Читать интересную книгу "Окаянные гастроли - Ольга Валерьевна Чередниченко"

ее этот спор. Обе части действительно в ней есть – и красавица, и чудовище. В каждом человеке присутствует и то и другое. С каким азартом Шурочка ходила смотреть заспиртованных уродцев в Кунсткамере неподалеку от их дома на Васильевском острове. То же злобное любопытство проснулось в ней и теперь. Раньше она всегда старалась поверить, что привлекательна, а урода внутри себя задвинуть подальше. Впервые ей захотелось взглянуть ему в глаза, познакомиться. Глядя прямо перед собой обращенным внутрь взором, она протянула Матюше огрызок так же машинально, как пару минут назад взяла яблоко. Он улыбнулся и принял его с поклоном.

– Ну ты не на месте Оловянишниковой, так что никто тебя и не спрашивает, – сказала Матюше Калерия. – А если не нравится скотская работа – никто их не держит. Они не крепостные, могут уйти. Только вот она платит хорошо, так ведь?

– А они уходят. Через год такой работы станешь совсем больной. Кто семью не успел завести до того, как наняться к Проське, тому потом прямая дорога на Божедомку. Слышала ты про ярославскую Божедомку?

Матюша взглянул на Шурочку, которая не обращала на него ни малейшего внимания, понизил голос и заговорил ей прямо в ухо:

– Самоубийц, насильников, воров, утопленников, умерших от моровых язв и неопознанные тела со всего Ярославского уезда сбрасывают в огромный ров.

Шурочка дернулась, но он удержал ее за плечи, а после рук не отнял – остался стоять рядом. Она живо представила уродов, которых перечислил Матюша. Среди них будто бы тонула в зловонной яме и она сама – маленькая, скрюченная, напряженная, безобразная. Шурочке стало жаль себя. Она впервые по-настоящему осознала, каково всю жизнь быть страшилищем, зная, что никогда не сможешь измениться. Глаза ее наполнились слезами.

Как же ей отделаться от уродца внутри себя и оставить только красивую часть? Никак нельзя. Разве сможет актриса изображать других личностей, если отрицает половину своей? Остается только со своим уродцем подружиться. «Прости, прости, что проклинала тебя за то, что ты некрасива. Мало тебе своих несчастий, так еще и от меня ужасные гадости терпела. Ты справедливо ненавидела меня в ответ. Но я теперь люблю тебя, хоть ты на меня и злишься», – мысленно говорила сама себе Шурочка.

– Видишь, у Шурочки глаза на мокром месте, ей тоже жаль тех ребят – у нее доброе сердце… Как тебе-то их не жаль? Ведь засыпают эту огромную могилу только раз в году – перед Троицей, – продолжал Матюша. – Неподалеку роют следующую яму. Представляешь, какой запашок от трупов? Да еще отравленных на производстве свинцовых белил?

– Матюшка, ну чего ты эту Божедомку к Оловянишниковой-то приплел? Рабочих там разве хоронят? Это же для бездомных! Ты еще давай расскажи нам всякие сказочки про призраков, встающих из этой ямы по ночам, про переселение душ и прочую дурь, – возразила ему Калерия.

– Ну а ты что думаешь, эта Божедомка где-то на окраине? Нет же. Пойдем прогуляемся, я тебе покажу. Это всего полчаса от нашего чистенького Волковского театра, – засуетился Матюша.

Калерия расхохоталась:

– Да ну тебя с твоей Божедомкой! Ночь на дворе, – сказала она и кокетливо добавила: – Мне там страшно.

– Пойдем, – вдруг отозвалась Шурочка, будто очнувшаяся ото сна, и направилась к двери.

Калерия даже языком цыкнула. Матюша бросился за Шурочкой, пока она не передумала. Они бродили под желтыми фонарями целый час – вместе, но будто по одиночке. Без своего любимого оппонента Калерии Матюша скис, растерялся и не знал, что говорить. Шурочке же хотелось гонять в голове одни и те же мысли, а быстрая ходьба этому только способствовала. Лишь раз прервалось их молчание, когда какой-то рабочий поднял перед Матюшей картуз в знак приветствия.

– Ты тут кого-то знаешь? – удивилась Шурочка.

Но Матюша только махнул рукой, а она не стала доискиваться.

* * *

– Расскажи теперь о своей семье, – сказал Учитель.

– Ревнуешь? – Она засмеялась, вышло немного нервно.

Учитель так неуверенно пожал плечами, что Ия еле сдержала порыв обнять его – похоже, он правда ревновал. Ей захотелось распахнуть настежь хранилища своих чувств, проветрить их, вымести из самых дальних углов все без остатка и, ничего больше не стесняясь, вывалить на его суд. Она рассказала, что не была счастлива в браке. Николай Васильевич, чью жизнь Ия только что прожила, до последних дней тосковал по чему-то невыразимому. Конечно, жена была ему другом, но горячих или пронзительных чувств между ними никогда не случалось. Он горевал, когда супруга ушла из жизни, но как-то тихо, не в полную силу.

– Думаю, я не давала сердцу Николая Васильевича – своему сердцу – чувствовать во всю силу, потому что берегла его для настоящей любви. Просто он так и не встретил своего человека. Знаешь, как можно в жизни обмануться – показалось, что тебе назначили свидание, отменяешь ради него все планы, ждешь-ждешь под часами, а на встречу никто не приходит, – с обидой произнесла Ия.

– Может, ты меня там просто не узнала? – спросил Учитель, не трогаясь с места.

В ушах Ии зашумело. Она плюхнулась на стул, стала судорожно перебирать в памяти встречи, лица, искать какой-то знак, который подсказал бы ей, когда именно она совершила фатальную ошибку и пропустила нужный поворот в жизни Николая Васильевича.

– Ия, перестань, – сказал Учитель. – Нет твоей вины в том, что ты испугалась. Что Николай Васильевич боялся видеть и принимать любовь своей жены. Ты учишься любить постепенно, в своем темпе. Нужно быть максимально смелой, чтобы полностью открыть сердце для самых сильных чувств. Шаг за шагом, жизнь за жизнью ты к этому идешь. Все у тебя в порядке. Идешь, хотя уже знаешь, как больно любить. Твое сердце ведь понимает, что разлука разобьет его вдребезги. Как и то, что расставание неизбежно. Земная любовь всегда идет рука об руку со смертью. Настоящая любовь сильнее страха, но путь к ней долог и труден.

Ие стало холодно. Лицо закололо, будто на морозе.

– Так это был ты? – спросила она. – Ты был моей женой?

– Теперь уже не важно. – Он вздохнул. – Поговорим о твоих детях.

– Ну уж нет! – закричала Ия. – Сколько еще жизней ты собираешься ставить надо мной свои гадкие эксперименты? Ненавижу тебя! Ненавижу!

– Ровно столько, сколько потребуется, чтобы ты научилась безоговорочно верить своему сердцу, милая, – сказал Учитель.

– Для следующей жизни ты мне тоже заготовил какую-то злую шутку?

– Еще работаю над этим. Ты всегда ценила мое чувство юмора, не хочу тебя разочаровать.

Ия горько усмехнулась:

– Знаешь, все-таки я считаю, что заработала себе на следующую жизнь немного наслаждения. Да-да,