лицами – их уложили на месте. Хорнблауэр внезапно вспомнил, что надо заорать: если на корме еще идет схватка, французы наверняка побегут, услышав боевой клич у себя в тылу. Внезапно перед ним возник прямоугольник света и в нем белая фигура: белая рубаха, белые штаны, белое лицо, – видимо, это выбежал из своей каюты французский капитан. Навстречу ему метнулась огромная фигура с занесенной абордажной саблей. Капитан выставил колено и выбросил руку в классическом выпаде, абордажная сабля рассекла воздух, и обе фигуры рухнули в темноту.
Бой, если это можно так назвать,