class="p1">Он помог ей сесть, затем поднял визжащую от восторга Пруденс и Честити, которая лишь таращила глаза, энергично посасывая большой палец.
— Пейшенс, ты поедешь со мной, хорошо? — Йен приторочил к седлу узел с пожитками, подсадил Пейшенс и вскочил на коня позади нее, держа в руке веревку, привязанную к уздечке гнедого мерина. Затем цокнул языком, понукая лошадей, и маленькая унылая кавалькада неспешно тронулась в путь. Падал легкий снежок. Никто из Хардманов не обернулся.
Йен все же глянул назад, полагая, что место, в котором люди прожили столько лет, заслуживает хотя бы прощального слова.
Дом был маленький, серый и обшарпанный, с холодным, давно погасшим очагом. Тем не менее здесь жила семья, здесь проходила встреча генералов Континентальной армии, здесь Джейми нашел временное укрытие, в котором так нуждался.
— Bidh failbh ann a sith, — тихонько сказал он дому. — Возвращайся с миром к земле. Ты хорошо послужил.
Пейшенс мертвой хваткой вцепилась в луку седла; несмотря на несколько слоев хилой одежонки, ее пробирала дрожь.
— Ты когда-нибудь ездила верхом?
Девочка судорожно кивнула.
— Папа иногда катал нас с Прю на своей кляче. Но мы только ходили по кругу во дворе.
— Уже кое-что. Э-э… твой папа, как я понимаю, погиб?
— Наверное, — грустно сказала она. — Мама думает, что его застрелили ополченцы, решив, что он лоялист. А мы с Прю считаем, что папу похитили индейцы. Он исчез еще до рождения Честити, так что, скорее всего, его уже нет в живых. Ведь если бы он сбежал, то обязательно вернулся бы к нам!
— Конечно, — заверил он ее. — Знаешь, индейцы тоже бывают хорошими. Я и сам могавк.
— Ты? — Она резко повернулась в седле и уставилась на Йена со смешанным выражением ужаса и любопытства во взгляде.
— Да. — Он постучал пальцем по татуировкам на щеках. — Индейцы приняли меня в свое племя, и я долго жил среди них. Причем по доброй воле, — но потом все же вернулся к семье. Может, и твой папа сделает так же.
Если подобное случится, подумал Йен, глядя на маячившие впереди призрачные силуэты Сильвии Хардман и ее дочерей, то как он поступит, узнав, через что пришлось пройти жене во время его отсутствия?
И через что пришлось пройти Эмили, когда она осталась без мужчины? Но у нее хотя бы было племя… В отличие от Сильвии Хардман, женщина из племени могавков никогда не останется совсем одна. Эта мысль немного успокаивала.
Когда они выехали на главный тракт до Филадельфии, Йен осторожно спешился, подвел коня к лошади Сильвии и привязал веревкой к седлу — на случай, если Пейшенс выронит поводья.
— Поезжайте вперед, — сказал он Сильвии, махнув в сторону видневшейся в сумерках широкой, чистой и пустой дороги. — Вас не должно быть поблизости, когда я буду заниматься мистером Фредериксом.
Она вздрогнула, услышав это имя, и испуганно обернулась на сгорбленный силуэт, перекинутый через седло третьей лошади.
— Если все пройдет удачно, через полчаса я вас догоню, — сказал Йен. — Хотя луны нет, но небо светлое от снега; думаю, вы сумеете разглядеть дорогу даже в полной темноте. Если кто-нибудь станет приставать, скажешь, что муж едет следом, и смело двигайся дальше. Отдай им узел с вещами, если потребуют. Только не позволяйте скинуть вас с лошадей.
— Хорошо. — От страха ее голос сорвался на фальцет, и она покашляла, чтобы снизить тембр до нормального. — Мы так и сделаем. То есть ни за что не позволим. Спасибо, Йен.
* * *
Около полумили он ехал с ними в сторону Филадельфии — хотел проверить, смогут ли его подопечные управляться с лошадьми. Пока животные вели себя смирно, но в любой момент может произойти все, что угодно. Йен предупредил, что нужно быть начеку и не отпускать поводья.
Глаза Пейшенс округлились от ужаса, когда он соскочил на землю и сунул поводья ей в руки.
— Одна? — пролепетала девочка. — Я поеду… одна?
— Совсем недолго, — успокоил он. — К тому же твоя лошадь привязана к маминому седлу. Я вернусь, как только смогу.
Затем Йен отвязал коня судьи и повел его в обратном направлении, не сворачивая на тропу к дому Хардманов. Начался снег; ветер гонял по плотно утрамбованной дороге хороводы мелких колючих снежинок, рисуя на земле тонкие белые линии.
Разгуливать у всех на виду со свежим трупом всегда неуютно, особенно когда есть вероятность наткнуться на белых людей, которые вечно суют нос в чужие дела. К счастью, благодаря холодной погоде тело не распухло и не начало издавать странные звуки.
Вот и высокая сосна на фоне снежного неба. В прошлый раз он протоптал здесь тропинку и теперь осторожно вел по ней коня сквозь заросли кустарника к просвету между двумя молодыми деревцами. Мерин чуял неладное, но все же послушно брел за Йеном. Одно деревце не выдержало напора и с треском надломилось, освобождая проход.
— Отлично, a charaid, — пробормотал Йен. — Потерпи еще немного, хорошо?
За лесом из молодых дубков и сосен скрывался небольшой овраг, поросший кустарником и низкими корявыми деревцами. Йен порадовался, что еще днем догадался сосчитать шаги до края — не хотелось бы ухнуть туда в темноте.
Он привязал мерина на безопасном расстоянии от края провала и стащил Фредерикса с седла; тело рухнуло на землю с глухим стуком, словно туша убитого буйвола. Йен отволок покойного судью к оврагу, а затем вернулся за сухой веткой, запримеченной у подножия большой сосны. Палка, которую он использовал ранее, явно была от фруктового дерева; Йен выдернул ее и убрал в сумку, чтобы потом избавиться.
Как бы ему сейчас пригодилось гэльское заклинание или молитва для сокрытия тела убитого врага! Увы, на ум не приходило ничего подобного. У могавков были похожие молитвы, хотя они особо не церемонятся с мертвецами.
— Спрошу потом у дяди Джейми, — пробормотал он, обращаясь к Фредериксу. — Если такая молитва существует, я прочту ее для тебя. Ну а пока ты уж как-нибудь сам.
Он нащупал на холодном, окоченевшем лице пустую глазницу и со всей силы всадил в нее заостренную ветку. Царапнув по кости, покрытая корой древесина провалилась во что-то мягкое, и руки Йена усеялись мурашками.
Затем Йен подтащил тело к краю обрыва и столкнул. На мгновение ему показалось, что ничего не произойдет; потом тело медленно заскользило по сосновой хвое и лениво покатилось вниз. Перевернулось раз, другой и, наконец, с глухим треском исчезло в зарослях кустарника на дне оврага. Наверху почти ничего не было слышно из-за поднявшегося ветра.
Расставаться с мерином не хотелось — ведь в случае чего всегда можно