лужица серовато-желтой воды. Аннев вытянул из дионаха все ниточки т’расанга до последней и вплел их в свой плащ, при этом кваир в крови Ханиката распался на воздух и воду. Вдруг внимание Аннева привлекло какое-то движение. Он опустил глаза и увидел на уровне колен слабое свечение люмена. Словно невесомое облачко, оно несколько секунд парило над лужицей, а потом растаяло в воздухе. Неужели, подумал Аннев, он только что стал свидетелем, как душа Ханиката отошла в мир иной? Или это был лишь отсвет неверного пламени свечи?
Аннев прислушался к своим ощущениям: он был готов к тому, что его снова вырвет, однако, как ни странно, на сей раз его деяния не вызвали в организме ни малейшего возмущения. Даже сердце, которое, чуть что, тут же норовило вырваться из груди, на сей раз билось ровно.
Что же я натворил? Аннев старался отыскать в глубине души хотя бы намек на чувство вины. Я только что убил человека… но почему-то ничего не чувствую.
Может, все потому, что Ханикат заслуживал смерти? Этот человек не задумываясь убил бы Титуса с Терином, да и вообще кого угодно, кто посмел бы встать у него на пути. И снова, несмотря на все свои клятвы, стал бы преследовать Аннева. Может, Аннев хотел его убить, потому что это было справедливо?
Аннев взглянул на свою золотую руку, в которой сжимал жезл сотворения. На тыльной стороне, прямо над изображением дымящейся наковальни и молота, Кеос выгравировал слова: AUT INVENIAM VIAM AUT FACIАM.
Либо найду дорогу, либо проложу ее сам.
Сунув жезл в карман плаща, Аннев перевернул руку ладонью вверх и прочел вторую надпись: MEMENTO SEMPER. NUMQUAM OBLIVISCI.
Всегда помни. Никогда не забывай.
О да, он всегда будет помнить. И Содара, и своих друзей по Академии, и каждого из тех, кто погиб из-за амбиций Дортафолы и Неруаканты. Будет помнить он и Ойру с Ханикатом. И Салтара с консулом Анабо, – по счастью, благодаря словоохотливости Ханиката он теперь знает, где искать эту парочку. Не забудет он и о новых богах и их марионетках: о Кельге с Янаком Хартом, которых уже успел отправить на тот свет, и о Рокасах, с которыми ему еще предстоит встретиться. Он даже вернется в Банок и выдворит оттуда этих проклятых сынов, о которых тоже прекрасно помнит. Он их всех будет помнить – и врагов, и союзников – и станет охотиться на каждого, кто захочет причинить вред ему и его друзьям. Охотиться… и убивать… но лишь потому, что ему не оставили выбора.
Аннев снова взглянул на серую лужицу у его ног, ожидая, что совесть вот-вот проснется и он передумает, однако вместо этого почувствовал, как сильнее крепнет его уверенность.
Я не плохой человек. Я лишь делаю то, что нужно.
И он точно знал, что нужно делать дальше: найти Дортафолу и заставить его отозвать всех своих сианаров. Однако, прежде чем это случится, необходимо прикончить Салтара и убедить консула Анабо больше не соваться в политику терранцев. Но в первую очередь следует выяснить, кому из новых богов или агентов Неруаканты эти двое служат. Тогда у Аннева появится целый список новых лиц, которых нужно будет разыскать, допросить… и, возможно, лишить жизни.
Если мне придется кого-то убить, чтобы спасти кого-то другого, его смерть даст мне возможность совершенствоваться в умении творца. И я не стану ее упускать, ведь иначе я лишу себя и знаний, и силы. А для противостояния Дортафоле и Неруаканте мне понадобится и то и другое.
В глубине души дрогнуло какое-то странное чувство. Что это – совесть? Или страх одиночества? Ведь теперь он сам по себе. И если оступится, обвинять будет некого. Нет больше ни мастеров, ни древних, ни старых священников, ни дионахов – никто не скажет ему, что еще шаг – и он перейдет черту.
Неужели я становлюсь одним из тех, кого ненавижу? Аннев задавался таким вопросом, провожая глазами серую струйку, стекающую к сливному отверстию в углу комнаты. Я убиваю чудовищ… или сам становлюсь чудовищем?
Он прислушался к себе в надежде услышать голос совести. Но ответом ему была тишина.
Глава 81
Дорога от дворца короля Ченга на Иннистиуле до северного побережья Одарнеи занимала у консула Фибы Ондины Анабо целый день. Неспокойные воды канала неизменно вызывали у нее приступ морской болезни, поэтому она сходила на берег в Неамаре. После ночи, проведенной в единственной городской гостинице, которая не кишела клопами, ей предстояло еще два дня протрястись в экипаже до Квири. Там она проводила ночь, а на следующий день отплывала в Лукуру. В тех редких случаях, когда король Ченг проявлял щедрость, она прибегала к услугам какой-нибудь ведьмы или заклинателя водной стихии. Все они являлись самоучками и не могли сравниться по силе с дионахами, однако и среди них попадались настоящие знатоки своего дела, и тогда путешествие в Лукуру занимало три дня вместо обычных четырех. А если удавалось найти настоящего сокрушителя духа или щитоносца, то к северному шлюзу Лукуры корабль прибывал уже к ночи следующего дня.
Впрочем, случалось это чрезвычайно редко, и не в последнюю очередь благодаря стоимости подобных услуг. Король Ченг, прижимистость которого уже стала притчей во языцех, отличался еще и необыкновенной проницательностью и не разделял стремления консула Анабо к комфорту. Что до магистрата Бливена, так тот, казалось, нарочно выделял на ее миссии сущие крохи, получая от этого прямо-таки садистское удовольствие.
– Неделя. Целая проклятая неделя.
Одна лишь мысль о том, что завтра ей снова придется подняться на борт корабля, вызывала у консула Анабо приступ тошноты.
– Я два дня трясусь в этой чертовой карете, глотая пыль, и у меня едва остается время на то, чтобы принять ванну и немного поспать, а Бливен считает, что ночевка в Квири – ненужное излишество. Когда-нибудь он у меня дождется. Пусть еще хоть раз об этом заикнется – и я прикажу Элару отрезать ему язык и засунуть в банку с его яйцами.
– Интересно, – отозвался Джаффа, семенящий позади с двумя тяжелыми сумками в руках. – Неужели магистрат Бливен и правда хранит свои яйца в банке?
Анабо остановилась перед дверью двухэтажной гостиницы. Лицо консула исказила гримаса отвращения.
– Понятия не имею. А что обычно делают с яйцами евнухов?
Илюмит поставил сумки на землю и невозмутимо произнес:
– Мне не говорили. Думаю, мои скормили свиньям, однако утверждать наверняка не возьмусь. Но я совершенно точно уверен, что их не стали хранить в банке.
Анабо издала мученический стон.
– Боги,