Бани третьей степени выглядел незначительным рядом с Хорнблауэровым Большим крестом. Вероятно, Рэнсом мог рассчитывать на рыцарство, если успешно завершит свой срок на посту главнокомандующего. Он представил своего капитана, Коулмена, с которым Хорнблауэр был хорошо знаком прежде, и внимательно выслушал рассказ о текущей организации эскадры и планах на будущее.
– Я приму командование завтра, – объявил Рэнсом.
– Тогда будет время подготовить полный церемониал, – сказал Хорнблауэр. – В таком случае, сэр, не согласитесь ли вы провести ночь в резиденции губернатора? Насколько я знаю, там вас ждут, если вы сочтете это удобным.
– Незачем переезжать дважды. Я проведу эту ночь на борту.
– Разумеется, завтра Адмиралтейский дом будет готов вас принять. Не окажете ли вы нам честь, отобедав у нас сегодня? Быть может, я смогу что-нибудь рассказать о сегодняшнем положении дел.
Рэнсом глянул на Хорнблауэра с явным подозрением, что предшественник попытается навязать ему свою политику. Однако предложение, очевидно, было разумным.
– С превеликим удовольствием. Благодарю вас, милорд.
Хорнблауэр постарался тактично развеять опасения:
– Пакетбот, на котором мы с женой отбудем в Англию, сейчас готовится к рейсу. Он выйдет в море через несколько дней, сэр.
– Очень хорошо, милорд, – ответил Рэнсом.
– В таком случае я еще раз поздравляю вас с прибытием и откланиваюсь. Удобно ли вам будет пообедать в четыре часа, или назначить другое время?
– Четыре часа меня более чем устроят.
Король умер, да здравствует король, подумал Хорнблауэр. Завтра его сменят, он станет обычным офицером на половинном жалованье. Все великолепие его должности перейдет к Рэнсому. Мысль эта немного раздражала, а вот что раздражало куда сильнее – воспоминание о том, как он рассыпался перед Рэнсомом в любезностях. Право слово, тот мог бы отвечать поучтивее! Рассказывая Барбаре о встрече, Хорнблауэр почти не скрывал своих чувств и резко умолк, когда она с легкой улыбкой приподняла бровь:
– Ты очаровательно наивен, дражайший. Неужели тебе не приходит в голову никаких объяснений?
– Боюсь, что нет.
Барбара подошла ближе и заглянула ему в лицо:
– Немудрено, что я тебя люблю. Как ты не понимаешь, что трудно сменить на посту Хорнблауэра? За эти три года ты добился невероятных успехов. Ты задал стандарт, до которого заурядному Рэнсому не дотянуть. Он завидует – и не умеет этого скрыть.
– Нет, не могу поверить, – сказал Хорнблауэр.
– Вот поэтому я тебя и люблю, что не можешь поверить. Я бы повторила это еще сто раз, но я должна идти наряжаться в лучшее платье, чтобы завоевать сердце адмирала Рэнсома.
Рэнсом был дороден и представителен. В присутствии Барбары он держался менее сухо, хотя трудно сказать, что сыграло главную роль: ее обаяние или ее вес в политических кругах. Хорнблауэр подозревал, что второе. Он подливал гостю вино и между делом ронял замечания касательно обстановки в Вест-Индии; Рэнсом с жадностью ловил каждую фразу, мысленно улыбаясь, что хозяин по неосторожности выбалтывает ценные сведения. И тем не менее обед проходил не слишком успешно. В атмосфере чувствовалась некоторая скованность.
Ближе к концу обеда он поймал на себе взгляд Барбары – быстрый, такой, что Рэнсом его заметить не мог, а Хорнблауэр заметил. Барбара напоминала кое о чем для себя важном.
– Ах да, тут еще предстоит трибунал, – сказал он, выждав, когда разговор примет подходящий оборот, затем небрежным тоном изложил обстоятельства.
Все это время Барбара пристально наблюдала за Рэнсомом; неизвестно, заметил ли тот, но Хорнблауэр заметил.
– Неоднократное и сознательное неподчинение законному приказу, – повторил Рэнсом слова Хорнблауэра. – Его могли бы обвинить в мятеже.
– Могли бы, – согласился Хорнблауэр. – Но случай довольно курьезный. Я рад, что решение принимать вам, а не мне.
– На мой взгляд, свидетельства вполне неопровержимые.
– На мой – тоже. – Хорнблауэр заставил себя улыбнуться. Он телепатически ощущал напряженный интерес Барбары. – Однако обстоятельства весьма необычны.
Каменное выражение Рэнсома подсказало, что надо остановиться, но, поскольку здесь была Барбара, Хорнблауэр продолжил без всякой надежды:
– Если бы трибунал состоялся в период моего командования, я мог бы – хотя, конечно, еще не принял окончательного решения – смягчить приговор, дабы отметить этим отличное поведение эскадры.
– Вот как? – спросил Рэнсом тоном величайшего безразличия. И тем не менее Хорнблауэр предпринял последний шаг:
– Мне подумалось, что для вас это был бы удобный случай начать с акта милосердия.
– Это я буду решать сам.
– Разумеется, – согласился Хорнблауэр.
– И я не вижу причин совершать такой шаг, который даст повод ждать от меня поблажек. Я не могу с самого начала вызвать разброд в эскадре.
– Разумеется, – повторил Хорнблауэр. Он понимал, что новые доводы ничего не дадут и лучше уж отступиться учтиво. – Вы в данном вопросе – единственный, а следовательно, лучший судья.
– Я оставлю вас за вином, джентльмены, – внезапно сказала Барбара. Хорнблауэр, подняв глаза, успел заметить, как ее застывшее выражение сменяется такой знакомой улыбкой. – Я прощаюсь с вами, адмирал, и обещаю сделать все – насколько позволяет флотский регламент, – чтобы завтра дом достался вам в наилучшем виде. Надеюсь, вам здесь будет удобно.
Мужчины встали.
– Благодарю вас, – сказал Рэнсом.
– Доброй ночи, дорогой, – проговорила Барбара, обращаясь к Хорнблауэру. Тот чувствовал, что улыбка ее – не настоящая и что расстроена она всерьез.
Барбара вышла, и Хорнблауэр придвинул гостю портвейн. Тот явно не торопился уходить. Решительно дав понять, что не потерпит советов, и утвердив свой