интересно, как его показатели соотносятся с показателями «нашего друга Чайлдса».
Белл вовсе не испытывал нежелания пользоваться полномочиями, которые давало его высокое положение. В разгар сбора кукурузы он узнал, что местные советские власти планируют перенести столицу Башкирской республики из Стерлитамака в Уфу в рамках поглощения Башкирией большей части Уфимской губернии, создав таким образом Великую Башкирию. Перевод правительства потребовал бы расходования значительной суммы денег со стороны стесненного в средствах правительства Башкирии, что поставило бы под угрозу финансирование, которое оно использовало для поддержки операций АРА. Белл заявил, что это нарушит транспортировку продуктов питания и потребует отстранения девяноста тысяч человек от раздачи кормов. Возможно, так оно и было на самом деле, хотя, возможно, дополнительным соображением была непривлекательная перспектива высадки большого контингента советских чиновников в Уфе и скопления вокруг штаб-квартиры АРА в критический момент — лучше держать их подальше в Стерлитамаке.
В любом случае, план смены правительства был неприемлем для Белла, который предпринял решительные действия. Он связался по прямому проводу с главой Стерлитамакского совета из Уфы и сообщил ему, что в случае переноса столицы АРА будет вынуждена закрыть главный склад и отправлять продукцию в какую-либо другую часть округа, предположительно подразумевая, что за пределы Башкирии. Полковник хотел знать, нельзя ли отложить перенос столицы; он потребовал немедленного ответа. Вот история, которую рассказывает Белл. Вероятно, нет способа выяснить, какие вычисления производились в уме человека на другом конце провода, но он, должно быть, понял, что был только один трезвый ответ. Перенос столицы состоится, но только первого августа. На данный момент требованиям Великой Башкирии пришлось уступить требованиям шоу «Большая Уфа».
В своем царстве Белл был высшим, но для руководителей московских подразделений он был просто еще одним надоедливым районным надзирателем, докучающим им увеличением ассигнований, персонала и огнестрельного оружия. После того, как зерно было доставлено, отношение в штаб-квартире было таким, что мужчины в округах преувеличивали угрозу продолжительного голода, слишком охотно веря невероятным историям о человеке с косой, придуманным крестьянами, боящимися потерять свою няню. Только более хладнокровным головам в Москве, достаточно удаленным от фронта борьбы с голодом, можно было доверять, что они будут сохранять сосредоточенность на общей картине российских операций и четко помнить, что АРА была организацией по оказанию чрезвычайной помощи голодающим, а не благотворительной организацией.
Итак, когда в июне 1922 года в Москве была созвана конференция всех районных руководителей для обсуждения будущего миссии, кумир башкир занял место за столом в качестве обычного районного парня. Руководители Нью-Йорка и Москвы намеревались рекомендовать Гуверу, чтобы АРА закрыла российское подразделение к осеннему сбору урожая, и они не восприняли сообщения о том, что следующей зимой вновь возникнут условия голода. Их не могли обрадовать мрачные прогнозы Белла на следующую зиму в Уфе. Хотя это был не единственный пессимистичный прогноз, он казался, возможно, чересчур увлеченным своей работой. В тот момент, когда идея заключалась в том, чтобы привести доводы в пользу вывода войск, громкая речь полковника об огромности его расширяющейся империи вызвала диссонанс. Похоже, это вызвало у него некоторое неприязненное отношение. Аллен из Самары, например, утверждал, что не впечатлен:
Почти все, что удалось узнать от Белла на конференции, было «Ну, сейчас мы работаем в пяти губерниях и трех республиках». Это звучало грандиозно, но я случайно ворвался на конференцию, которую он проводил с Хаскеллом, и я слышал, как Хаскелл говорил, что существуют определенные пределы для завоевания этих новых миров, и ему было бы неудобно некоторое время ездить во Владивосток к Беллу, если возникнет такая необходимость в нем.
У Хаскелла был нюх, особенно чувствительный к запаху чванства, и, возможно, он уже время от времени улавливал запахи из ежемесячных отчетов и корреспонденции Белла, которые кое-где указывают на слабость к самовосхвалению: «Я не думаю, что кто-либо из нас, американцев, действительно может сказать, как нам удалось довести работу до конца».
Эллингстон был склонен думать о Белле просто как об очередном ноющем руководителе, одержимом важностью собственного шоу, и некоторые его достижения остались неоцененными в Москве. Однако это мнение полностью изменилось, когда летом 1922 года Эллингстон отправился за пределы долины в башкирские земли. Когда он вернулся к относительной цивилизации в Москве, он написал взволнованное письмо Фишеру в Нью-Йорк, в котором сообщил, что нашел эпопею облегчения для истории АРА: Белл был не кем иным, как «гением».
Вы не представляете, какую великолепную работу проделал полковник там, на краю Сибири, и какие огромные препятствия, человеческие и прочие, ему пришлось преодолеть. Как я уже сказал, он гений, и я надеюсь сделать что-нибудь, чтобы этот факт стал известен до того, как я закончу. Я путешествовал, ел, спал и пил с ним в течение двух недель и наблюдал за его работой, и я думаю, что за это время я собрал достаточно материала, чтобы отдать ему должное.
Фишер мог вообразить, что Белл жил среди обезьян, но затем Эллингстон становится более конкретным: «Его выдающейся чертой, конечно, является его талант разбираться в людях и обращаться с ними, необычайная доброта и человечность его суждений в сочетании с его непоколебимой твердолобостью в вопросах бизнеса». Это звучит как описание образцового администратора американской помощи.
Есть один фактор, который, возможно, принес Беллу значительное преимущество в его роли, хотя никто не задокументировал это: в свои сорок восемь лет он был старейшим районным надзирателем по крайней мере на десять лет и на двадцать лет старше среднего подающего. Работая в культурах, где возраст заслуживал уважения, годы Белла, вероятно, давали ему право на определенную степень автоматической власти, которой не обладают мальчики из АРА. В остальном секрет его техники неуловим. Иногда его дипломатические навыки дополнялись умением держать себя в руках, но никакое количество алкоголя само по себе не могло объяснить тот факт, что Уфа был образцовый послужной список отношений с правительством, даже учитывая, что он имел дело с «кучкой головорезов», как Эллингстон охарактеризовал местные власти.
Уфа никогда не должна жаловаться в штаб-квартиру на отсутствие сотрудничества; на самом деле, Уфа могла бы многому научить штаб-квартиру тому, как добиться сотрудничества. Мадам Каменева официально попросила поблагодарить полковника Белла за его великолепную работу в округе, сказав, что он лучший в России. Он получает все местные деньги, весь транспорт, все остальное, что ему нужно. Они там поклоняются ему и попросили его остаться после того, как АРА уйдет, чтобы помочь им.
Эллингстон думал, что разгадал секрет успеха Белла: «Он не льстит этим людям; он перехитрил их и завоевал своей вежливостью». Как правило, вежливость мало что даст в противостоянии со сателлитами Эйдука, но особый бренд Белла, казалось, произвел странное впечатление, как Эллингстон рассказал Фишеру: «Просто как пример того, что он может сделать с этими