Она приподняла круглые брови:
— При чём здесь смерть?
— Я… Если ты так смотришь… Я сейчас поцелую тебя… и ты расскажешь Артуру. А у него случится приступ маразма, и он прикончит меня…
— Тогда… не целуй меня, — она приблизилась вплотную.
— Конечно! — я быстро обхватил ее талию, прильнул к ней губам… и она с силой и яростью вырвалась из объятий.
Я пришел в себя через секунду и с вызовом ответил на ее гневный взгляд.
— Придурок!
— А на что ты напрашивалась?!
Она отвернулась, сжала губы.
— Я — ведьма, это моя природа!
— Чушь! Ты не ведьма, и Артур не маг. Он просто шизофреник, и тебя за собой тащит!
Она захлебнулась возмущением.
— Мне плевать, что ты думаешь! Все вы не верите — но только поддаетесь ведь! Ты, жалкий мужчина! А это!.. это даже хорошо, что ты не веришь — а то еще вздумал бы сжечь! Что, не хочется отправить меня на костер, а?
Я сжался под напором горечи и одержимости, сияющих в ее огненном взгляде, но мне было, что ей ответить, и я постарался придать голосу бесстрастие:
— Мекс, я не жгу людей. Я их ем.
Она вздрогнула и замерла, будто в ней переключили рубильник. На секунду сфокусировала на мне взгляд и пробормотала себе под нос:
— Джек Вентедель…
Потом подняла глаза и через силу произнесла:
— Прости.
Я вскинул брови.
— Прости, что приворожила тебя.
Я раздраженно всплеснул руками.
— Да не верю я в это, Мекс!
— Тогда что с тобой всё это время было? — парировала она.
Я покачал головой.
— Прости за грубость, Мекс, но ты вела себя как шлюха, а я вел себя как мужчина. Никакой магии.
Она опустила взгляд, пряча обиду.
Она была всё так же соблазнительна, чудесные шаровары стекали по ногам, свет мягко ложился на обнаженные руки, темнела ямочка между ключицами, и волосы пылали в солнечных лучах. А опущенные плечи, хмурость и смущенность делали ее милой и оттого еще более привлекательной. Но теперь, без ее ужимок, вздохов и полужестов, я вполне владел собой.
— Прости, — повторил я еще раз. — Ну, слушай… если ты тогда околдовала меня, а сейчас… сняла магию — то ты должна перестать мне нравиться. А это не так…
— Осталось то, что ты чувствуешь сам, — сухо ответила она, смотря в сторону.
С тех пор Мекс больше не ворожила и не строила из себя заправскую куртизанку (это, видимо, одно и то же, просто мы называем по-разному), и мне жилось гораздо проще. К концу второй недели я совсем расслабился, вспоминал с Артуром старые истории, играл в бильярд и карты, спокойно беседовал с Мекс, выпивал и совсем забывал про внешний мир, пока однажды, ближе к полудню, меня не разбудил звонок моего сотового.
Я не спал уже вообще-то, просто ленился, поэтому был вполне бодр для телефонного разговора. И всё же я был в недоумении, увидев, кто звонит.
— Промахнулась номером что ли? — удивился я и взял трубку. — Алло.
— Джек? Здравствуй, — голос звучал очень напряженно.
— Здравствуй, Юль.
— Я… Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Что-то такое ты у меня уже спрашивала. Хм, я тогда загнул клеевую фразу типа, жаль, что мы так плохо расстались, но ты была на высоте, и вообще, всё, что ни делается — к лучшему.
— Да, я помню. Я не об этом, Джек.
Я молчал.
— Ты ни в чём не хочешь мне признаться?
— Признаться? — удивился я. — То, что у меня было много женщин до тебя, ты и так знаешь, я никогда не скрывал. И после тебя будет много, но это тебя уж точно не касается.
— Я не об этом, — она на том конце магнитных волн сглотнула. — Как твоя фамилия, Джек?
Я похолодел. Мысли начали судорожно запинаться друг о друга, сплелись в узел — и всё это время я только беззвучно дышал в трубку.
— Как?.. — наконец выдавил я, поняв, что врать бесполезно. — Откуда ты знаешь?
— Ты… По телевизору был репортаж. С фотографиями.
Я невольно сглотнул.
— Знаешь, у меня только один вопрос, — продолжила она со страхом в голосе. — Я знаю, что вам нельзя быть с людьми. И если что-то вскроется… вы должны убить партнера.
Она громко вздохнула, и вопрос повис незаданным.
Я закрыл глаза, ища ответ на него.
— Ты бы?.. — прошептала она, думая, что я всё еще жду вопроса, но я перебил:
— Сейчас.
Я сел на кровати, затем встал и подошел к окну. Накрапывал дождь, и к стеклу прилип непонятно откуда взявшийся золотистый кленовый лист.
— Я никогда не попадался, — начал я. — Но в юности еще опасался и поэтому выдумывал всякие планы спасения. В основном они неосуществимые, но, думаю, я бы попытался провернуть что-нибудь.
Я выдержал вежливую паузу и продолжил на интересующую меня тему:
— Как думаешь, после того репортажа, если я выйду на улицу, на меня будут коситься и тыкать пальцем?
— Не знаю, — безучастно откликнулась она.
Мое и без того не радужное настроение почему-то испортилось еще больше от этого безразличия.
— Один вопрос, пожалуйста.
— Давай, — тихо согласилась она.
— Кого там показывали кроме меня?
Чужие | 7
Я дочитала вторую новеллу из книги, которую вручил мне на прощанье Игорь, и отложила цветасто-бежевый томик — он с шуршанием занял свое место на невзрачной белой тумбочке возле кровати. «Десять томных сердец» — гласила обложка. Слезы, крики и самоубийства. Довольно оригинально, никогда такого раньше не читала. Хотя Игорь извинялся, что предлагает мне такую бульварщину, так что, возможно… то, что я никогда прежде не видела таких книг — заслуга Джека.
Вообще, он, конечно, тоже не обошелся без нескольких любовно-эротических романов (зачем ему было нужно, чтобы я их читала, вполне понятно), но в тех книгах речь шла о страстях, изменах, интригах и разнообразном, подробно описанном сексе. Здесь, в этих «Десяти томных сердцах», за основу каждой повести взята некая абстрактная святая, вечная и чистая любовь, которая подвергается всяческим испытаниям. Не знаю, насколько можно верить этим историям, но в любом случае, они помогают неплохо скоротать время.
Время, которое я трачу, сидя у больничной койки Зимина. Сидя, читая и постепенно начиная чувствовать себя одной из героинь этих слезливых новелл.
Даже не знаю, как я позволила себя уговорить. Эти паршивцы просто воспользовались моей секундной слабостью и оставили меня нянчиться с больным, а сами укатили черт знает куда. И это не говоря уж о Джеке! Исчез вместе с машиной, не сказав ни слова. Эх, если бы машина была на месте, можно было бы хотя бы позлорадствовать, что он наконец получил по заслугам.
Если уж наша треклятая сила действительно оставляет нас, то с кого бы ей начинать, как не с него? Совершенно справедливо, что он был беспомощен против кораблистов и мог только истерически сотрясать воздух своими «приказами».
Другое дело, что вся эта система не знает справедливости — ну или не знала до сегодняшнего дня. Если я нарушу Договор — например, убью кораблиста, или покину свой ареал, или перепихнусь с каким-нибудь парнем — то лично мне, скорее всего, ничего не будет. Зато какой-нибудь мистер А. Вентедель, внезапно обнаружит, что десятый справа кораблист не хочет завязывать ему шнурки, а миссис Ю. Вентедель подавится чьими-то золотыми коронками, затесавшимися в ее ужине. Более того, некоторые авторитетные исследователи заявляют, что она может подавиться этими коронками не сейчас, а через десять или двадцать лет, а еще через триста пятьдесят — какой-нибудь Р. Вентедель не сумеет заставить своих миньонов стелить его постель. Такие вот законы природы.
Я вздрогнула от телефонного звонка и быстро вытащила мобильник из кармана. Здесь, в больничной палате, даже классическая музыка казалась чем-то неуместным.
— Алло?
— Вера, привет, — смутно знакомый девичий голос, позади которого слышится шум и смех.
— Привет, — неуверенно откликнулась я.
— Не узнаешь? Это же я, Майя.
— А, Майя, привет, — радостно повторила я.
Странно, почему-то у меня не сработал определитель номера.
Странно, почему-то я привыкла к тому, что у меня есть сотовый и на нем определяется номер, но не привыкла — что здесь не убивают и не употребляют в пищу людей. Действительно, немного странно.
— Ты в Штаман-Рейне? — беззаботно спросилась Майя.
— Да.
— О, здорово! Мы с ребятами из спецшколы собираемся на фестиваль комиксов, давай с нами? Ты представляешь, я нашла столько фанатов Мальтрекса в параллельном классе, а еще двоих в одиннадцатом, и пару в восьмом… вот! Я так счастлива! Я думала, здесь будет гораздо хуже!
Меня на секунду заклинило от такого потока эмоций.
— Э… То есть, там будет очень много людей, да?
— Ну да, довольно много, а ты против?
— Ну так… не то что бы… — я взглянула на сопящего Зимина, на «Десять томных сердец». — Да, я пойду. Когда, где?