сказала об этой работе, папа с мамой были на седьмом небе от счастья. Они привыкли, что я езжу по всему миру, и в нормальной ситуации на пару месяцев в Сент-Феликсе даже внимания бы не обратили. По сравнению с моими прежними командировками поездку сюда и путешествием-то назвать трудно. Но ситуация теперь другая; и родители понимают, что если я снова стала работать, значит, по-настоящему пошла на поправку. После приезда сюда я маме уже пару раз звонила рассказать, как устроилась; по ее голосу было понятно, как она рада, что я тут со всем справляюсь.
Важность моего успеха в этой работе ни у кого не вызывает сомнений. Но мне самой это известно лучше всех.
– Так уж ничего особенного и не думают? – снова спрашивает Джейми.
– Ничего… Вы ждете от меня какого-то другого ответа?
– Да нет. – Он поднимает руки, мол, сдаюсь. – Не жду.
– А у вас есть семья? – спрашиваю я, опять-таки стараясь замять неловкость. Я, конечно, резковато его обрезала, но начни я рассказывать про родителей, неизвестно, о чем еще могла бы проговориться.
– Небольшая. Отец ушел от мамы, когда я был совсем маленьким, так что она меня одна растила. Мы до сих пор очень близки.
– Она, наверно, вами сильно гордится.
– Гордится. Ей нелегко было, на двух работах приходилось работать, да и я был не сахар – уж это-то вы и сами можете себе представить.
Я улыбаюсь, вообразив Джейми хулиганистым мальчишкой, которому легко сходят с рук все его шалости и проказы.
– Сын, работающий на телевидении, – серьезный повод для гордости.
– Видимо, так.
Мое мнение о Джейми начинает постепенно меняться. Такое обаяние, как у него, обыкновенно встречается только у людей, которым все легко дается. Вот я сначала и думала, что он родился с серебряной ложкой во рту. Но, судя по его рассказу, встать на ноги ему пришлось раньше многих.
Мы посидели, помолчали, размышляя каждый о своем, и Джейми снова заговорил о Вальтере:
– Так что с Вальтером? Что вы думаете о его истории про предсказание волшебницы?
– Да нечего тут думать. – Я невозмутимо прихлебываю чай.
– Как это «нечего»? Он же сказал, что, если погодные аномалии здесь реально существуют, Сент-Феликс буквально обречен на потоп.
– Вот именно. Речь идет о погодных аномалиях. А они – что бы ни говорили нам средства массовой информации – случаются крайне редко. В последние годы глобальное потепление действительно вызвало отклонения в погодных условиях, из-за которых случаются пожары и наводнения. Но чтобы это произошло здесь и в таких масштабах, о которых говорит Вальтер? – Я с сомнением качаю головой. – Нет, это из области фантастики.
Джейми смеется, а я завожусь все больше:
– Если вы ждете, что, наслушавшись рассказов в пивной, я поверю в корнуолльских гномов и в сказки про волшебниц и их предсказания, значит, вы меня еще как следует не знаете.
Джейми поднимает на меня изучающий взгляд, отчего мне становится немного не по себе, и я отворачиваюсь от него и смотрю в окно.
– Вы стараетесь повернуться ко мне той стороной, которую выставляете на всеобщее обозрение. – Его следующие слова удивляют меня еще больше. – Не думаю, что вы дали мне возможность узнать, какая вы на самом деле. Пока не дали.
Смутившись еще сильнее, я встаю и с притворной заинтересованностью подхожу к разложенным на столе приборам. Помимо показателей, которые мы снимаем сами, у нас есть и автоматически фиксирующие их датчики, работающие по ночам и иногда днем, когда никто из нас не может быть на посту.
Я смотрю в окно: редкие облака проплывают мимо яркой полной луны. Только на облака они совсем не похожи – они похожи на театральные маски: вот маска грустная, а вот веселая; луна то скроется за ними, то снова явит мне свое открытое лицо, и кажется, что она выбирает, какой ей хочется, чтоб ее видели.
– В показаниях датчиков ничего необычного, – говорю я и делаю вид, что листаю журнал наблюдений, хотя на самом деле, не веря своим глазам, слежу за ночным небом. Но так же быстро, как все это началось, облака снова становятся обыкновенными облаками и как ни в чем не бывало продолжают свое небесное странствие.
Кажется, у меня галлюцинации. Сначала символ мира, теперь эти маски.
– Зачем вы меняете тему? – раздается у меня за спиной голос Джейми, и я поворачиваюсь к нему лицом.
– Я не меняю. Я это говорю к тому, что ничего необычного не произошло. По крайней мере, пока нас не было.
– Так, значит, даже вы все-таки ждете, что это «необычное» в какой-то момент случится.
– Да нет, не жду. – Я отхожу от окна. – Но что-то странное здесь все-таки происходит, иначе с чего бы нас сюда посылать. Не знаю, известно ли вам, но в наше время большинство метеорологических наблюдений ведется автоматически. Редкий случай, чтобы Метеобюро посылало сотрудника делать то, что делают машины, а уж сразу о трех я вообще молчу.
– А почему вас? – спрашивает Джейми.
– В каком смысле? – Я снова сажусь на диван рядом с Фицем.
– Почему из сотен сотрудников выбрали именно вас? Насколько я знаю, вы известный, уважаемый в научных кругах метеоролог. Зачем вам потребовалось ехать сюда, на край света, чтобы просто вести наблюдения за погодой. Что-то тут концы с концами не сходятся. Хотя вид из окна, не спорю, прекрасный.
– Мне хотелось, в кои-то веки раз, что-нибудь поспокойней.
Это даже недалеко от правды. Мне действительно нужна сейчас работа мирная и спокойная. Чтобы не слишком напрягаться и сил много не тратить.
– Тогда ладно… – Джейми смотрит на меня с недоверием.
– А что в этом такого? Почему вы подвергаете сомнению каждое мое слово? Как будто я вас в чем-то обманываю. – Я так яростно глажу Фица, что он просыпается и растерянно на меня смотрит.
Мне не сдержаться – Джейми меня достал. Ему все время от меня что-то нужно. С одной стороны, мне хочется ему рассказать, рассказать все подчистую. Но с другой – очевидно, что, сделай я это, от моего авторитета ничего не останется; вместо него будут только соболезнующие взгляды и, что еще хуже, – жалость. А жалостью я уже давно сыта по горло.
– Не думаю, что вы меня обманываете. – Джейми смотрит мне прямо в глаза. – Но у меня такое чувство, что вы от меня что-то скрываете.
В комнате внезапно становится очень тихо, так что слышно, как на стене тикают часы, а под нашей смотровой башней волны тихонько плещут о скалы.
– Есть что-то, что вы не хотите рассказывать? –