трость, длиннолицый, остроскулый, темно-русый, с мальчишеским косым пробором, он приходился ей ровесником – ему было сорок семь.
Франсес приветствовала его таким же кивком. В ее бледно-серых глазах читались тоска и печаль, и он в сомнении застыл на пороге, не решаясь войти.
– Надеюсь, что не помешал, – он неловко осмотрелся.
– Вовсе нет. Как себя чувствует мой отец?
Эндрю сделал несколько шагов ей навстречу, сложил бумаги, которые держал в руках, и спрятал их в свой портфель.
– Боюсь, не лучше прежнего. Доктор Грей навещал его на этой неделе?
– Да, он заходит к нам рано утром, по вторникам и четвергам. Когда отец еще в здравом уме.
– И когда с ним не так страшно беседовать, – ответил Эндрю, но тут же спохватился: – Прошу прощения, Франсес, то есть мисс Найт. Это прозвучало слишком грубо.
– Ничего, ведь это и в самом деле правда. – Она указала на поднос с горячим чаем: – Не желаете выпить чашечку перед тем, как вернетесь в Олтон? Булочки всего как час из духовки, Жозефина пекла.
Чуть помедлив, Эндрю присоединился к ней, устроившись в кресле напротив. Она налила ему чаю, выдавив в чашку немного лимонного сока, как он любил.
– Должно быть, вам есть что обсуждать с моим отцом. Я знаю, что наши финансы в полном беспорядке.
Эндрю отпил глоток из чашки перед тем, как ответить:
– Отец вообще посвящал вас в свои дела?
– Нет, никогда. Говорил, что я не создана для этого.
Эндрю взглянул на потолок, словно силясь что-то вспомнить.
– Удивительно. В школе вы знали математику лучше меня и Бенджамина Грея.
– Раньше я много чего умела, – пожала плечами Франсес. – Сейчас многое позабылось. А как у вас дела?
Эндрю внимательно слушал ее, и она заметила, что он взволнованно нахмурился.
– Дела в порядке, все хорошо. Как и всегда. Хотя я бы хотел отойти от работы с имениями.
– Должно быть, это тяжкий труд, как и работа Бенджамина, – непросто помогать людям, вместе с которыми вы выросли.
– Полагаю, у всех были свои причины, чтобы остаться здесь. Нет ничего идеального, и жизнь в Олтоне чем-то да хороша.
Забавно было слышать от него такое – у Эндрю до сих пор не было ни жены, ни детей. Ей было бы интересно узнать, что хорошего в том, чтобы всю жизнь прожить там, где ты родился, – временами она сожалела об этом.
– И потом, помогать людям, особенно тем, кого хорошо знаешь, – своего рода честь, вы не находите? – добавил он.
– Говорят, это ключ к счастью.
Теперь настала его очередь дивиться ее словам, зная, как редко она покидала поместье и с кем-то общалась.
– Полагаю, ваше утверждение не нуждается в комментариях, – быстро уточнила она, заметив его недоумение.
Он сделал еще один большой глоток чая, поставил чашку на поднос и откашлялся.
– Итак, что касается поместья – знаю, что ваш отец всегда вел все дела сам и сейчас вам крайне нелегко. Однако времена как хорошие, так и дурные, требуют принятия решений. Отчетность, судя по вашим бухгалтерским книгам, не в самом лучшем состоянии, и я, по мере своих способностей, пытался помочь вашему отцу так, как только мог. Все же я думаю, что вам стоит поговорить с ним об этом. Когда настанет время, у вас и без этого будет много, э-м, хлопот.
Она опустила глаза, словно вглядываясь в невидимую книгу на коленях.
– Даже в лучшие дни мы с отцом почти не общались.
– Я знаю.
Он впервые упомянул об их совместном прошлом, и она перевела взгляд на его озадаченное лицо, чтобы удостовериться, что не ослышалась.
– В любом случае, это ничего не изменит. Отец всегда принимал решения сам.
– И это мне тоже известно.
Франсес вздохнула.
– Я просто хочу хоть как-то прожить остаток года. Наконец-то эта ужасная война закончилась.
И сразу же подумала, что в сказанных ею словах было непростительно много эмоций.
Она допила свой чай, китайский фарфор с тихим звоном коснулся серебряного подноса.
Эндрю поднялся, сочтя это намеком на то, что ему пора уходить.
– Что ж, мне пора возвращаться в контору.
– Вы проделали весь этот путь пешком?
– Да. Это же мой любимый маршрут.
И с этими словами он легким поклоном попрощался с ней, а затем ушел.
Франсес не двинулась с места. Обычно после столь непростых для нее бесед она долго бродила по пустым комнатам, обдумывая каждое сказанное слово. Все члены ее семьи доживали до преклонного возраста в здравом уме, но ее рассудок уже начинал изменять ей – возможно, из-за того, что она так и не вышла замуж. Поэтому, несмотря на состояние их счетов, отец до сих пор мог справляться с делами лучше, чем она, и ее так удивили вопросы Эндрю.
Ход ее мыслей прервал приход Жозефины, явившейся со стороны лабиринта из коридоров, кухонных и подвальных помещений.
– Мисс Франсес, вас к телефону. Мистер Ярдли Синклер из «Сотбис».
Франсес нахмурилась.
– Не знаю никого такого.
– Мне передать, что вам нездоровится, мэм?
– Нет, – она поднялась с кресла, – я отвечу. Благодарю, Жозефина.
Мимо по коридору прошла Эви Стоун с щеткой, направлявшаяся в библиотеку. Франсес с улыбкой смотрела ей вслед – девочка проявляла особое усердие, убираясь в библиотеке. Слишком долго все эти тома в одиночестве пылились на полках.
На столике в передней, под массивной висячей якобинской лестницей, что вела наверх, стоял телефон. Франсес сняла трубку.
– Франсес Найт, – неуверенно проговорила она, и ее имя прозвучало как вопрос.
Человек на том конце провода прочистил горло, словно слишком долго ждал ее ответа.
– Здравствуйте, мисс Найт, меня зовут Ярдли Синклер. Я представляю лондонский аукционный дом «Сотбис».
– Я слушаю.
– Спасибо, что ответили на звонок. Недавно я курировал продажу поместья Годмершэм.
Когда-то Годмершэм тоже был вотчиной Найтов, но его продали десятки лет назад в счет уплаты налогов и долгов.
– Да, я слышала об этом. – О том, что имение распродано на аукционе, им с отцом сообщил Эндрю Форрестер, получивший от коллеги копию каталога «Сотбис», которую они внимательно изучили.
– Мне очень жаль, что приходится говорить с вами по телефону – я бы с удовольствием явился лично. Видите ли, я самый преданный поклонник творчества вашей знаменитой родственницы. Самый преданный.
– И в чем же мерило вашей преданности? – поинтересовалась Франсес, и сперва ответом ей было испуганное молчание, за которым раздалось нечто вроде сдавленного смешка.
– Действительно, право, это забавно… вам, наверное, все так говорят.
– Да, – ответила она.
– Видите ли, на аукционе несколько вещей, принадлежавших мисс Остен, приобрели американцы, и один из них просил меня связаться с вами.