Читать интересную книгу Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

несмотря на то что быстро захлопнул дверцу». Как ни хотел Форестер сделать местом действия шотландскую военно-морскую базу Скапа-Флоу в 1916-м и 1940-м либо Пентагон в 1953-м, к лакуне в биографии Хорнблауэра поддельные приказы подходили лучше всего.

В первый день нового 1964 года Форестер сдался. Он взял с полки «Жизнь Джонсона» Босуэлла, чтобы освежить в памяти историю преподобного доктора Додда, повешенного в 1777 году.

Он начал писать «Хорнблауэр и кризис», но так и не закончил. В 1964-м его частично парализовало после инсульта, однако он продолжал диктовать книгу. В «Спутнике Хорнблауэра», говоря о страхе не закончить «Коммодора», он написал: «Со смесью сожаления и довольства я думаю о том, что нет никаких письменных заметок, которые нашел бы какой-нибудь литературный душеприказчик. Я в жизни не писал заметок и, безусловно, не начну делать этого сейчас. Более того, я совершенно убежден, что заметки – как и разговор с издателем за ленчем – не передадут ничего от впечатления, которое я хотел бы создать. Это убеждение я сохраняю по сей день. Судить о книге можно, лишь если она закончена». В случае «Кризиса» он изменил своей привычке, так что заметки о плане книги сохранились. Попытки закончить роман предпринимались неоднократно, но ни одна из них не стала канонической.

В «Спутнике Хорнблауэра» приведен еще один набросок нереализованного плана – рассказа «Колющий удар»:

1819-й год, Хорнблауэр – капитан на половинном жалованье. Его неугомонная натура, как всегда, требует деятельности, и он уже довольно давно берет уроки фехтования. Воспоминания о десятках рукопашных боев теперь окрашены крепнущим осознанием, что колющий удар, направленный умелой рукой, всегда действеннее рубящего. Англия пребывает в послевоенном упадке: работы нет, люди голодают, грабители и воры на каждом шагу, несмотря на драконовские законы, по которым за кражу пяти шиллингов человека отправляют на виселицу. Хорнблауэр приглашен в Портсмут отобедать на флагмане своего друга – скажем, лорда Эксмута, – которому повезло после всех сокращений флота остаться на действительной службе. Хорнблауэр с Барбарой едут в Портсмут и останавливаются в «Георге». Вечером Барбара внимательно оглядывает мужа, убеждаясь, что его штатское платье выглядит безупречно, что он не забыл золотые часы на цепочке и трость черного дерева с золотым набалдашником, затем, как послушная жена, остается скучать в одиночестве.

Эксмут и Хорнблауэр, разумеется, замечательно проводят время, беседуя о государственной и флотской политике. Эксмут, довольно потирая руки, рассказывает Хорнблауэру о революции в методах набора команды. Никаких пламенных прокламаций, никаких вербовочных отрядов: голодные моряки стоят в очереди, надеясь получить место на корабле, и капитаны могут выбирать лучших. После обеда Хорнблауэр, модно одетый, с часами и тростью, возвращается в гостиницу. В темном закоулке на него выскакивает грабитель – босой, в рваной рубахе и штанах, исхудалый от голода. В руках у нападающего отломанный от дерева сук – единственное орудие его ремесла, весь его рабочий капитал. Угрожая этой импровизированной дубиной, он требует денег. Несчастный рискует жизнью, рискует угодить на виселицу ради еды. Однако либеральное чувство не успевает взять в Хорнблауэре верх; от угроз в нем вскипает кровь, и он не раздумывая делает быстрый выпад тростью. Колющий удар, нацеленный в щеку, на время выводит противника из строя. Хорнблауэр выкручивает ему руку, заставляя бросить дубину. Теперь грабитель в полной его власти, можно кликнуть стражу, того уведут и повесят. Однако Хорнблауэр, разумеется, не может себя к этому принудить. Он, гоня преступника перед собой, возвращается на корабль к Эксмуту.

– Милорд, не могли бы вы оказать мне еще одну милость? Завербуйте этого человека в свою команду!

«Кризис» остался незавершенным, однако автор не забыл героя в своем завещании. В банковском сейфе у него лежал рассказ «Последняя встреча» вместе с автобиографической повестью «Задолго до сорока» и указанием душеприказчикам опубликовать обе вещи после его смерти. В этой повести тридцатилетний Форестер когда-то воображал свою старость и смерть так: «… придет время, когда я буду стариком, обузой для детей и бременем для жены, бредущим в деменции к могиле, которую лишь я один не буду считать милосердным избавлением. А когда я умру, в газетах, быть может, появится некролог на один-два абзаца и несколько еще не рожденных сейчас людей скажут про себя: „С. С. Форестер? Ах да, я читал один или два его романа“ – и перейдут к спортивным новостям. После этого мое имя останется в каталоге читального зала карточкой перед длинным списком книг, которые никто никогда не спросит».

Как мы теперь знаем, Форестер ошибся. По сей день его книги издаются и переиздаются на многих языках, по ним снимают кино и телесериалы. Впрочем, ни один из его героев не сумел сравниться популярностью с Горацио Хорнблауэром, чьим именем назван даже кратер на Луне (мало кто из вымышленных персонажей удостоился такой чести). Собственно, многие убеждены, что он не вымышленный персонаж, а реальное историческое лицо. В частности, в Гринвичский морской музей как-то приехал исследователь из Канады – ознакомиться с якобы хранящимся там архивом Хорнблауэра. Можно вообразить его огорчение, когда ему сказали, что ни архива такого нет, ни самого Хорнблауэра в истории не было. Убеждению в реальности Хорнблауэра во многом способствовал Сирил Норкот Паркинсон (автор «законов Паркинсона»), который в 1970 году напечатал биографию-мистификацию «Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра». Ссылаясь на документы, с которыми якобы работал Форестер, а также якобы найденные новые материалы, он вежливо поправляет автора и самым серьезным слогом, с примечаниями, таблицами и выдержками из писем, приводит свою «уточненную и дополненную» версию событий. Согласно Паркинсону, Хорнблауэр успел стать директором пароходной компании, губернатором Мальты (1829–1831), командующим флотом в Чэттеме (1832–1835), виконтом (1850) и адмиралом флота, был противником Крымской войны и умер в возрасте восьмидесяти лет 12 января 1857 года. Впрочем, что бы ни сочинил Паркинсон, мы-то знаем, что любимые литературные герои бессмертны.