— Один из них инженер. Он работает в моей компании. Я передам ему Вашу просьбу.
— Буду Вам, Пинхас, очень благодарен.
Лук поднялся и протянул руку, давая понять, что беседа окончена. Рутенберг пожал руку и вышел из кабинета с чувством, что сделал всё, что мог. Он сразу же позвонил в Хайфу и попросил помощника от его имени переговорить с молодым инженером. Потом вышел на улицу. Водитель ждал его на стоянке возле правительственного офиса. Он сел в машину и устало махнул Бени рукой. Тот уже давно понимал босса с полуслова. Двигатель мерно загудел и Ролс-Ройс помчался по улице Яффо на выезд из города. В тот же день Рутенберг поднялся на борт уходящего в Британию корабля.
Сойдя на берег в Лондоне, он сразу купил газету. Его опасения подтвердились. Пятнадцатого августа в день поста «Теша бе-Ав» сотни молодых людей из движения «Бейтар» организовали шествие к Стене плача. Они скандировали слова «Стена наша!», развевали флагами и пели Хатикву. А на следующий день лидеры высшего мусульманского совета организовали демонстрацию в мечети Аль-Акса. После проповеди арабы спустились к Стене плача и принялись избивать евреев, жечь свитки Торы и молитвенники.
Рутенберг отдохнул в гостинице, а потом отправился на встречу с лордом Редингом. Из конторы совета директоров он позвонил в Хайфу. Помощник рассказал о текущих делах и сообщил, что по его просьбе молодой инженер был предупреждён и в демонстрации не участвовал. Пинхас, прочитав в газете о событиях в Эрец-Исраэль, успокоился. Ему, находящемуся далеко оттуда в спокойной атмосфере столицы, не могло прийти в голову, что этим событиям будет продолжение. Утром он доложил совету директоров о положении дел на строительстве предприятия в Нахараим. Его сообщение приняли с удовлетворением. Дела на Иордане шли даже быстрее, чем рассчитывали. После совещания он вышел на улицу и купил в киоске The Guardian и The Daily Telegraph, которые покупал каждый раз, когда находился в Лондоне. Он пролистал газеты и сразу понял, что рав Кук не ошибся. В статье палестинского корреспондента сообщалось, что в пятницу двадцать третьего августа, когда тысячи арабов поднялись на Храмовую гору на молитву, беспорядки переросли в погром. Муфтий объявил от имени возглавляемого им Верховного мусульманского совета, что действия евреев противозаконны, и они намерены захватить Аль-Аксу. Среди мусульман разнёсся слух, что в Меа Шеарим убиты двое арабов. Это не соответствовало действительности. Но возбуждённая проповедью имама толпа, вооружённая ножами и палками, через Шхемские ворота вырвалась из старого города и устремилась в еврейские кварталы. Девятнадцать евреев были убиты, многие синагоги разграблены и сожжены. Британская администрация не ожидала такого развития событий и вначале никак не отреагировала. Порядок удалось восстановить благодаря английскому военному подкреплению из Египта. В первый день Лук потребовал перебросить в Эрец-Исраэль на самолёте пятьдесят военнослужащих, а на следующий день оттуда поездом прибыло ещё шестьсот человек. Но было уже поздно. Погром распространился на всю страну. В субботу 24 августа в Хевроне были убиты 67 евреев и 58 ранены. Многие евреи нашли убежище у своих арабских соседей, другие укрылись в отдении британской полиции на окраине города. Но выжившие евреи вынуждены были покинуть город. Их дома захватили арабские жители. Тяжёлый погром произошёл и в Цфате. Маленькие еврейские общины в Газе, Рамалле, Дженине, Шхеме и Акко были эвакуированы британской полицией.
Рутенберг стоял и читал. Мимо него текла праздная лондонская публика, которой не было никакого дела до его Палестины. «Восемь лет относительного спокойствия сыграли с нами злую шутку, — подумал он. — Ненависть и вражда никуда не исчезли, между двумя народами глубокая пропасть. Мы наивно полагали, что мусульмане смирились с нашим присутствием. Большинство простых людей нас действительно приняло. Но их вожди… Евреи, конечно, наделали ошибок. Не учли, что это не безликая толпа, а народ. Зеэв был прав».
Он приехал в Лондон по делам электрической компании и собирался задержаться здесь надолго. Уже несколько месяцев он обдумывал планы создания большой поселенческой компании. Эта идея приобрела, наконец, полную ясность и стройность. По окончании дел в совете директоров он собирался нанести визит в Министерство колоний и поговорить о ней с Джоном Шакборо. Но теперь он не может себе этого позволить. Кризис, охвативший страну, требовал от него какого-то действия, смысл которого был ему пока не ясен.
История, как он её понимал, в свои напряжённые моменты находит и наделяет особой ролью людей, понимающих смысл происходящего и сознающих выход из создавшегося положения. Человек трезвого ума и весьма умеренных амбиций, он и сейчас не осмеливался примерить на себя участь вождя. Вейцман, Жаботинский или Бен-Гурион больше соответствовали его представлению о лидере нации. Но судьба ведёт человека по своему непредсказуемому пути. В эти дни в Лондоне оказался его давнишний приятель Берл Кацнельсон. Он был участником Шестнадцатого сионистского конгресса, недавно завершившегося в Цюрихе, и задержался в Европе по своим журналистским делам. Узнав о кровавых событиях, он поспешил отыскать Рутенберга и позвонил в контору, где находился его кабинет. Пинхас был уже на выходе, когда услышал пронзительный телефонный звонок.
— Рутенберг слушает, — сказал он.
— Пинхас, привет. Это Берл.
— Шалом, хавер. Не представлял себе, что ты в Лондоне. Ты же наш делегат на конгрессе.
— Вчера приехал, и сразу решил разыскать тебя. Нужно поговорить.
— Ты знаешь, в какой гостинице я всегда останавливаюсь?
— Да, ты мне однажды рассказывал.
— Приезжай сегодня вечером, часам к шести. Мой номер 127.
— Договорились, Пинхас.
В трубке раздались частые гудки. Рутенберг в раздумье постоял какое-то время и тоже положил трубку. Берл по пустякам не звонил бы, подумал он. Разговор его заинтриговал. Пинхас вышел на улицу. До встречи оставалось ещё часа четыре. До гостиницы он решил пройтись. Тёплый летний день пьянил его запахом зелени и воздухом окружавших город лесов и полей. Солнце склонилось к западу, но ещё продолжало щедро заливать тротуары и фасады зданий чистым волнующим светом.
Он пообедал в ресторане, который приметил уже давно, и теперь ожидал