Боло, с которыми каждый другой округ в России находится в состоянии войны по самую рукоятку, позвольте мне рассказать вам историю Карклина». Карклин был человеком Эйдука в Самаре, «закоренелым коммунистом, который ведет в Самарском районе собачью жизнь — как вы, кстати, знаете».
В феврале 1922 года, когда Белл готовился отправиться в Москву, чтобы лично обратиться с просьбой об увеличении ассигнований, усилении персонала и так далее, он, естественно, пожелал избежать поездки в вагоне третьего класса «чистилище» и заполучить столь желанный и вечно ускользающий частный вагон. Беллу удалось выехать из Уфы таким образом, но поскольку конкретный вагон принадлежал железной дороге Уфа-Урал, ему не разрешили выехать на нем за пределы Самары. Задача состояла в том, чтобы найти преемника в пути.
В Самаре ребята сказали полковнику, чтобы он не тратил время на Карклина, который совсем недавно реквизировал их личную машину, но Белл был непреклонен. Элперин продолжает повествование в своей сочной английской прозе: «Чтобы понять, что произошло, нужно понять, что полковник Белл — мастер обращения с людьми, что его личность становится в высшей степени обаятельной благодаря настоящей искренности его сердечности». Обратившись к Карклину, Белл сотворил свое волшебство, в результате чего этот закоренелый коммунист сразу же предоставил в его распоряжение «лучший частный автомобиль в регионе».
Так Белл в относительной роскоши добрался до Москвы, где сразу же столкнулся с более серьезной проблемой, когда один из помощников Эйдука, не в силах сдержаться, реквизировал машину. Люди помельче, возможно, и были напуганы крупными бандитами в большом городе, но Белл был бесстрашен. Сначала он обратился с настоятельным призывом к начальнику транспортной службы АРА Чарльзу Гаскиллу: «Они забрали мою машину, Гаскилл, и она нужна мне, чтобы вернуться в Уфу. Я загружен припасами, которые не могу доверить багажному вагону, помимо моих личных вещей. Бог знает, какое жилье я получу без личного автомобиля и когда. Мне нужна эта машина».
Гаскилл развел руками, и Белл поднялся по служебной лестнице к начальнику штаба Лонергану, который разрешил ему обратиться к Эйдуку лично. Возможно, Лонерган испытывал дьявольское наслаждение, расчищая путь для этой встречи, возможно, полагая, что, когда Эйдук покончит с ним, красноречивый мужчина из Уфы, курящий трубку, будет лучше понимать породу боло, с которой столкнулись московские вожди. Белл привел с собой Гаскилла, который вместе с Элперином наблюдал, как мастер-укротитель людей зачаровал вождя Боло, заставляя его вести себя как зачарованный. «Эйдук сказал, что это возмутительно, заявил, что он ничего об этом не знал, снял телефонную трубку и позвонил своему человеку в участке, который забрал машину, сообщил ему, что, если он когда-либо еще сделает подобное, он будет передан Чекке навсегда, и приказал ему немедленно вернуть машину полковника Белла».
К этому времени Эльперин привык к тому, что полковник добивается своего, и не был удивлен таким исходом, в то время как «Гаскилл последовал за полковником из кабинета Эйдука ошеломленный».
Возможно, Белл и Эльперин тихо посмеялись над выражением лица Гаскилла, когда они ехали на своей роскошной машине обратно в Уфу, где пользовались ею еще шесть месяцев. Эллингстон написал о выступлении полковника: «Он бодал льва».
Репортерам и публицистам АРА не составило труда найти местный колорит в Уфе, настолько велико было этническое и религиозное разнообразие среди жителей города. Прилагательное «живописный», вероятно, чаще применялось к жителям этого района, чем к любому другому. Читая статьи в американских газетах, никто бы не догадался, что королевство Белла населено в основном этническими русскими. Наибольшее внимание привлекли нерусские народы — башкиры, татары, киргизы, чуваши, мордва, мещеряки и другие — с их более чуждыми физическими особенностями, языком, одеждой и обычаями.
Уфа была штаб-квартирой четырнадцати миллионов мусульман России, представители которых собрались там летом 1922 года, чтобы обсудить пути достижения более тесного единства всех советских граждан мусульманского вероисповедания и выбрать нового муфтия, который будет направлять их в этом начинании.
«Когда говорит Пророк, горы сдвигаются, и весь Восток слушает» — таковы начальные слова пресс-релиза АРА об этом знаменательном собрании, хотя в данном случае пророком, о котором идет речь, был не полковник Белл. Белл. Однако его пригласили присутствовать на слушаниях, что сделало его, если верить Дюранти, «единственным иностранцем и единственным немусульманином, столь почитаемым в русской или татарской истории со времен Чингисхана и Тамерлана до сегодняшнего дня». Есть фотографии Белла в тюбетейке, позирующего среди мужчин азиатского вида в восточной одежде, которые, возможно, были сделаны по этому случаю. Собрание религиозных деятелей, доставленное с благодарностью ему от имени всех мусульман России.
Отчет АРА сопровождался фотографией нового духовного лидера Кираэддина бен Факреддина, изображенного сидящим среди двадцати девяти мусульманских лидеров в присутствии одного из семи оригиналов Корана, которые, как говорят, были начертаны священной кровью первого преемника самого Мухаммеда. «Это одна из немногих существующих фотографий Корана». Здесь Дюранти приписывает Беллу еще одно открытие: «Никогда прежде глаза неверных не смотрели на эту священную реликвию; но по просьбе полковника Белла мусульманские священнослужители вынесли ее на открытый воздух для молодого Трейнхэма, официального представителя АРА фотограф, чтобы сфотографировать это, пока их святые мужи переворачивали его священные страницы».
Фактически Дюранти предположил два события, совершенно разных по времени. Белла почти наверняка пригласили изучить Коран в июне, но Келли обратил на него свой неверующий взор примерно четырьмя месяцами ранее. Конечно, Келли писал о своем опыте, поэтому мы с удовольствием наблюдаем, как выпускник Пулитцеровской школы журналистики опустошает репортаж Дюранти «Замок из песка».
В среду вечером, 15 февраля, когда Белл находился в Москве, а Келли исполнял обязанности окружного инспектора, в город прибыли рекламщик АРА Уильям Гарнер и Трейнхэм. В четверг утром Келли сопровождала их по городу, посещая кухни, больницы и детские дома. «Они искали местный колорит и, я думаю, нашли его. Один бедняга упал к их ногам, и его пришлось отвезти в больницу на нашем «Форде». Позже мы проехали мимо двух замороженных трупов в санях. Достопримечательности в доме для беженцев были слишком велики для фотографа. Он сбежал из здания.
«Ну, во всяком случае, они видели худшее и получили несколько снимков, включая один, на котором я разговариваю с колоритным советским чиновником».
Пятница была еще интереснее:
Около полудня офис АРА посетила делегация из трех татарских священников в церковных одеждах. У них было неизбежное прошение, относительно содержания которого я все еще в неведении. Сопровождающая речь была переведена с татарского на русский и немецкий, но дальше этого дело не пошло. Трейнам, киноман, ворвался в офис и сразу приступил к работе. Священников, Хофстру и меня снимали в интерьерах. Стремясь получить больше снимков, мы с Трейнамом последовали за ними до их дома и провели весь день, делая снимки, как фотоснимки, так и фильмы. В одном из них мы