больше не могла работать в доме и начала свой бизнес. Нашлось несколько добрых душ, их денег хватало, чтобы каждый месяц отправлять немного Ритону и содержать себя… Я глазам своим не поверила, когда увидела Жоржа. Узнала сразу, хотя он был уже не тот. Напоминал бродягу. Он, кстати, меня не узнал. Шел по улице, опустившийся, скрючившийся, знаете, как старый пес, оставшийся без хозяина. Больше всего поразила меня не его одежда, не раны, нанесенные жестоким временем, а взгляд сломленного человека. Вы знаете, это был шок. Шок от новой встречи. Шок от искаженного страданием лица. Если б я не знала его раньше, подумала бы о старике, идущем на встречу со смертью. Он был воином, но сложил оружие – в прямом и переносном смысле.
Николь вдруг умолкла и уставилась на полицейского.
– Сказать, что я чувствовала в тот момент? Жалость. Единственный раз в жизни я почувствовала жалость к мужчине. И не к моему изъеденному раком Ритону. К Жоржу.
Момент был болезненный, но Николь сумела сохранить достоинство, в чем Делестран постарался ей помочь.
– Итак, вы снова встретились?
– Да, я не могла позволить ему пройти мимо, не сказав ни слова. Вам случалось пересекаться с людьми из прошлого, которыми вы дорожили?
– Да, как и всем остальным.
– В этот раз все было иначе. Странно. Требовалось так много рассказать друг другу, а мы никак не находили слов, но за нас говорило молчание. В конце концов он узнал меня, но я поняла: что-то в нем умерло. Окончательно. Глаза больше не блестели. Я предложила выпить кофе, он отказался – без объяснений, только сказал: «Это мило, Николь, спасибо, но нет». Я сразу поняла, что торопить его нельзя. Он пообещал вернуться – и не обманул. Мне пришлось заново приручать его. У меня слабость к дикарям, майор… А уж если они загнаны в угол, я собой не владею!
Делестран ответил ей улыбкой большого ребенка, невероятно проницательного и сохранившего любовь к шалостям.
* * *
Они встречались регулярно, но в привычку это не входило, бал правил случай: то на скамейке в саду Тюильри, где она находила его с книгой в руке, то на ее тротуаре. Понадобилось время, чтобы узнать причину его переезда в Париж. Он ночевал в гостиничных номерах, сдаваемых на неделю, и все время бродил по улице в поисках… кого-то. Позже Жорж признался Николь, почему так себя ведет. Делестран слушал, и перед ним возникали образы. Он видел застывший взгляд мертвых глаз этого человека, шрам от боевого ранения, подвал, служивший домом, горы книг, сложенных в перегородки, и то письмо, о котором Николь тоже знала.
Он получил его через год после смерти матери. Выйдя в отставку, вернулся домой, чтобы заботиться о ней, не желая, чтобы она закончила свои дни в доме престарелых. Бросил бы он все, будь мать жива? Николь задала вопрос и не получила ответа. Письмо стало отправной точкой. Он все продал и уехал в Париж. Николь стало известно, кто написал письмо и то, что эта женщина значила для Жоржа Бернара.
Матильду де Моссикур он знал когда-то давно, в другие времена, и не мог забыть ее по очень простой причине: она была его первой любовью. Именно из-за нее он вступил в Иностранный легион, чтобы сбежать из дома и любить эту девушку тайно, после того как они пережили неслыханно чувственные две недели лета и вынуждены были отказаться от волшебного будущего вдвоем, которое им сулила судьба. Жорж мало рассказывал Николь о том периоде, возможно желая защитить ее, а может, из застенчивости или просто потому, что такое не описать словами. Матильда родилась в семье с вековыми устоями. Она ничего не выбирала сама и не смогла отклониться от намеченного для нее пути, тем более что была официально просватана. С Жоржем она переступила черту, испытав самое возвышенное чувство, но влияние окружения оказалось сильнее страсти. Сорок два года спустя – он как будто пересчитал их – Матильда написала ему письмо и срочно призвала к ложу умирающей.
Николь замолчала, чтобы отдышаться, и Делестран воспользовался паузой.
– Я нашел письмо, он бережно хранил его.
– Значит, вы видели фотографию Матильды?
– Нет, фотографии в комнате не оказалось. Мы искали, но найти не смогли, хотя прочесали не всё – это заняло бы слишком много времени.
– Она была в конверте вместе с письмом. Он показал ее мне. Матильда стояла перед плакучей ивой, на фоне реки. Не знаю, какой она стала, постарев, но тогда была очень хороша. Ее снял Жорж, чем очень гордился, а она… отдала ему все, это было видно по глазам. В Матильде было что-то-не-знаю-что, что редко встречается: очарование и светлая печаль. Да, именно так. В этом вся разница между нами.
– Не принижай себя, Николь. Она тоже наверняка ужасно страдала. Ее жизнь, конечно, была комфортнее твоей, но стала ли она от этого счастливее?
– Но я никогда не выглядела как она на том снимке.
– Возможно, тебе не встретился хороший фотограф.
– Должно быть… Вы милый человек, майор.
– Значит, он вернулся в Париж, чтобы найти ее… Тебе известно, что такого важного она собиралась сказать ему перед смертью? Матильда ведь скончалась?
– Забавная мания у вас, у полицейских!
– Которая именно? Постоянно задавать вопросы?
– Нет, это часть вашей профессии; я о том, что вы не используете некоторые слова. Например, не говорите «умерла», только «скончалась»!
– Ты права. Это из суеверия, а может, мы лучше других знаем, что такое смерть на самом деле, потому и ругаемся сильнее… – Делестран не нашелся, что еще сказать. – Мы отвлеклись, Николь, давай вернемся к Матильде и Жоржу. Так ты знаешь, что она сказала ему перед смертью? Почему стремилась его увидеть?
Николь несколько раз кивнула, плотно сжав губы, как будто пыталась удержаться от ответа, и все-таки сказала:
– Не падайте в обморок, майор: она подарила ему сына. В этом и заключалась страшная тайна: у Жоржа был ребенок, и никто об этом не знал.
– Как это возможно?!
– Тогда все происходило иначе… Одного раза хватило, чтобы она забеременела, и хуже всего было то, что все обнаружилось, когда Жорж