Так же, как и ангел-энергетик — вообще непонятно…
Я окинул его скептическим взглядом. Моя бы воля, я бы его Акакием назвал. А что — прямо, как Татьяна говорила: главное, чтобы первая буква совпала… Святые отцы-архангелы, да что же я мучаюсь, когда рядом со мной специалист сидит?
— Татьяна, обзови его как-нибудь, — попросил ее я, чуть ли не впервые в жизни с упоением предвкушая взрыв ее фантазии.
— Киса, — тут же отозвалась она, мечтательно улыбаясь.
Я оторопел, отчаянно хлопая глазами в надежде, что после очередного смаргивания в облике его проступит, наконец, хоть что-то от милейшего, пушистого домашнего любимца с кокетливым бантиком на шее. Да что же это у нее для всех нежные, ласковые имена в миг рождаются, а как для меня, так… Впрочем, как мы уже выяснили, мое имя говорит о твердой воле и непоколебимости в достижении своих целей — так что можно считать, что в моем случае она потрудилась в самую сущность моей природы заглянуть, вместо того чтобы всякие завитушки к ней пририсовывать.
Интересно, а как бы она Стаса назвала?
Я вдруг заметил, что Татьянино выступление как-то радикально изменило обстановку за столом. Напряжение явно спало — этого… Кису перестали рассматривать, словно колорадского жука, неожиданно приземлившегося в самом центре обеденного стола. Во всех направленных на него взглядах какой-то оценивающий интерес — вместе со сдержанным юмором — появился, словно каждый из них задавался тем же вопросом, озвучить который решился один я.
— Почему Киса? — озадаченно проговорил я.
— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Просто вылитый Киса — и все. Тому тоже на земле очень неуютно было — старая жизнь у него сломалась, и не по его вине, а в новой он так места себе и не нашел — Остап ни на минуту ему опомниться не давал…
Минуточку, меня, что, только что переименовали? Извините — у меня паспорт есть, в котором черным по белому и имя мое, и отчество с фамилией записаны!
Рядом со мной послышался сдержанный смешок — Тоша, похоже, оценил наконец-то происхождение своего имени. Маринин ангел (вот не буду я его Кисой называть!) бросил на Татьяну растроганный взгляд из-под ресниц. Понятно — и этого вмиг приручила! Вот почему любая моя попытка создать себе коалицию всегда заканчивается укреплением ее позиций? Вон и Стас уставился на нее, восхищенно головой качая, и Максим-Денис, судя по выражению его лица, нервно благодарит в душе начальство за то, что его на землю всегда с готовым именем отправляют. Все сразу готовы…
А нет, не все! Марина губы поджала, глаза прищурила, чтобы из них искры не снопом сыпались, и принялась сверлить Татьяну взглядом. Тихо-тихо, вот если кого изрешетить хочется, так по правую руку от меня более подходящий объект сидит — у нее на него куда больший зуб отрос, если я правильно помню…
— Татьяна, Анатолия кто называл — ты? — отчеканила Марина, не успел я и рта раскрыть, чтобы направить ее внимание на то, ради чего мы, собственно, засиделись. — Вот его и обзывай, как хочешь. А для моего ангела уж позволь мне самой имя придумать.
Ну, Татьяна, шляпу снимаю! Не перевесит, оказывается, никакой психологический талант со всем жизненным опытом простое знание конкретного человека. Так, нужно будет запомнить — с Мариной следует от обратного идти, так она и правильное решение примет, и останется в полной уверенности, что сама до него додумалась. Главное только — ни одной, ни другой об этом не проболтаться, а то с них станется потом вдвоем от обратного прямо ко мне пойти.
— Идею твою я поняла, — продолжала тем временем Марина, — но остановимся на имени Ипполит, причем тот, у которого ботинки на тонкой подошве. Такой вариант мне более подходящим кажется — он тоже очень правильным был, во всех отношениях, пока его не напоили.
О, ты смотри — родилась коалиция там, где я и не мечтал ее найти! Отлично — я всегда ратовал за равноправие, по крайней мере, за ангельское равноправие среди ангелов и человеческое — среди людей. Смешно, согласитесь, первых со вторыми на одну доску ставить. Отныне всех наших ангелов (по крайней мере, вновь прибывших) называем исключительно полными именами — по примеру основателя местной общины. Вот и Максим — тоже полное имя. Вот черт, и Денис тоже… Нет, плохой пример. Его пропустим — более важные дела ждут.
— Одним словом, будем считать церемонию представления законченной, — вернул я всех к цели встречи, — поскольку все, как мне кажется, поняли, кто такой Ипполит. — Взглядом я пообещал Марине полную поддержку в этом вопросе. — А теперь о главном. Поскольку вам двоим, — ткнул я пальцем по очереди в Марину и Ипполита (вот же имя на языке неудобное!), — удалось в свое время кардинально испортить друг другу жизнь, будьте любезны прямо сейчас, раз и навсегда, высказать свои претензии, чтобы оставить их наконец-то позади и начать жить нормально. И другим, между прочим, жизнь не осложнять.
Наступила минута молчания. Затем другая. Затем еще одна. Я занервничал — из того, зубами мной выгрызенного получаса уже добрая треть прошла, а они молчат! Ради чего я на похищение коллеги с рабочего места пошел? И если с ним-то, роботом застенчивым, мне все понятно — сидит, небось, минуты отсчитывает, чтобы немедленно вернуться к своим механизмам бесчувственным и искупить повышенной производительностью труда невольный прогул — то с какой стати Марина онемела, оказавшись лицом к лицу с источником своего презрения ко всей хранительной братии? У нее, что, только за глаза его честить смелости хватало или однажды сделанные ею выводы ни сомнению, ни корректировке не подлежат?
— Ну что ж, — словно услышав мой мысленный вопль, заговорила язвительно она, — похоже, на этом веку мне написано собирать ангельские критические замечания. Так что не стесняйтесь — Ваши претензии далеко не первыми в моей коллекции окажутся.
— Я не могу допустить даже мысли о каких бы то ни было претензиях с моей стороны, — забубнил ее бывший ангел, все также глядя себе на руки, сложенные на коленях, и вдруг поднял на нее усталые, болезненно прищуренные глаза: — Но, пользуясь случаем, я хотел бы извиниться перед Вами за то, что оказался неспособен разобраться во внутреннем конфликте, приведшем Вас к столь печальному концу. Это — самое меньшее и, пожалуй, единственное, что я могу сейчас сделать.
— Что значит — единственное? — мгновенно взвилась Марина. — Нет уж, Вы будьте любезны объясниться! Что, слишком неподатливой оказалась? Сколько ни наставляли на путь истинный, все равно сбилась с