с Бэрдом были засняты встречающимися и обменивающимися оскорблениями с муфтием на его заднем дворе. У этих священников есть почитаемый Коран, написанный, я полагаю, около 1300 лет назад. Мы вынесли это на улицу, на снег, и засняли, как они это читают.
Эта сцена вошла в финальную версию фильма «АРА с двумя барабанами». На ней действительно изображена Келли с друзьями на снегу. Священники стоят перед открытой стеклянной витриной, содержащей Коран; они застенчиво переворачивают страницы и читают из него, один проводит пальцами по священным кровавым письменам, все время подставляя древний священный документ солнечному свету и влаге. Это сцена из кошмара архивариуса.
Название гласит: «Мусульманские священники татарской расы. АРА распределяет помощь вне зависимости от расы, политики или вероисповедания», и мы видим, как трое религиозных мужчин неубедительно ведут светскую беседу. На самом деле, в готовом фильме этому эпизоду предшествует еще один визуально впечатляющий, снятый неделю спустя, также с Келли в главной роли:
Сегодня утром я снова позировал для фильмов. Блэнди организовал сцену с участием примерно пятидесяти русских священников в качестве актеров. Когда сцена была готова, я отошел от своего стола достаточно надолго, чтобы выйти во двор и быть «застреленным», раздавая денежные переводы и разговаривая со священниками. На самом деле они получили свою часть еды, купленной русским духовенством в Америке несколько дней назад, и вернулись сегодня специально для того, чтобы позировать в кино.
Со своими длинными бородами, в черных одеждах и шапках эти стареющие православные святые кажутся олицетворением старой России. Они, безусловно, ничем не уступают своим мусульманским коллегам в живописности. Примечательно то, что две сцены были сняты в одном городе. Если бы не преемственность, обеспечиваемая снежным пейзажем и внешностью Келли, они казались бы собранными воедино из разных миров.
Келли нравилось играть рабочего судоремонтного завода в фильмах Трейнхэма, но он никогда не мог раствориться в своей роли. Большая часть его оставалась в зале, изучая свои собственные и чужие выступления скептическим взглядом закоренелого критика. Он никогда бы не отнесся к себе так серьезно, как Белл, который, казалось, владел своей ролью. В остальном эти две личности были принципиально разными: Белл выявлял лучшее в людях и подталкивал всех, даже подозреваемых в предательстве и саботаже, вместе с собой к цели; Келли, с его циничным взглядом на человеческую природу, был идеальным адъютантом мягкосердечного полковника, которого он однажды описал как типичного из тех «добродушных людей, которые не любят делать кому-либо выговор».
Хотя Келли по-своему самодовольно упивался своим статусом спасителя из Америки, он не стремился возглавить свой собственный округ. Другие американцы Уфы — Хофстра, Ховард и Вердон — стремились к этому званию и достигли его, но не Келли. Он подписал контракт с миссией, решив пробыть в России всего шесть месяцев. В мае 1922 года округ все еще расширялся, впереди по-прежнему стояла огромная работа, но он уже подумывал о том, чтобы поднять ставки и вернуться к карьере в рекламе и паблисити, и рассказал Беллу о своих намерениях. «Конечно, как я и ожидал, он не согласится с моими разговорами об уходе в июне. Как он выразился: «Мы совсем одни, Кей, и работа должна быть выполнена».
Замена сотрудника АРА в любом районе была делом непростым. Задачи даже обычного подающего были настолько сложными, что на обучение новичка — по крайней мере, на то, чтобы делать это должным образом в Уфе — уходило два-три месяца. Но Келли не была обычным работником по оказанию помощи. В письмах, написанных московскому и нью-йоркскому руководителям после ухода Келли, Белл использовал превосходные степени, называя его «выдающимся специалистом» с «замечательными способностями», «самым способным молодым человеком», который проделал «блестящую работу»; он был «во всех отношениях самым умным молодым человеком, которого я когда-либо знал, и, безусловно, проделал здесь большую работу»; «он спас мне жизнь».
Итак, у Белла были веские причины попытаться убедить своего исполнительного помощника передумать и остаться, и он, должно быть, приложил к этому все свои немалые силы убеждения, потому что Келли намекает, что он, возможно, колебался: «Я обдумал это, а затем торжественно сказал ему, что я должен уехать отсюда не позднее 20 июня (через шесть месяцев со дня моего въезда в Россию) и что он должен настаивать на замене в Москве». Пару недель спустя, 20 мая, его тон становится уверенным, поскольку он видит близкий конец: «20 июня я сложу инструменты и повернусь лицом к Западу». В тот же день он написал Хаскеллу заявление об отставке, объяснив, что он «заключил контракт», что он «связан предварительным обязательством» и что он решил покинуть Россию «через шесть месяцев с того дня, как я вылез из товарного вагона в московских дворах».
Келли сказал Хаскеллу, что Белл понял его решение, несмотря на двадцатилетнюю разницу в их возрасте. Белл, возможно, и понял это, но он не мог идентифицировать себя с темпераментом, стоящим за этим. Келли в возрасте двадцати шести лет думал о карьере, в то время как Белл в сорок восемь лет ее нашел. Он, должно быть, чувствовал, что не может быть более высокой цели, чем эта ответственность за благосостояние более миллиона человек. Он достиг своей личной вершины. Его воодушевляли не бриллианты на уфимских холмах и не обожание уфимских масс, а удовлетворение от того, что его шоу закончилось.
Шоу продолжалось без Келли, и, как и в других округах, после сбора урожая 1922 года Уфимская миссия занялась «восстановительными» мероприятиями. В похвале Дюранти Bell этот конкретный этап был отмечен с особой похвалой, и различные отчеты о деятельности округа ясно показывают, что американские изгнанники в Уфе особенно гордились своим постфаминным предприятием.
Одним населенным пунктом, который хорошо зарекомендовал себя, был город-завод Белорецк в башкирском кантоне Тамань-Катайский, металлургический завод, где во время войны шестнадцать тысяч человек были заняты производством снарядов для царской армии. С тех пор завод был преобразован в производство декоративных мечей, дамасских металлических изделий и тому подобного, но в условиях НЭПа «утони или выплыви» городу грозила опасность разорения. Белл поддерживал дела на плаву с помощью поставок продовольствия АРА, и весной 1923 года, чтобы создать рабочие места, он предоставил зерно для поддержки строительства узкоколейной железной дороги, которая должна была покрыть двадцать верст между фабрикой и угольными и железными рудниками в Лапиштинском. Почему им не удалось построить такую артерию в прежние времена, неясно.
В городе Златоуст компания Bell организовала трудоустройство 2142 беженцев для участия в различных проектах по уборке и строительству в обмен на однократное питание в день на обычных кухнях или в передвижных «военных» кухнях, когда место работы находилось за городом. Таким образом было построено 270 автомобильных мостов и 160 отремонтировано, было построено девяносто четыре питьевых фонтанчика и полностью восстановлены две