Недавно я прикладывала рот к месту, где он пил. Полагаю, в этом было небольшое неподчинение. Я наблюдаю, сможет ли мой разум справиться с этим. Поцелуй меня удивил. Мне не было больно. Я даже не протестовала. И теперь попробовала Василия и обменялась с ним микробами. В теории его рот безопасен, как и то, что я испытываю сейчас. Может быть, если я покроюсь микробами Василия, не заболею, когда он коснётся меня. Ведь у нас будут общие микробы. Мы будем полностью подвержены бактериям друг друга.
Может быть, ему следует расцеловать меня всю.
Мне нравится эта идея – создание иммунитета к микроорганизмам другого человека путём постоянного контакта.
Интересно, о чём он думает, пробегая пальцами по моим волосам. Он действует очень тихо, но я чувствую его руки. Он намазывает и втирает. Закрываю глаза, пытаясь сидеть неподвижно, но постоянно думаю о том, что мне в голову втирают химическую дрянь.
Почему-то это беспокоит меня меньше, чем-то, что его пальцы касаются моего черепа. Запах краски для волос наполнил мои ноздри, химические вещества раздражают глаза до слёз, но остальное моё тело кажется удивительно вялым. Спокойным. Странно. И мило.
– Дай мне знать, если будет рвота, – говорю я Василию.
Я сижу рядом с маленькой раковиной в туалете, и мне не нужны тут выплески.
– Рвота?
– Да. Рвота. Удаления содержимого живота. Блевотина. Тошнота. Выбрасывание...
– Я понимаю, о чём ты говоришь. Но зачем мне блевать? – он выглядит смущённым.
Теперь смущена и я. Я нахмурилась, когда он выплеснул последнюю порцию вещества на мои волосы. Он передвигает руки по моему черепу, втирая остатки ужасных смоляных химикатов. Я почти закатываю глаза, получая удовольствие от прикосновения. Странно, странно, странно.
«Это не похоже на тебя, Наоми».
Я заставляю себя вернуться к настоящему.
– Ты неоднократно говорил, что тебе не нравится, когда тебя трогают, но ты прикасаешься ко мне без перчаток. Так что, как я уже сказала, дай мне знать, если тебя вырвет. Я не хочу, чтобы меня задело.
– Хорошо, – чеканно говорит он. – Меня не вырвет.
– Ты тогда солгал? После всех этих предупреждений мне о том, чтобы не лгать, ты лжёшь мне?
– Солгал?
– О том, чтобы тебя не трогали, – говорю я, пока его пальцы работают на моей голове. – Очевидно, это тебя не так беспокоит, как ты заявлял.
– Ты заявляла, что не любишь микробов, но пила после меня.
Значит, он заметил это?
– Есть научные причины, заставившие мои губы оказаться там, где твои.
– Есть? – спрашивает он с усмешкой, и я сопротивляюсь желанию улыбнуться ему.
– Много причин, – соглашаюсь я.
Долгая пауза. Затем Василий заявляет.
– Мне не нравится, когда меня трогают. В этом ты права.
Ещё ложь. Или он не так хорошо знаком со своими границами, как думает. Я протягиваю руку и тыкаю его пальцем.
– Что я только что сказал? – раздражённо рычит он, переставая массировать пальцами мои волосы.
– Я хотела проверить реакцию внешних стимулов. Не трогать совсем?
– Нет, – кривится он, и его голос почти чёрный от внезапного гнева, практически прожигая дыру в моей голове.
Кажется, мы игнорируем тот факт, что его руки до сих пор в моих волосах.
– Ты проверяешь эту теорию?
– Какую?
– Как ты можешь делать важные заявление типа «мне не нравится все прикосновения», если ты ещё не перепробовал все прикосновения. Я тоже не люблю прикосновения, но определила их количество, – медленно объясняю я.
Возможно, вдыхаемые химикаты попали ему в нос, потому что он смотрит на меня, как на сумасшедшую. Он тот, кто делает широкие важные заявления.
– Контакт с кожей в большинстве случаев неприемлем из-за микробов и естественных секретов кожи. Ткань между кожей приемлема, но незнакомцы неприемлемы никогда. Ты должен начать с контрольной точки. Какая у тебя контрольная точка?
Он смотрит на меня, глаза сужаются, будто хочет открутить мне голову. Убрав руки с моей головы и оттолкнув меня, он промывает руки под краном.
– Мы закончили с этим невежественным разговором.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но я не закончила. Я наклоняюсь и тыкаю его в бедро. Он останавливает мытьё и поворачивается, чтобы недоверчиво на меня посмотреть. Его очень скромный вид как бы говорит, что это ты только что сделала? В это время коричневые химикаты и пена стекают в раковину, чистая вода льётся на его руки.
Он выглядит рассерженным, но не больным. Я жестом призываю его к просветлению.
– Ты не оттолкнул меня в этот раз. Если бы это был научный эксперимент относительно касаний, я бы сделала вывод, что тебе не нравятся прикосновения выше талии, а ниже талии вполне приемлемы.
– Я сломаю тебе палец, если ты ещё раз ткнёшь им в меня.
Я раздражённо смотрю на него. Разве он не знает, как запустить научный эксперимент.
– Эта реакция не учитывается. Ты не можешь реагировать на мои выводы, только на прикосновения. Моя теория обоснована.
Рык в его горле – свидетельство раздражения.
– Можно я прикоснусь к тебе ниже пояса, и мы протестируем дополнительные стимулы?
Я всё ещё сижу на закрытом унитазе, а моё лицо в нескольких дюймах от его бедра. Рассматриваю пряжку его ремня, молнию брюк и представляю, как его пенис заполняет их. Судя по промежности, у него очень большой. Я пытаюсь экстраполировать всю его длину в визуальное изображение, но я начинаю смущаться.
– Делай, – говорит он хриплым голосом так тихо, что я почти не слышу его из-за потока воды в раковине.
Василий хочет проверить мою теорию. Он... он хочет, чтобы я дотронулась до его члена?
Я воодушевлена и странно взволнована этим. Я хотела бы изучить свою собственную реакцию на стимуляцию Василия. Намокну ли я между ног? Является ли мой клитор пульсирующим и чувствительным? Но больше всего меня интересует реакция Василия. Я направляю руки к его бёдрам и медленно размещаю их на нём, а ладони плотно прилегают к ткани.
Он не двигается, совершенно неподвижен, возможно, ждёт, когда я сделаю больше.
Трогать этого большого человека оказалось увлекательно. Безопасное прикосновение. Мягкая ткань под мои руками позволяет мне ощущать жар кожи Василия и твёрдость его мышц. Я медленно вожу руками вверх-вниз по его бёдрам. Я действительно хочу прикоснуться к его пенису и посмотреть, как он отреагирует на такую стимуляцию. На данный момент его пенис выглядит очень большим. Мне это очень интересно.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, не поднимая глаз.
Чувствую его скучающий взгляд в верхней части моей накрашенной головы, но не уверена, что сейчас готова к зрительному контакту. Из всех вещей зрительный контакт – самый сложный для меня. Он слишком интимный, даже более интимный, чем трогать чужой пах.
– Ты сейчас чувствуешь рвотный позыв?
– Нет, – резко говорит он мне.
Его дыхание учащается. Через мгновение он выключает воду, и в крошечной ванной комнате становится тихо.
Он всё ещё ждёт, когда я сделаю больше. Маленький трепет катится по моему телу, и я чувствую собственную реакцию на этот раздражитель.
– Я могу продолжать? – спрашиваю я, царапая пальцами его ноги, кожу через ткань, будто я кошка. Это тоже успокаивающее движение, которое он пробовал на моей голове минуту назад. Интересно, чувствует ли он себя так же хорошо, как я тогда. – Или уже чересчур?
– Да, продолжай, – шипит он.
Мой взгляд возвращается к его члену, он кажется таким большим в его штанах, прикосновение к этой области. Он реагирует стоном. Чувствую себя довольной. Моя теория доказана. Василию нравятся прикосновения ниже талии. Но моё самодовольство пропадает через мгновение, когда я ощущаю ответный импульс возбуждения между моими бёдрами. Мне не нужно трогать его, чтобы доказать свою точку зрения...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но я продолжаю.
Я поднимаю руки вверх к вершинам его бёдер и трусь большими пальцами вокруг его ширинки, а затем смело нажимаю, чтобы обрамить пальцами эту область моего интереса. Когда я нажимаю на ткань, его эрекция выступает смелее и заметнее, чем я когда-либо видела. Это поддразнивает меня, сменяю свои осторожные и плоские движения, которыми я действовала до сих пор. Мне хочется исследовать его.