так не любил, как этот юноша любил эту уродку! Ком боли захватил ее горло, а рука на щеке расцарапала кожу. Чтобы не разрыдаться, она мигом убежала…
– Что с тобой? – спрашивал голос из фонтана. – Ты выглядишь… уязвленной! У кого же хватило на это духу!?
– Как ты можешь видеть меня! – в отчаянии закричала королева. – Не смей на меня смотреть!
– Хорошо, не буду… Но что стряслось?
Королева не смогла ответить, а только безутешно рыдала. Лицо ее исказила гримаса боли. Двое уродов посмели разбить ее ледяное сердце, и теперь его осколки, словно когти стервятника, раздирали грудь! Она горевала от того, что никогда не сможет ощутить того же, что ее подданные, нарушившие королевский указ. От этого можно рыдать бесконечно: априори это было невозможно. Казалось, у нее внутри что-то давно умерло, ещё, когда она родилась, если не раньше, но только сейчас она это обнаружила и теперь безутешно оплакивала потерю.
«Ты не умеешь любить…» – пронеслись у нее в голове жестокие слова тайного друга.
Значит, она уже появилась на свет такой, какая она сейчас! Ещё в утробе матери была таковой: несовершенной, пустой, ущербной, уродливой…
Королева пуще прежнего разрыдалась. Но зачем плакать над тем, что никогда не рождалось?! Все равно, что на похоронах лить слезы на пустой гроб…
– Меня любят все! – вдруг со злостью произнесла она, вытирая щеки.
– Тебя все боятся и только! Зачем же тогда тебе красота? – тут же молвил тайный друг.
Королева вновь почувствовала, как ее грудь острыми ногтями пронзает стервятник.
– Замолчи! Замолчи! – кричала она, хватаясь за грудь.
– Твоя жизнь сплошная борьба! И отдохнуть от нее ты не можешь!
– Я убью их! Я убью их! Тогда моя боль пройдёт!
– Да, это верно… От двух любящих уродов может родиться красивое дитя!
– Что?! – королева в ужасе повернулась к фонтану и поглядела внутрь, как будто стараясь разглядеть лик невидимого тайного друга.
Но внутри лишь в бешеном ритме крутился вихрь из драгоценных камней.
Королева, ничего не сказав, выбежала из сада и приказала схватить двух уродов, что тайно встречались в низине у ручья.
Их тут же доставили прямо к ногам ее величества. Королева же старалась даже не глядеть на влюблённых: дикая боль в ее груди вновь давала о себе знать.
Гуню и Люлю привели к волшебному фонтану. Им было приказано прыгнуть внутрь. Обычно, никто не осмеливался самостоятельно отправиться в неизведанный полет, поэтому палачи сталкивали обвиненных. Но Гуня взял Люлю за руку и поднялся с ней на бортик фонтана.
Королева мельком взглянула на них и тут же пожалела: вновь боль пронзила ее грудь, она была так сильна, что ей вновь захотелось расцарапать себе щеки, лишь бы отпустить ее. Пусть щека и ныла от царапин, но это ничто по сравнению с невидимой болью души. Она чуть не закричала от бессилия, и сама была готова столкнуть влюбленных. В эту роковую минуту собственная боль тревожила ее сильнее, чем рождение красивого ребенка от большой любви двух уродов. Но ее величеству не пришлось вновь причинять себе увечья: уроды спрыгнули в калейдоскоп…
* * *
После очередного рутинного рабочего дня Сергей Иванович возвращался домой на городском автобусе. Время было вечернее, уставшие пассажиры спешили домой: кто-то к мужу, кто-то к жене, кто-то к детям или внукам, а Сергей Иванович к черепашке.
Он стоял на центральной площадке, мечтая лишь об одном: прийти домой и объесться сдобы. Он бездумно глядел сквозь противоположное окно. Кто-то из пассажиров дремал, то и дело роняя голову на грудь, некоторые оживлённо болтали, другие глядели в окно. Сергея Ивановича не особо волновали незнакомцы, но на одноместном сиденье внимание привлекла странная особа…
Сергей Иванович, не отрываясь, разглядывал незнакомку. А это была Люська-цветочница.
Она сидела боком и глядела в окно. Было заметно лишь копну коротких кудрявых волос цвета мокрой соломы, а ближе к затылку они были выстрижены, оголяя полную шею.
Бледная кожа была настолько тонкая, что виднелись «реки» из вен. Несмотря на массивное туловище и полные руки, ноги были худые, словно у молоденькой девушки.
На Люсе как влитая сидела черная короткая юбка с бантиками и трикотажная майка в обтяжку. Маленькими пухлыми пальцами она держала холщовую серую сумку, перекинутую через плечо.
А на плече красовался рисунок в виде ромашки с оторванным лепестком.
Рисунок настолько олицетворял саму Люсю, будто она родилась с этой «ромашкой».
Глядя на девушку, в голове Сергея Ивановича всплыл образ поля с высокой травой, а вокруг деревья и ветер сильный-сильный, что аж толстые стволы прогибаются.
В воздухе гуляет свежий сладковатый запах, как у бабушки в деревне, он отдаёт парным молоком, медом и только что испечённым хлебом.
Сергей Иванович вспомнил себя в детстве, как был счастлив, пока прыгал по лужам и ловил сачком бабочек. Словно волной неведомое ранее чувство накрыло его, что аж лоб вспотел, и руки слегка затрясло. Он даже принюхался и мог поклясться, что запахло свежей выпечкой. Он настолько окунулся в свои воспоминания о счастливом лете, что, казалось, улетел из автобуса к бабке в деревню, только не один, а вместе с Люсей.
Сергея Ивановича очень заинтересовал рисунок на плече незнакомки, так и тронул его этот несчастный лепесток, оторвавшийся от семейства и готовый упасть на шершавый локоть девушки.
Автобус доехал до очередной остановки, и Люся неожиданно встала и направилась к выходу.
А Сергей Иванович вздрогнул и нервно раскашлялся.
Незнакомка посмотрела в его сторону. Взгляд ее был сонный безучастный: солнце слепило глаза. Ее лицо было очень милое, а черты мягкие.
Люся вышла из транспорта, солнце тут же спряталось за облака, и в автобусе, как и прежде, расплылась киселем людская усталость.
Сергей Иванович так и подскочил на месте, словно проснулся от страшного сна, где начальник сделал ему выговор. Он попросил водителя остановить автобус, выскочил на улицу и побежал за исчезающей Люсей.
* * *
Несчастная королева рыдала.
– Убей меня… – молила она тайного друга. – Я не хочу чувствовать. Это больно. Прошу, убей меня!
Фонтан молчал. Тишина угнетала, и Прекрасная Королева слышала лишь собственные всхлипывания. Пусть и стало в Разноцветье на двух опасных уродиков меньше, боль от несовершенства не покинула ее.
– Я не нужна тебе… – тихо произнесла королева. – К чему тебе мое красивое тело, если в нем нет души?
Королева вновь зарыдала, оплакивая свою пустую искусственную жизнь.
Она скулила как собака, временами жалобно подвывая – за всю жизнь она ни слёзы не проронила, а сейчас за одно мгновение буря грусти и печали захватила ее и выходила наружу.
– Я не могу ручаться за твою смерть… – наконец, произнёс голос из волшебного фонтана.
– О чем ты говоришь? – всхлипывала королева. – Что я теперь и умереть не могу?!
– Я не всегда властен над ним и не ведаю, что сделает с тобой мой водоворот.