и ещё. Ракурс сменился, и теперь детектив наблюдает картину с зеркала, находящегося в лифте. Все погрузилось во мрак, лишь пасть адской твари пронзает многочисленными тонкими и огромными зубами тело своей жертвы. Обильные брызги крови, разлетающиеся по сторонам, постепенно скрывают этот багровый пир. Жуткие крики вперемешку с истерическим воем ударяют по ушам Фримена. Сквозь эту серенаду мучительной смерти, как столб света, пронзающий грозовую тучу, прорывается чудесный знакомый голос:
– Он жесток и купается в людских страданиях, но способен на чудо, – покойная жена, казалось, оправдывала людоеда и пыталась найти лучшее в худшем.
Детектив четко почувствовал такой посыл. Трейси всегда верила в людей, пытаясь оправдать жестокость и аморальность веянием времени и проблемой безразличия вкупе с воспитанием. Искренне веря в искупление, она готова была дать второй шанс любому. Все эти мысли Фримена накладывались на ужас, за которым ему приходилось наблюдать. Теперь все в огне, большой пожар бушует вокруг беспомощного Эндрю. Все тело чувствует сильное тепло, языки пламени обжигают обездвиженное тело. Едкий запах дыма проникает в ноздри, наполняя организм ядовитыми веществами.
– Он спасет нашего малыша! Позволь, ради моей памяти… – голос Трейси продолжает уговаривать детектива довериться адскому существу. Перед глазами появляется старик, стоящий на коленях, пытающийся процарапать мутную дверь. Он зовёт на помощь, кашляя и тяжело дыша.
– Кто этот человек? Я его знаю? – про себя думает Фримен. – Довериться? О чем ты говоришь, Трейси? Я должен остановить этот кошмар!
И в ту же секунду декорации сменились, и теперь Эндрю наблюдает за собой от третьего лица. Врач чуть ли не вприпрыжку спешит сообщить о чуде. Господь услышал молитвы бездуховного агностика и даровал жизнь новорожденному младенцу. Большое горе уступило место безграничной радости. Детектив растерян и обескуражен от происходящего, наблюдая за тем, как он сам плачет от умиротворения и счастья, последовавшими за словами доктора. Где-то отдалённо улавливает голос Трейси, но разобрать невнятное мленье не удаётся. Фримен проваливается в пучину своего сознания, полностью теряя даже маломальское ощущение реальности. Он видит, как его сын растёт: первые робкие шаги по безграничному миру, первое слово «папа», звонким потоком вырвавшееся из уст в направлении сердца молодого отца. Голос Трейси становится отчётливым и понятным:
– Это то счастье, ради которого стоит жить! Не сдавайся! Ты можешь все изменить! – она кричала на Эндрю, как бы требуя решительных действий.
Холст счастливого будущего продолжал наполняться яркими красками, пролетая перед глазами. Он видел все, что могло случиться и непременно случится, только нужно дать ответ… И вновь видения начали меняться, в этот раз погружая в менее приятные обстоятельства – реальность. Фримен сидит перед мертвой женой, держа в руках бездыханное тело новорождённого малыша, и ничего больше нет, только они и тьма вокруг. Крепкий и уверенный полицейский плачет, как обиженный ребёнок. Появившееся чувство вины заставляет его признаваться:
– Я не смог вас спасти. Простите меня… Я… Я… – интервалы в его словах, вызванные постоянным шмыганьем носа, добавляли и к без того жалкой картине сопливое отвращение к самому себе.
Фримен взял руку Трейси и продолжал вымаливать прощение. Искренность и сожаление неумолимым потоком изливались прямиком из сердца. С каждым мгновением бездна небытия поглощала Фримена все сильнее и сильнее. Склонившись над любимой, он замолчал.
– Ты ничего не сделал для нас! Мы сдохли, и на твои слюни наплевать! – тело Трейси резко привстало, а худощавые руки схватили его за грудки. – Ты всегда выбирал работу! А на меня тебе наплевать!
Фримен в испуге отскочил и попятился назад, оставив часть рубашки между синюшных пальцев супруги.
– А на меня тоже наплевать, папочка?
Эндрю опустил глаза на свои руки: это говорил его мёртвый сын со взрослым осуждающим взглядом.
– Нет, мне все кажется, что это дурной сон, – вопил детектив. – Я просто схожу с ума!
Он отбросил младенца в сторону Трейси и бросился прочь во тьму, окружавшую кошмарное видение. Бежал в никуда, пытаясь удалиться прочь от этого сумасшествия, но ему не удавалось скрыться от вездесущих упрекающих голосов умершего семейства, неумолимо преследовавших его. Во мраке не было дороги, направление неизвестно, единственное, что давало свет в этой пучине ужаса, – цель сбежать как можно дальше от обвинений к причастности смерти близких.
Фримен потерял границы времени, казалось, прошло несколько часов, а он все пытался скрыться от слов, причинявших боль. И вскоре ему удалось: упрёки стихли, тишина слилась с пустотой. Только тяжёлое дыхание глухой симфонией наполняло уши беглеца. Сильный удар в спину резко прервал движение. Неожиданный и болезненный, он был нанесён очень твёрдым предметом, возможно, камнем или бревном.
Упав, детектив начал видеть. Лёжа на спине, он видел тусклый свет фонаря, лучи которого размывались в каплях дождя. Ледяной ветер колко бил по мокрым открытым частям тела, а остальные покрылись гусиной кожей, посылая сигнал в мозг о переохлаждении. Голова сильно гудела, в ушах стоял мерзкий, раздражающий писк.
– Что это было? Кошмар? Я уже не понимаю, где реальность, а где вымысел. Трейси… – он начал вспоминать все, что ему пришлось сейчас пережить. – Нет, я не виновен. Боже мой, сколько жестокости! Убийство Стена. Да ещё и эти жуткие твари…
– Хватит уже валяться, у нас не так много времени, – раздался голос позади лежащего.
Фримен тут же подскочил и посмотрел в сторону говорящего. Это М. Он сидел на мокрой траве и пристально смотрел. Глаза в полумраке поблёскивали жёлтым светом, а в руке он крутил небольшой блестящий предмет, напоминавший серебряное кольцо.
– Это было все реально. Боль реальна, этот ужас не злая шутка моего воображения, – истерически вскрикнул Фримен.
– Не все, – спокойно сказал М. – Господин полицейский, ты видел прошлое. Немного моего и небольшую свою часть. Перед тобой открылась правда. Можешь не принимать её и оставшееся время провести с бутылкой, пока не сдохнешь, как безродная псина. А можешь… – М встал с земли и подошёл к разбитому невообразимой откровенностью детективу.
Теперь Фримен лежал прямо у ног М. Эндрю с жалким взглядом всматривался в улыбку душегуба, ожидая продолжения разговора. Оно не заставило долго ждать.
– Прислушаться к своему любимому трупу и произнести эти грёбаные буквы… Это великое чудо. Ты знаешь? – с любопытством спросил М.
Он взглянул на Фримена и, расставив руки, продолжал:
– Какова вероятность того, что кто-то, вроде меня, существует? Я думаю, околонулевая. Ну… В смысле… ты думаешь. И в этот самый момент я могу помочь. Дам жизнь твоему отпрыску. И было бы глупо на твоем месте отказываться от этого дара! – громко и торжественно подытожил М.
Но Эндрю почти не слышал его. Через мерзкий писк в ушах вновь начали просачиваться обвинения Трейси. Недовольный голос сводил с ума, вдобавок появился крик младенца, разрывавший душу и сердце. С каждым словом М они