литературе.
Девочка знала, что в семейной библиотеке Найтов должны найтись книги, которые читала Джейн, и чем больше времени она проводила за стряхиванием пыли со старинных потертых томов и чтением заметок на полях, тем более здравой ей казалась идея о составлении каталога, способного пролить свет на то, что читала писательница в последние десять лет своей жизни.
Разбираясь в этих тысячах томов, она делала пометки в блокнотике, пряча его на одной из полок, и заносила туда все, что считала важным. Так продолжалось уже полтора года – ночами, когда все в доме спали. Ей была отведена крохотная спаленка на третьем этаже. Весьма любезно со стороны мисс Найт – после долгого дня ей не нужно было возвращаться домой. И все же Эви не доверяла своих тайн никому, даже самой мисс Найт, и каждую ночь все сидела с блокнотом на своем стульчике. Совсем еще юная, неопытная, Эви была убеждена в том, что в этой библиотеке был ключ к пониманию творчества Джейн Остен – возможно, наряду с бесценными книгами, и ей хватало смекалки, чтобы ни с кем не делиться своими подозрениями, по крайней мере сейчас. Утром того же дня она слышала, как мисс Найт говорила по телефону с кем-то из «Сотбис», и сделала вывод, что теперь, когда кончилась война, интерес к вещам писательницы, ее письмам и рукописям значительно возрастет.
Эви уже успела внести в свой список полторы тысячи из двух имевшихся в библиотеке томов, каталогизируя по несколько книг за ночь. С самого начала она прикинула, что на все ей понадобится около двух лет. Она понимала, что весь ее труд не будет иметь смысла, если не просмотреть каждую страницу каждой книги. Слишком велик был риск пропустить какую-то пометку или инициалы, или – помилуй бог! – запись, оставленную самой Остен.
Самым тяжелым и времязатратным для девочки было переписывать в свой маленький блокнотик все заголовки и обороты титульных листов вместе с заметками на полях. Иногда за целую ночь она успевала просмотреть всего пару-тройку книг. На выходных она этим не занималась – отправлялась домой, чтобы помочь матери по хозяйству и побыть с отцом. Она слишком хорошо себя знала – так же было и с книгами Аделины Льюис – взявшись за дело, она не останавливалась, и без таких перерывов она бы продолжала работать каждую ночь.
А этой тихой, лунной сентябрьской ночью, при свете тусклой керосиновой лампы, Эви листала страницы старинной немецкой книги – части десятитомника. В каждой части было несколько сотен страниц, и впереди были еще тысячи. Шанс найти хоть что-то на полях этого труда о происхождении немецкого языка, несмотря на всю ее тягу к исследованиям, был ничтожен.
В такие минуты Эви всегда овладевало искушение пропустить несколько страниц. Но твердость ее характера и голос, твердивший ей, что она особенная, несмотря на все испытания, выпадающие на ее долю, действительно делали ее не такой, как остальные. Она всегда слушалась внутреннего голоса, даже когда ей все было безразлично и наваливалась усталость – а сейчас этот голос запрещал ей сдаваться.
Было почти два часа ночи – обычно в это время Эви заканчивала работу. Опытным путем она установила, что могла спать всего четыре часа. Девочка была уверена, что сможет продержаться так еще несколько месяцев. Недостаток сна не страшил ее – в поместье для Эви всегда находилась работа, но она не требовала от нее никаких умственных усилий, и она ждала каждой ночи с нетерпением, чтобы остаться наедине с собой.
Листая страницы огромного фолианта – такие тяжелые, что ей трудно было переворачивать их, она почувствовала, что между ними что-то спрятано. С нетерпением она добралась до последней страницы и увидела выпавшее письмо.
Почерк был знаком ей – она уже видела комментарии, посвящения и заметки на полях, сделанные этой рукой. Должно быть, письмо так и не отправили – на нем не было марки.
Она торопливо читала его и не верила своим глазам, словно письмо могло внезапно исчезнуть – так же таинственно, как нашлось, а затем перечитала его еще трижды, и каждый раз все медленнее. Если бы только она могла догадаться, что держит в руках, она бы поняла, что это именно то, что так долго искала.
Она немедленно переписала его в свой блокнотик, следя, чтобы каждая строчка начиналась и заканчивалась именно так, как в оригинале, сохранив все грамматические и орфографические ошибки, каждую черточку.
Поздней ночью в этой библиотеке с ней уже случалось подобное, но сейчас, тщательно копируя это письмо, она испытывала небывалую радость. Теперь она поняла, для чего провела столько бессонных ночей на этом стульчике, совсем одна. Ради этого она продолжала свой труд. И поэтому мисс Аделина была права.
Ее открытие обогатило весь мир.
Как сказала бы мисс Вулф, она «поймала Джейн Остен с поличным».
Глава 8
Чотон, Хэмпшир.
Октябрь 1945
Однажды в пятницу вечером Хэрриет Пэкхем постучалась в полуоткрытую дверь кабинета доктора Грея, и, взглянув на нее, он увидел новую мину на ее лице. В последнее время он запоминал весь спектр ее эмоций, которые так мешали их нормальной совместной работе. Он бы предпочел видеть сестру, которая всегда была приветливой, не позволяя себе лишнего – никаких намеков и колкостей, столь излюбленных Хэрриет, все время пытавшейся уязвить его.
– Прошу прощения за то, что отвлекаю вас, доктор Грей, но звонит миссис Льюис. – Хэрриет слегка наклонилась и почти шепотом добавила: – Мать Аделины Гровер.
– Знаю, мисс Пэкхем, – поспешно ответил он. – Я сейчас подойду.
– Хорошо, доктор. – Хэрриет развернулась и вышла.
Доктор снял трубку с аппарата, но говорить начал, лишь дождавшись щелчка телефона в прихожей.
– Миссис Льюис, в чем дело? Что-то с Аделиной?
– Да, доктор, простите, что беспокою вас, ведь уже почти время ужинать.
– Ничего страшного. У нее начались схватки? – Доктор взглянул на настенный календарь. – Хотя для этого еще не время, ведь родить она должна примерно через месяц?
– Мы не знаем, доктор Грей, но ей нехорошо. Она очень переживает, намного больше обыкновенного.
– Что ж, кажется, я все понял. – Он поднялся, принялся собирать саквояж. – Хорошо, что позвонили. Я уже выхожу, скажите Аделине, что буду через пять минут.
За это время он как раз должен был добраться до их дома на другом конце деревни.
Так быстро, как мог, он шел по дороге со своим чемоданчиком. Добравшись до крытого соломой домика Гроверов в стороне от дороги, замедлил шаг – он слегка запыхался и не хотел, чтобы