Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ах, им всем интересно, что происходит с ангелом-хранителем, уронившим свою ношу? Даже самой ноше любопытно сделалось — как это ей удалось так извернуться, что он ее прямо себе на голову уронил. С последующей потерей сознания, здравого смысла и желания брать в свои руки что бы то ни было еще. Сидят, прищурившись с интересом — найду ли я достаточно впечатляющие по трагичности слова, чтобы не разочаровать это их любопытство…
Ну, все. Немой сценой этот сегодняшний спектакль не закончится — сейчас будут им громкие фанфары, предвещающие героический финал.
Глава 19. Единство противоположностей
На сей раз у меня не было и тени сомнения, что я попаду именно туда, куда нужно. Причем сразу. Если закон надобности меня сейчас по прямому назначению не доставит, то я уж тогда не знаю, что отчаянными обстоятельствами называть.
Другой вопрос — как надолго я там застряну. У меня были основания считать, что переговоры не займут у меня много времени — мной сейчас можно было стены прошибать, как физические, так и стену молчания и вежливого неодобрения — но рисковать не хотелось. Если бы речь шла только об ангелах (даже о темных, ворчливо признался себе я), я бы просто сказал, что у меня возникло неотложное дело, и попросил их не расходиться до моего возвращения.
Но люди… Особенно, женщины… Особенно, Татьяна с Мариной… Им же извольте подробно объяснить, что это за дело такое, затем выслушать их соображения по поводу его неотложности, и затем все равно быть готовым к тому, что твое отсутствие покажется им неоправданно долгим и к твоему возвращению они уже такого наворотят, что до скончания бесконечности не расхлебаешь.
— Я на десять минут отлучусь, — обратился я к Максиму со Стасом с равной убедительностью — в надежде, что их соперничество мне на руку сыграет. — И имейте в виду, что разговор мы еще не закончили — так что держите ее, как хотите, иначе получите официально оформленное обвинение в разжигании человеческой неприязни к сотрудникам соседнего ведомства и в создании препятствий в выполнении ими своих служебных обязанностей.
— Это кто меня здесь держать будет? — мгновенно взвилась Марина.
— Никто, — отрезал я, — если сбежать не надумаешь. А ты, — повернулся я к Тоше, — за Татьяну мне головой отвечаешь. Если уж из-за тебя вся эта каша сегодня заварилась, то будь любезен, пока я не вернусь, пылинки с нее сдувать, чтобы ей не пришлось лишний раз руку поднимать.
Татьяна тут же вскинула указательный палец.
— Тоша, дуй, — велел я ему, не сводя с нее глаз, — а не поможет, заталкивай ее в машину — только нежно! — и вези домой. И карауль ее там до моего возвращения. Мы здесь, в принципе, и без вас можем разговор закончить.
Татьяна мгновенно сложила руки на коленях и крепко сжала губы, чтобы ни единого слова, надо понимать, даже случайно не вырвалось. Вот так-то — на детей можно воздействовать угрозой оставить их без сладкого, а на Татьяну — без зрелищ. Только все равно недолго.
— Десять минут, — повторил я, обведя всех внушительным взглядом, и крепко зажмурился, сосредоточившись изо всех сил…
Открыв глаза, я обнаружил себя в комнате с двумя конвейерами. Досадно, мелькнуло у меня в голове — в моем нынешнем состоянии в самый раз было бы меня к тому сварливому блюстителю установленного порядка забросить. Он бы у меня сейчас в считанные секунды усвоил разницу между «Добро пожаловать!» и «Чего приперся?».
Ладно, не судьба в этот раз, подумал я, тряхнув головой, чтобы сбросить шальные мысли с первоочередных по важности. У меня сейчас счет не на секунды, конечно, а на минуты идет — но все же идет. Оглянувшись по сторонам, я снова потряс головой — решив, что от напряжения ожидаемая картина в глазах у меня многократно умножилась, и все ее копии нахально наложились друг на друга.
В комнате, между двумя конвейерами сновало десятка полтора ангелов. Похоже, там собрались все те, кого мы в прошлый раз видели ведущими светскую беседу в дальнем углу, и к ним еще и присоединилось определенное число помощников — то ли из предыдущей, то ли из следующей по цепочке конвейеров комнаты. И на сей раз они все работали, мельтеша у меня перед глазами, словно челноки на ткацком станке.
Марининого ангела нигде не было видно — по крайней мере, на переднем плане, у самого начала левого конвейера, где мы со Стасом застали его в прошлый раз. У меня сердце в пятки ушло — неужели его все-таки уволили за нарушение порядка обработки заявок? И где мне теперь его искать? Эти энергетики вообще какие-то неразговорчивые (берегут, небось, того ворчливого, как зеницу ока, чтобы отмалчиваться за его спиной, пока он от возмущения булькает), а сейчас, наверно, и вовсе оставят мои вопросы без внимания…
Я привстал на цыпочки, всматриваясь в передвигающихся — каждый по своей линии — ангелов в глубине комнаты. Они подхватывали то ли с конвейера, то ли с полочки над ним бланки заявок, бросали на них мимолетный взгляд, всовывали их молниеносным движением в ящичек в картотечном шкафчике на стене, тут же открывали там другой, на котором мигала лампочка (свободная рука при этом словно сама собой опускалась к конвейеру, перекладывая с него очередной подплывающий бланк на полочку), выдергивали из него подписанную заявку, бросались к другому конвейеру, клали ее туда, не глядя, и тут же возвращались назад.
Каждый из них двигался в своем ритме, и уже через пару минут у меня в глазах зарябило. Если бы не его рост, я бы и не обратил внимания на то, что один из них движется более равномерно, без лихорадочных рывков, словно хорошо отлаженная машина. Приглядевшись, я заметил согнутые плечи и чуть втянутую в них голову… Точно, он!
Путь к нему напомнил мне полосу препятствий, на которой будущие ангелы-хранители доказывают свою физическую пригодность к выбранной профессии. Прямо