может быть, – лояльно говорит Эмили.
Петра издает короткий смешок.
– Я мать-одиночка двоих детей, один из которых – аутист. Я преподаю в общеобразовательной школе. Что захватывающего со мной может произойти?
– Никогда не знаешь, – возражает Эмили. – Может, Джордж Клуни устроится к вам учителем.
Петра смеется.
– Думаю, мне лучше составить план действий на случай непредвиденных обстоятельств, если вдруг выяснится, что я не героиня дерьмового американского фильма.
Затем, не глядя на Эмили, она говорит:
– Что бы ты сделала, если бы он вышел из ресторана?
– Кто? – спрашивает Эмили, все еще думая о Джордже Клуни.
– Майкл. Что, если бы он вышел из ресторана и увидел тебя? Что бы ты сделала?
Эмили думает, собирая последние зерна риса на тарелке.
– Я не знаю, – наконец отвечает она. – Засмеялась бы. Заплакала. Поздоровалась. Кинулась бы к нему в объятия. Я не знаю. Я так далеко не заходила. Снова бы вернулась в свои восемнадцать. Сидела бы в ресторане с Майклом, пока Джина приносит нам вкусную еду. Господи, Джина! Я бы все отдала, чтобы снова ее увидеть.
– Я всегда считала ее немного пугающей. Все эти украшения и крашеные волосы. И как она постоянно носилась с Майклом!
– Я любила ее, – мечтательно произносит Эмили. – Она всегда говорила, что я единственная девушка Майкла, которая ей понравилась. Она сделала нам астрологические карты и сказала, что мы поженимся, у нас будет пятеро детей и мы будем жить счастливо.
– Что ж, тут она ошиблась, не так ли? – бодро говорит Петра, отмывая тарелки. Она чувствует своим долгом привнести немного реализма.
– Да, ошиблась, – со вздохом соглашается Эмили.
– Ничего не слышала о ней?
– Нет. Она отправляла мне открытки на Рождество несколько лет, но потом перестала, когда я вышла замуж. У меня не было на нее прав. Она же не была моей свекровью.
– У меня никогда не было свекрови, – говорит Петра. – Одно из преимуществ незамужней жизни. Какой была мама Пола?
– О, нормальной. Очень приличная, очень светская. Немного похожа на мою маму, кстати. Не могу понять, как у нее получился Пол.
Они обе молчат и думают о Поле. Петра вспоминает тот раз, когда он вздумал к ней приставать однажды вечером, когда Эмили ушла спать и они остались вдвоем пить бренди. Она помнит его на удивление простодушные голубые глаза и бесстыжую улыбку. «Почему нет? – спросил он. – Удиви себя». Она помнит, что на секунду действительно почти поддалась искушению. Эмили думает о таинственной Фионе. Может быть, она богатая. Это довольно богатое имя, мажорское имя. Имя для бархатной повязки для волос, для загородного дома.
– Это странно, – говорит она вслух. – Я не завидую новой женщине Пола, но я завидую жене Майкла. До сих пор, спустя столько лет.
– Ну, – Петра наполняет оба бокала, – завтра ты, может быть, ее увидишь. И его. По-настоящему.
Глава 9
Мысли из Тосканы
Эмили Робертсон
Вечеринки в Италии ни на что не похожи. Для начала никому бы и в голову не пришло принести вино. Прийти на итальянскую вечеринку с бутылкой значило бы, что, во-первых, вы думаете, что хозяева – алкоголики, и, во-вторых, что у них в подвале нет хорошего вина, а это непростительное оскорбление в Италии. Потому что хоть итальянцы, с точки зрения британцев, и пьют очень мало, для них виноделие – священное искусство. Например, просекко, вкусное местное игристое вино, должно быть разлито по бутылкам на нарастающей луне. По всей Тоскане виноделы сверяются с лунными картами. Даже наш чудесный местный священник дон Анджело делает вино с лунной картой в одной руке и Святым Джакомо, покровителем виноделия, – в другой.
Итальянцы на вечеринки приносят торты или глазированные пудинги. Все наряжаются: женщины – в платья с цветами, мужчины – в костюмы. Ну а дети закутаны во столько слоев атласа и кружева, что кажется чудом, что они могут двигаться. Девочки одеты в плотные хлопковые платья с огромными бантами на талии, мальчики – в темные шорты и белые носки до колен. Как только вечеринка начинается, все разбиваются строго по гендерному принципу: мужчины обсуждают футбол и политику, женщины – детей и моду. Мужчины могут пропустить два или три небольших бокала вина. Женщинам повезет, если им предложат второй. «Basta, basta, – говорят они чопорно, накрывая бокал ладонью. – Одного достаточно». Однажды я в отчаянии сама налила себе вина и с тех пор известна как «англичанка, которая пьет».
– Эмили!
– Иззи!
Эмили обнимает старую подругу на пороге ее лондонского дома с террасой. Они с Петрой вышли из автобуса не в том конце зеленой ветки и прошли несколько километров, чтобы добраться до места. От непривычно высоких каблуков у Эмили болят ноги. Петра, в кожаных сандалиях на плоской подошве, шагала вперед, как подросток, останавливаясь подождать Эмили на перекрестках, не давая ей времени отдышаться.
На то, чтобы выбрать одежду на вечеринку Иззи и Рут, ушли часы. Что-то не слишком нарядное. Она не хотела, чтобы они – чтобы он – думали, что она отчаялась. И не слишком обычное. Она уже не так молода, чтобы обойтись джинсами и не краситься. Вместо этого она провела несколько часов, накладывая легкий макияж, который выглядит так, словно ты вовсе без макияжа. Она рано встала, чтобы вымыть голову под капризным душем Петры. Она попыталась высушить волосы феном, но проснулся Чарли и потребовал завтрак. Когда она добралась до зеркала, ее волосы уже превратились в дикие кудри, а не гладкие волны, которые она собиралась сделать. Ну что ж, по крайней мере, у нее нет седины. Эмили поклялась покраситься в ту же минуту, как появится первый седой волос. Она согласна с итальянцами в том, что в отношении волос естественность не всегда красива. Встретить компанию итальянок среднего возраста – значит увидеть целый калейдоскоп цветов: фиолетовый, красный, оранжевый, светлый, рыжевато-коричневый и черный. Но никогда ни у одной женщины не будет седых волос.
Эмили вдруг вспоминает непослушные неестественно рыжие волосы Джины, которые, казалось, жили собственной жизнью, переливаясь в темноте ресторана. «В тот год, когда итальянская сборная проиграла Северной Корее, – говорила она, – я порыжела от горя».
В конце концов Эмили остановилась на черных брюках, сшитых на заказ, и свободном белом топе (было прохладно и пасмурно). Но