— Почему вы все время такие? — спросил Лоркан. — Вы словно не смогли бы поладить, даже если бы миру пришел конец.
— Он мил со мной, но я не могу опуститься до интереса к фейри, — Айслинг отбросила волосы за плечо и развернулась. — Заканчивай, Лоркан. Я пойду к огню. Вы можете присоединиться, когда успокоитесь.
Она расправила плечи и высоко подняла голову, пока шла по тропе, хотя ей хотелось развалиться на куски. Она устала, плечо горело, спина болела, и она хотела поспать сто лет.
Они не могли знать об этом. Проклятие связи передаст ее усталость Неблагому, но он мог легко спутать ее за свою. У них был тяжелый день.
Ее ноги застревали в грязи, засасывающей ее, пытающейся удержать на месте для существ, что обитали тут. Ей не хотелось, чтобы какой-то фейри из болота нашел ее застрявшей в грязи. Неблагой двор, по слухам, съедал слабых.
— Вот только я невкусная, — она вытягивала ноги из грязи по очереди. — Я слишком твердая и горькая.
Это было худшей частью пути. Айслинг не нравились открытия о себе. Ее жизнь была простой. Она была грубой, ехидной, подло прогоняла людей, чтобы не помнить, как ощущалось, когда тебя бросали в темноте.
Но тот проклятый Неблагой пробирался за ее защиту, и она уже видела надпись на стене. Он ей нравился. Как спутник, напарник, личность.
Искра в его глаза, когда уголок его рта приподнимался, заставляла ее желудок сжиматься. Обещание шалостей, когда они говорили, вызывало дрожь в коленях. И то, как он сжимал кулаки, пока они спорили, вызывало желание схватить его и никогда не отпускать.
Он не знал, кем она была, какой она была. Они не смогут быть вместе, когда секреты между ними заполняли пространство огнем и битым камнем.
— Такого не будет, — пробормотала она и покачала головой. — Это слишком опасно.
Это никуда не приведет. Она была не с одним проклятием. Все ее части были рассеяны по ветру, она едва знала, кем была. Как ей впускать другого человека в свою жизнь?
Она спешила. Он мог и не интересоваться ею.
Исцеляющая энергия ударила по ее плечу, и она упала на колени, миновав грязь. Выдохнув, она смотрела на пузырьки в болоте.
— Ох, Лоркан, — проворчала она. — Не нужно так сильно.
Неблагой, наверное, злил его так, что он стал исцелять силой. Кот всегда плохо сдерживал эмоции, потому его заклинания вызывали жуткую боль. Даже те, что не должны были вызывать боль.
Айслинг заставила себя встать и пошла туда, где они оставили сумку. Она сжалась в комок в корнях, хотела закрыть глаза, но мысли кипели. Она устала, но разум не был готов спать.
Она дремала, пока они не пришли. Бран выглядел так же утомленно, и он быстро присоединился к ней в корнях и тут же уснул. Она поражалась тому, как легко он устроился со своим высоким телом, но недолго. Она пронзила Лоркана хмурым взглядом покрасневших глаз.
— Это было необходимо?
— Да, — он драматично плюхнулся ей на ноги. — Он невыносим.
— Это я уже говорила.
— Да, но теперь это задевает меня, и я не рад.
Айслинг закатила глаза и провела ладонью по его жесткой шерсти. Он был не таким, как другие коты. Шерсть Лоркана кололась, впивалась в ладони.
Он повернулся, чтобы она почесала его брюхо.
— Что там произошло?
— Хм?
— В дереве. Что случилось? Ты получила кровь мертвого бога?
— Да, — прошептала она. — Получила.
Он повернулся и посмотрел на нее.
— Почему ты так звучишь?
Она смотрела во тьму, язык не слушался.
— Он знал.
— Кто знал? Что знал? — Лоркан впился когтями в ногу. — Айслинг, поговори со мной. Ты меня пугаешь. Что случилось?
— Бог. Он знал все тайны. Видел сквозь магию, скрывающую мое лицо. И он знал, какая я, — она посмотрела на него, подняла ладонь к ее острым ушам, скрытым проклятием бабушки. — Он отдал свою жизнь снова, по своей воле, не жалуясь, потому что знал, что я была подменышем.
— Не все фейри ненавидят подменышей.
— Подменыши — напоминание, что фейри не идеальны, — ответила она. — И они не любят это напоминание. И мне все еще опасно тут. Если есть один, видящий сквозь проклятие, сколько еще таких? Разве весь смысл не был в скрытности? Чтобы уберечь меня от тех, кто навредит мне?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Хватит, Айслинг. Никто не знает, почему твоя бабушка так сделала. Никто не знает, кто ты, даже если знают, какая ты. В этой тайне слишком много слоев, чтобы разобраться в ней без помощи.
Она выдохнула, тревога сжала ее желудок.
— Ты права. Никто не может знать.
— Никто не узнает. Никогда.
Лоркан сжался в комок рядом с ней, его дыхание медленно выровнялось. Айслинг ждала, пока не убедилась, что он глубоко уснул, и ее голова прислонилась к стволу.
Айслинг завидовала ему. Он так легко врал, не думая, что говорил, и почему это было неправдой. Они оба знали, что она не сможет сохранить тайну. Фейри были умными. Они видели сквозь ее искаженные слова, потому что она не могла заставить себя врать.
Как ей идти среди этого народа, не выпалив, кто она?
Айслинг сжалась вокруг Лоркана, опустила голову на корень. Ей придется что-то придумать, и быстро. Бран был умным, мог понять правду. Он разберется, и все рухнет.
Лоркан фыркнул во сне, опустил лапу на ее раскрытую ладонь, его усы щекотали ее щеку. Она была в безопасности. Пока что.
* * *
Туман окружал ее лодыжки, гладил ее щеки и играл с волосами. Он был живым и хотел, чтобы она проснулась.
Айслинг поднялась на локтях, глядя в шоке на странную магию у своих ног. Она узнала прикосновение и его беспечность.
— Бабушка? — прошептала она.
Часть нее узнала в этом сон. Все было мутным, бледным и не похожим на живое.
Айслинг поднялась из гнезда в корнях. Она отделилась от тела, как змея от кожи. Без цвета или твердого облика она была отражением себя, но без страха или тревог.
Она посмотрела на двух мужчин, спящих у дерева.
Они не узнают, что она ушла. Они могли отдохнуть, а она пожалеет об этом утром. Но семья звала, и она не могла отказывать бабушке.
Айслинг прошла в туман. Он направит ее туда, куда нужно ее душе, легко переместит между мирами, если нужно. Ее бабушка использовала магию, как дыхание, не задумываясь, что было возможно, используя столько, сколько было можно.
Она прошла за мерцающей массой тумана к пещере в утесе в склоне горы. Она не помнила горы в этой части земель Неблагих. Может, она не заметила.
Она смотрела на большие монолиты и сомневалась. Это были не земли Неблагих. Может, это не была и Ирландия.
Ладошка сжала ее руку, кожа была грубой.
Айслинг вздрогнула и опустила взгляд на маленькое рогатое существо. На его голове был клочок волос, большие глаза смотрели на нее, голубые радужки заполняли пространство. Существо улыбнулось, зубы заполняли рот, едва помещались.
— Хобгоблин, — буркнула она. — Что ты тут делаешь?
— Веду тебя к госпоже.
— Я не соглашалась на прикосновения.
— Не хочу, чтобы убежала, — ответил он. Его голос был тихим скрежетом ногтей по камню, слушать было больно.
— Я и не собиралась.
— Осторожность не помешает.
Она хотела ударить его по рту, похожему на жабу. Хобгоблин не имел права тащить ее в пещеру, словно она была питомцем. Это была ее бабушка! Она знала, как входить как леди, а не злить женщину, проклявшую ее.
Вода капала с потолка пещеры, попадала на ее плечи ледяными каплями. Место было старым, даже древним, источало боль.
Тут ее бабушка проводила дни?
— Дальше не надо, — захихикал хобгоблин. — Скоро увидишь, маленький подменыш.
— Не зови меня так.
— Почему? Ты такая.
Айслинг отклонилась, чтобы посмотреть на него. Его рост подходил, чтобы подбросить его. Она даже сможет подцепить его носком и выбросить из пещеры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Внучка, — знакомый голос донесся из тьмы, — будь доброй.
Получив упрек, хоть она была взрослой, Айслинг стряхнула руку хобгоблина и пошла на голос бабушки.
— О, ты растила меня не такой.