– Я в это не верю, – заявляет он всё ещё деловым тоном. – Ты позволишь мне прикасаться к себе свободно?
Я киваю. Только так научный эксперимент сработает.
– Я не должна влиять на тебя.
– Разве не должна? – он приподнимает одну бровь.
Ох. Понимаю, что он прав. Если у меня будет контрольная точка для этого эксперимента, мне нужно сохранить все остальные переменные постоянными. Значит, он должен прикасаться ко мне так, как я ему говорю. Иначе, невозможно будет определить, дело в Василии и том, что он делает, или в самих движениях. Я киваю.
– Очень хорошо.
Я снова сажусь, широко расставляя ноги.
– Ты снимешь свои трусики?
Я обдумываю это. Раньше я трогала себя через трусики и без них. Прямой контакт с кожей сработал лучше.
– Трусики долой.
– Мне снять их?
Я ценю, что он позволяет мне контролировать ситуацию. Чувствую себя более уверенно, зная, что мы следуем научным принципам.
– Раз ты собираешься прикасаться ко мне на этот раз, значит, ты должен их снять, – говорю я, покорно сплетая ноги в ожидании.
Он прижимает руки к моим бёдрам, такие чистые и немного прохладные от воды. Я невольно вздрагиваю, и его взгляд приближается к моему лицу.
– Ты не хочешь ввести стоп-слово?
– Стоп-слово?
– Слово, которое ты скажешь, если захочешь всё прекратить.
Я хмурюсь.
– Разве ты не остановишься, если я просто скажу «нет».
– Некоторые женщины говорят «нет», а имеют в виду «да».
Думаю, некоторые женщины просто глупы, но не говорю этого вслух.
– Хорошо. Стоп-слово.
– Выбери какое-нибудь, которое не используешь в обычном разговоре.
Я раздумываю минуту.
– Диспепсия.
У него поднимаются брови в замешательстве.
– Диспепсия? Что это значит? – спрашивает он по-русски.
Несмотря на незнание русского языка, я понимаю, что он спрашивает.
– Это научный термин для расстройства желудка. Однако если бы у меня был разговор, то я бы сказала просто «расстройство желудка». Поэтому «диспепсия» не всплывёт в обычном разговоре. Это хорошее слово, чтобы использовать.
Он смотрит на меня, а затем откидывает голову и смеётся.
Чувствую себя немного задетой этим смехом и не понимаю этого.
– Что смешного?
– Ты никогда не станешь предсказуемой, правда, Наоми?
– Я вполне предсказуема, – отвечаю я ему, притягивая трусики, так как он смеётся надо мной. – Мне нравится есть одно и то же, спать в одном и том же положении. Я считаю ступеньки, когда иду по ним. Я ем еду по часовой стрелке, мне не нравится странное количество вещей. Ты поймёшь, что я очень предсказуема по-своему.
– Совершенно верно, – говорит он, но всё ещё улыбается, когда берёт мои трусики и снимает, прежде чем я успеваю остановить его.
Ощущаю прикосновение его пальцев около моих голеней и чувствую, как ещё одна волна дрожи надвигается на меня. Мне не нравится, когда меня трогают, но его обычная ласка не вызывает у меня отвращения. Чувствую дрожь и слабость, но это не плохо. Требуется дальнейшее изучение. Я пододвигаю ногу к его руке.
– Сделай так ещё раз.
– Тебе нравится?
– Не уверена.
Он снова скользит пальцами по моим икрам, лаская их, и я ощущаю странный трепет. Не уверена, хочу ли я его пнуть. Пока нет. Я смотрю на его руки, блуждающие на моих ногах. Они похожи на руки скульптора, работающего с мрамором. Ласковые. Требующие. Соблазнительные.
У него большие руки. Наблюдаю, как они скользят по моей коже, и отмечаю различия в тоне. Его кожа более золотистая, а моя бледная, молочная, ведь последние два года я провела в темнице. У него пальцы больше моих и мозолистые, а ногти коротко подстрижены.
– Это прикосновение тебе приятно? – спрашивает он.
Очевидно, что я должна дать ему обратную связь, но не знаю, что сказать.
– Я нахожу его странным и волнующим, – в конце концов, говорю я. – Тревожащим.
– Но приятным? Секс ведь не расслабляет. Он подталкивает твоё тело, сердце и ум к краю, чтобы ты могла насладиться катастрофой.
Мне определённо кажется, что я двигаюсь к чему-то. Но молчу, и он останавливается, опираясь руками на мои ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я хмурюсь и немного шевелюсь.
– Разве ты не хочешь подняться выше?
Его глаза кажутся очень синими, когда он смотрит на меня и улыбается. Думаю, это означает, что он счастлив. Или доволен. Или пытается казаться таким ради меня.
– Да, я хочу подняться выше. Но хочешь ли ты этого?
– Мне нужно больше стимулов для подтверждения своей гипотезы, – говорю я, снова раскрывая ноги. – Чувствую, нам нужно быстрее двигаться к центральной области, а то мне понадобится очень много времени, если ты будешь возиться только с моими ногами.
У него трясутся плечи, а голова опускается. Я хмурюсь, заметив, как он дрожит, а потом до меня доходит слабое приглушённое фырканье.
– Ты смеёшься надо мной?
Это очень печально. Внезапно, ощущаю себя такой глупой, и сдвигаю ноги так сильно, что коленки врезаются друг в друга.
– Я не смеюсь над тобой, – бормочет он, явно стараясь скрыть факт, что смеётся. – Просто мысль о том, что часами ласкаю твои ноги и жду от тебя оргазма.
Я нахмуриваюсь и обнимаю свои ноги.
– Я больше не хочу это делать. Уходи.
– Нет, – говорит он, и одним плавным движением притягивает моё тело к себе. – Ты всё ещё нервничаешь. Всё ещё боишься. Это очевидно, ты ведёшь себя, как девственница, и хмуришься от неловкости. Я не причиню тебе вреда, Наоми. Не занесу на тебя кучу микробов и грязи. У меня чистые руки, – он поднимает руки в воздух и трясёт ими, как бы демонстрируя. – Они не коснутся ничего, кроме тебя.
Он гладит рукой мой подбородок.
Я снова дрожу, но не от отвращения. Эта дрожь приятная. Чувствую, как моя грудь вздрагивает в ответ, и скольжу рукой между ног к пульсирующему островку, чтобы почувствовать себя хорошо.
– Сейчас, – шепчет он, и его лицо так близко, что я могу разглядеть мельчайшие морщинки вокруг глаз, его тёмно-русые ресницы и плотно сжатый рот. – Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе?
Я киваю и выдыхаю, когда его большой палец скользит по моей нижней губе. Я должна думать о бактериях конъюнктивита, которые скачут по нашей коже, но всё, на чём я могу сосредоточиться – это смутное возбуждение, которое дарит его прикосновение. Мой пульс подпрыгивает, и понимаю, что сейчас от его разговоров и прикосновений, я возбуждаюсь также, как когда мастурбировала в ванной.
Он отводит руку и обнимает меня за плечо, а другую руку заводит мне за спину. Я прижимаюсь к его груди, чувствуя себя странно защищённой в таких объятиях. Затем Василий снова поднимает пальцы в воздух, привлекая моё внимание. Смотрю, как его рука двигается к моему колену и давит на него, подталкивая мои ноги друг к другу.
У меня нет сил протестовать. Я хочу этого. Хочу знать, что произойдёт, когда он будет трогать меня. Я пульсирую и страдаю от потребности, а моё дыхание становится прерывистым и коротким.
– Ты всё ещё беспокоишься? – спрашивает он тихим голосом.
– Нет, – шепчу я соответствующим тоном. – Я изнываю.
Он тихо стонет, скользя рукой по внутренней поверхности моего бедра и передвигая пальцами по моей ноге. Василий медленно двигается и накрывает мою киску. Он чувствует жар, исходящий от неё. Такое прикосновение к моей коже вызывает во мне тревогу.
– Ты такая мокрая, – бормочет он, и с удовольствием замечаю, что его дыхание учащается так же, как и моё, а одним из его пальцев давит вперёд, раздвигая губы моей киски. – Очень мокрая.
– Ничего не могу с этим поделать. Это естественная реакция на стимуляцию, но я понимаю, что тебя это беспокоит...
– Мне это нравится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Его голос становится гортанным рычанием в моё ухо, отчего я дрожу. Я не понимаю, как близко он ко мне прижимается, пока не чувствую его дыхание на моей шее. Он поворачивает ко мне голову так, будто хочет рассказать мне все секреты.
– Мне нравится, что ты мокрая для меня.